Не знаю – этим ограничивается большинство моих ответов. Да и что я могу сказать? Отец Ник? Ах да, видела. Подвозил меня домой на прошлой неделе, завез в лес и пытался задушить, тороча какую-то чушь о ключах и границе. Обычный вечер, ничего особенного. Полицейский не перестает сыпать вопросами, которые дела вовсе не касаются. Просто ему понравилась Эми. Он от нее ни на шаг не отходил. Когда я вернулась из кухни, он уже выдохся и удалился со своей командой живодеров. Это был самый сложный день, день допросов, день воспоминаний, день похорон. Все прошло тихо, родственников у дяди немного, зато жителей Уинтер Парка пришло на мессу немало. Не зря ведь говорят, что его любил весь город. Такими словами просто так не бросаются.

Следующая неделя пролетела, как падающая звезда, быстро и незаметно. И почти так же безнадежно. Затем неделя после нее и после. Каждый день, словно уже прожитый, проходил по заранее написанному сценарию. Просыпаюсь. Еду на занятия. Возвращаюсь домой. Эми нет. С того дня, когда мы узнали о гибели единственного родственника, она отдалилась. С головой нырнула в пруд рабочих ночей и будней. Будто до этого было мало. Я и раньше ее почти не видела, теперь и вовсе словно живу одна. Когда родители были живы, все было по-другому. Дни рождения запоминались на всю жизнь. В отличие от Эми, мама никогда не забывала, когда я родилась, сколько мне лет и какой торт я люблю. А папа всегда старался позабавить меня милым, но бесполезным подарком. Как-то раз он привез мне из командировки целого слона. Игрушечного слона с барабаном. Мне показалось странным, что слон играет на барабане. Помню, я сказала ему, что барабан слишком мал для того, кто может раздавить полквартала, но он только посмеялся. Этого слона я до сих пор храню в шкафу, хоть он потрепался и выцвел. Теперь и дяди не стало. Я одна, снова. Со дня похорон прошло полторы недели, а по ощущениям – полжизни, за которые я выросла, повзрослела и состарилась. Поиски виновного длятся до сих пор, но надежда тает с каждым днем, как снежные сугробы после ноябрьского ливня. У следствия нет зацепок. На месте убийства не найдено ни улик, ни следов, ни отпечатков пальцев.

Поэтому полиция Фрейзера не нашла ничего лучше, как выдвинуть единственную возможную, но заведомо ложную версию – самоубийство. К такому умозаключению их подтолкнули результаты экспертизы. По заключению медэксперта на теле дяди присутствуют как свежие, так и шрамы многолетней давности. Напрашивается вывод, что он сам их наносил, регулярно, хотя это, конечно, полная чушь. Просто перспектива тратить время на расследование убийства священника в городишке вроде Уинтер Парка, да еще и в канун Рождества, полиции не по душе. Отсутствие улик плюс желание закрыть дело равно самоубийство. Вот только поверить, что дядя уже многие годы страдает селфхармом, выше моих сил. Мысль, что законопослушный служитель церкви изрезал себе вены на руках, не уживается в голове ни одного здравомыслящего человека в городе. Как они вообще могли предположить подобное? Он же был священником! Он бы никогда не изрезал себе руки просто так или, что еще хуже… ради удовольствия. Если бы только они перестали заниматься ерундой и принялись за дело. На самом деле полиция здесь ни при чем. Просто они не в силах во всем разобраться. Когда речь идет о необычном деле, только немыслимые и совершенно абсурдные догадки могут привести к решению.

Две недели, четырнадцать дней, сто шестьдесят восемь часов – и ни одного без мысли о новеньком. Не могу выгнать его из головы. За это время он там прочно засел, увяз в паутине мыслей. Теперь все они только и крутятся вокруг него. В академии он больше не появлялся. В другой ситуации это бы меня только обрадовало. Но теперь, не знаю, что и думать. Сначала он появляется на поляне, о существовании которой ни одна душа (кроме моей) не знает. Говорит что-то насчет Блумов и исчезает. И все это в тот день, когда тело дяди… И потом эти следы. Я почти уверена, что такие шрамы были и у дяди. Правда, нам не разрешили его видеть. Его хоронили в закрытом гробу. Но я знаю, что эти шрамы не могут быть простым совпадением. Что, если Блэквуд и вправду убийца? Или он в сговоре с убийцей? «Ты последний человек, от которого я принял бы помощь». Столько желчи, словно у него ко мне особое чувство ненависти. Такое впечатление, что он знал, кто я еще до того, как мы встретились. Хотя не думаю, что такое возможно. Он переехал недавно. Уинтер Парк по праву считается самым холодным местом в США. Количество жителей в нем не дотягивает и до тысячи, зато белок не сосчитать. Вряд ли в этом захолустье он первым делом изучил родословную местных. Может, у него здесь связи? Или я плавно скатываюсь в пучину сумасшествия.

С коридора доносится звон тарелок. Эми вернулась с ночной смены. Мчусь к ней так быстро, что чуть не спотыкаюсь на лестнице. К счастью, перила этому препятствуют. Забегаю на кухню и вижу нечто из ряда вон выходящее – шесть часов утра, моя сестра готовит завтрак. Вооружившись лопаткой в одной руке и кофеваркой в другой, Эми готовит панкейки и кофе. Вернее, пытается. Пока она заталкивает зерна в кофемолку, блинчики подгорают. Кажется, я открыла не ту дверь и попала в параллельную вселенную. Что дальше, Изи бросит клубы и всерьез возьмется за учебу? Думаю, это будет предзнаменованием конца света.

– Конец света близок? Иначе как еще объяснить, что ты встала за плиту.

– И тебе привет, – она улыбается. – Я думала, придется вызывать пожарных, чтоб разбудить тебя.

Не помню, когда Эми последний раз так радовалась, да и вообще улыбалась. Кажется, улыбка сошла с ее лица в тот день, когда мы похоронили родителей. Это одновременно удивительно и странно.

– Не знала, что ты умеешь готовить.

– И правильно, потому что я не умею.

Глядя на черные блинчики, в это несложно поверить.

– Как учеба?

– Не так уж плохо, если не считать, что нас заставляют называть черчение искусством.

Эми ухмыляется. Только сейчас замечаю, какая она бледная. Глаза поблекли, под веками тени. Кто-то явно перебарщивает с ночными сменами.

– Выглядишь…

– Уставшей?

Она вдруг вспоминает, что оставила сковороду на плите, и переворачивает дымящийся завтрак.

– Измотанной. Ты слишком много работаешь.

– Все нормально.

– Эми, я не хочу, чтоб ты…

– Я сказала, все нормально!

Она бросает тарелку на стол.

– Извини, я… мне нужно отдохнуть.

Что это с ней? Эми никогда не повышала на меня голос. И не готовила. Обычно мы обходились пиццей и полуфабрикатами. С чего это она вдруг решила стать суперхозяйкой?

– Как скажешь.

Дверь за спиной скрипит. В щелочке выныривает черный клубок.

– Привет, пропажа.

Оскар замирает у двери.

– Ну же, иди ко мне.

Не двигается. Смотрит в сторону, будто привидение увидел. На что он смотрит?

– Ты чего, дружок? Что там?

Наверное, в углу притаилась мышь. Но он смотрит не в угол. Он смотрит на Эми. Долго, не моргая. Затем шипит и убегает.

– Что это с ним?

– Может, на солнце перегрелся?

Ну да, на солнце. За окном минус двадцать два. А кто-то явно переработал. Странно. Оскар всегда был ласковым, особенно к Эми. И что это на него нашло?

– Так ты завтракать будешь?

Вот оно – утро следующего дня, и на дворе ни снежинки, а я так надеялась, что именно в этот день метель сотрет с карты все дороги к академии, ведь сегодня долгожданная репетиция Дня памяти. Долгожданная для Изи, ужасающая – для меня. Черт бы побрал метеорологов с их обнадеживающими прогнозами. На часах десять часов две минуты, а, значит, меньше чем через четыре часа я должна быть на репетиции. Господи, дай мне сил пережить этот вечер, и я клянусь, что больше не буду опаздывать на лекции мистера Вольтмана.

– Лампы повыше! Цветы в каждом углу! Больше шариков! Это же званый вечер, а не гаражная вечеринка!

Пятнадцать тридцать. Репетиция началась полчаса назад, а у меня уже едет крыша. Джуди Моррисон – организатор вечера. Она из параллельной группы, так что я ее плохо знаю, но могу сказать точно – организаторские способности убивают человечность и превращают тебя в монстра, тыкающего пальцем. Пытаюсь держать себя в руках. Оказывается, это сложно, когда к тебе относятся как к носильщику цветочных горшков. Еще и подол платья путается под ногами. Да, кстати. Сегодня мы репетируем главный выход. Старшие курсы спускаются в зал по центральной лестнице первыми. Стало быть, всех старшекурсников заставили надеть вечерние наряды (в том числе и меня). Только организаторы забыли упомянуть, что для вечеринки потребуется пара, иначе я бы уже увильнула.