О Дорне вспоминать приятнее. Дорн — колыбель свободы и магии. Погода там изменчива и подчиняется воле темнейшего князя. Сегодня снег, завтра дождь, послезавтра лето. Это веселее, чем можно представить. В Дорне море, залитые солнцем полянки, горы полные магии.

Траминер… по своему красив. Он зелёный, сочится светом и благородством, как надменный аристократ в своей чистенькой чайной комнате. Траминер давно перестал быть передовым хоть в чём-то, он ещё две сотни лет назад прогнил из-за страсти к традициям и деньгам. Ничего не изменилось.

— Ой, не терпится на всё посмотреть, — пищит Лю и ведёт своих соседок в дом.

Два этажа. На первом гостиная и кухня, где копошатся какие-то девочки. Там же маленькая библиотека с письменными столами. На втором этаже четыре спальни, в каждой своя ванная комната.

— А вот и наши хоромы! — объявляет Лю, открывает двери в одну из спален и обводит её рукой.

Пять узких кроватей, закрытых плотными пологами, За каждой комод и узкий шкаф с вешалками. Одинаковые прикроватные тумбочки, на матрасах стопочкой постельное бельё. Большой общий шкаф для верхней одежды, где теперь висят четыре бордовых пальто и одно чёрное. Имеется даже неплохо оборудованный уголок, где стоят гладильная доска и зеркало в полный рост. В просторной ванной пять одинаковых шкафчиков для полотенец, халатов и косметики.

Ванна. Вот что нужно!

И пока девчонки затаскивают сумки, Брайт запирается в ванной и умывает лицо холодной водой.

Она долго смотрит на себя в отражении зеркала, висящего над раковиной. Вода с него не стекает, а впитывается в кожу, что может испугать любого до смерти. Глаза сверкают розовым так, что бросают тень на ресницы. Под ними залегли мешки от бесконечных слёз и недосыпа.

— Соберись. Не нарывайся. Держи себя в руках.

Би думает об отце. Она пытается смириться с тем, что теперь каждое утро будет смотреть на своё лицо именно из этого зеркала, видеть за спиной именно эту душевую кабину. Что умываться будет именно в этой раковине, а вытирать волосы именно этим полотенцем, что сейчас лежит на полочке в её шкафчике.

— Соберись. Не нарывайся. Держи себя в руках.

Она пытается принять, что девочки, щебечущие за стенкой — её соседки. Первые соседки в жизни! Совершенно чужие ей люди, которые будут спать рядом, на соседних кроватях. Они первыми будут желать ей доброго утра, первыми поздравят её через месяц с девятнадцатилетием. Они должны будут стать её семьёй? Должны же?

Она не знает.

Понятия не имеет должна ли с ними дружить, но наверное нужно всё им рассказать как есть, это было бы справедливо.

— Вокруг так много людей, папочка…

Энграм Хардин — больной, полоумный придурок, не отлипает. Бели Теран — странная, агрессивная особа. Неизвестный защитник по имени Рейв, который говорил “эта Иная”. Дружки Хардина. А ещё есть преподаватели, однокурсники, и в доме с ней живёт ещё пятнадцать девочек.

— Я должна просто потерпеть. Полгода. Верно?

Девушка в отражении кивает.

|СУЩЕСТВО, — а, ср.

Живая особь, человек или животное.|

— Эй, давайте нормально знакомиться! — Лю тянет Брайт за руку, стоит ей появиться в комнате. — Брайт, это Мелона и Овада, они сёстры.

Обе рыжеволосые, с карими глазами. Их носы покрыты веснушками.

— Илунженки, — хором объявляют девочки.

— Погодки, — говорит Мелона. — Так вышло, что я пропустила год. Болела огненной сыпью в прошлом году, после поездки в Аркаим! Ой… это же ты оттуда, да?

— Да, я знаю, что такое огненная сыпь, — улыбается Би.

— Ты всегда в очках? — спрашивает Овада.

Да, у меня светобоязнь.

Нет. Просто вы такие солнышки, что я прячусь.

Да, и не спрашивайте, это личное!

Но увы, Брайт приняла решение, что всем будет говорить правду, потому что так проще жить. Скрывать всё равно не получится, она слишком странная. Потому тянет очки вниз и откладывает на свою тумбочку, а потом медленно поднимает на соседок взгляд.

— Как красиво-о… — тянут все, кроме девушки-по-имени-Нем.

— Это Нимея Нока, — говорит Лю.

Не нужно гадать, это явно фольетинка-оборотень. Черноглазая, с шоколадными кудрями и смуглой кожей. И судя по тому, что она «всех тут знает», видимо в Траминере она тоже не новенькая.

Нимея поднимает руку и лениво перебирает в воздухе пальчиками.

— Привет, — улыбается она.

— А ты значит… — Лю мнётся. — Аркаимка?

— Нет… Я родилась и выросла в Дорне, — глупо уходить от ответа до бесконечности.

Брайт падает на свою кровать и начинает заправлять в наволочки подушки, чтобы занять чем-то руки.

Илунженки — Мелона и Овада — делают это при помощи магии. Их постельное само собой укладывается на кровать. Здорово иметь самую слабую, но самую универсальную магию в мире. При должной сноровке Илунженки могут вообще всё, достаточно только выучить нужное заклинание. Зато они не отращивают перья и когти, когда выходят из себя и не начинают петь на неведомом языке, вводя людей в гипноз. Они могут всё и не могут ничего. Это так по-человечески.

Нимея тоже начинает разбирать постельное, но, как и Брайт, вручную. Оборотням колдовать труднее всего. Их потенциал скрыт в животной форме, а человеческая или вовсе лишена способностей, или они на самом зачаточном уровне.

Лю же весело что-то щебечет и вслед за кроватями сестёр все три оставшиеся приходят в порядок. Наволочка вырывается у Брайт прямо из рук и натягивается на подушку, а Нимея падает от неожиданности, когда простынь решает застелиться самостоятельно.

Брайт и Нимея переглядываются и синхронно говорят:

— Не делай так больше!

Лю краснеет.

— Простите, хотела помочь…

Нимея усмехается, глядя теперь на Брайт:

— И кто же ты? — это нагло, но почему-то её вопрос смущает гораздо меньше, чем тот, что задала Теран. — Розовые глаза… волосы длиннющие, кожа будто светится. Я не припомню ни одного класса с такой внешностью. Даже для Дорна это необычно. Разве что…

Но Нимея не решается продолжить.

Брайт кивает и сжимает губы, прежде чем ответить. С её кровати видно зеркало, стоящее в углу, и она долго изучает отражение, которое за всю жизнь успело надоесть.

Волосы и правда слишком длинные. Они вьются жёсткими ломаными линиями и имеют странный цвет, из-за которого, должно быть, Бели чуть было не приняла Брайт за свою. Дюжина оттенков от медового до темно-коричневого, мешаются в пёструю гриву, будто кто-то регулярно каждую прядь отдельно красит. А ещё сколько бы Би не стригла, длина к утру обязательно возвращается, иногда вместе с новым оттенком волос.

Но самые пугающие всё равно глаза, вот почему люди не признают в Брайт свою. Она — ничья. У каждого класса свой цвет глаз, волос, кожи. Свои особенности. А Би места не нашлось.

— Это не секрет, — выдыхает Би, — но я буду благодарна, если не станете болтать.

Девчонки кивают и затаивают дыхание, хоть уже и поняли, что она сейчас скажет. Такие вещи изучают в школьной программе, просто поверить трудно, что такое может быть где-то настолько рядом. Вот прямо в твоей комнате на соседней кровати.

— Я… сирена.

Все понимающе воют. Сёстры удивлены, Лю смотрит с жалостью, а Нимея с интересом.

— Моя бабушка… Брайт Масон-старшая.

В Дорне это многое бы объяснило. Брайт Масон была знаменита. Племянница темнейшего князя Габриэля Гера, первая женщина с генами сирены, известная миру. Только это было слишком давно, чтобы и Траминер что-то помнил.

— Ты — Брайт Масон… — начинает, непонимающе Лю.

— Да. И я, и моя бабушка. Меня назвали в честь неё. Моя бабушка — дочь дорнийского дракона Самуэля Масона и чистокровной сирены.

Теперь даже Нимея удивлена настолько, что отшатывается в сторону.

— Но если прабабка сирена, — Нимея чуть кривится, будто речь о какой-то нежити. — Разве гены настолько сильны…