– Милорд!
Это к кому он так почтительно обращается? К Блэквуду? Из него такой же милорд, как из меня королева Великобритании.
– Прошу простить, – его голова склоняется в поклоне. – Старейшина желает ее видеть.
– Сейчас?
– Он просил подготовить ее для ужина.
Кивок в знак благодарности, и меня уже ведут по коридору без малейшего намека куда. Правда, ведет он себя как-то странно.
– Ты кто?
Быстрый взгляд, волосы цвета пепла. Почему-то он внушает доверие, хоть я и вижу его впервые.
– Куда ты меня ведешь?
Он подводит меня к двери.
– Кто-то мне объяснит, что здесь происходит?
– Послушай, – он берет меня за плечи, но увидев мою реакцию, опускает руки. – Знаю, ты напугана, понимаю, но здесь нечего бояться. Никто тебя не тронет. Я не могу сказать больше. Мне за это влетит, понимаешь? Как и за ложь Верховному Жрецу. Поэтому, пожалуйста, иди в ванную и приведи себя в порядок, а потом я отведу тебя к Старейшине, хорошо?
Заставляю себя кивнуть и дергаю за ручку. Кто этот парень и с чего он вдруг так за меня переживает? Он рисковал, вырывая меня из лап Блэквуда, но зачем ему это? Ничего не понимаю, и с каждой минутой, проведенной в этом месте, все только запутывается сильнее. В крохотной ванной цвета топленого молока меня поджидает чистая одежда. Быстро умываюсь, быстро привожу в порядок лицо. Вообще все делаю быстро, не оттого, что есть куда спешить, а потому что хочу узнать, зачем я здесь.
– Я готова.
Парень окидывает меня взглядом и кивает в сторону коридора. Вопросов не задаю, от него я все равно не добьюсь ответов, но могу добиться от того, кто поджидает меня в банкетном зале. Мужчина. Учитывая морщины, я бы сказала, что ему за пятьдесят, но мягкие черты молодят на пару лет. При виде меня он вежливо кивает на свободный стул.
– Ты, надо полагать, проголодалась?
Машу головой из стороны в сторону. Он улыбается.
– Прошу, не стесняй себя. В еде мы нужды не испытываем.
И правда. Стол битком забит. Закуски, сыры, мясо, фрукты. В конце столешницы, которая растянулась метров на пять, вижу даже фаршированную утку и красный виноград. Или это фазан?
– Или ты предпочитаешь что-то более утонченное?
Не успеваю оглянуться, как перед лицом материализуется тарелка. На самом деле, ее подал… не знаю, как его называть. Тот парень в странной одежде, непонятное сочетание костюма с высоким воротом и сюртука. Видимо, здесь все так одеваются. Мужчина жестом приглашает начать ужин, но я не спешу брать в руку вилку. После того как Блэквуд силой привез сюда, у меня нет желания давать им повод себя травить. Кто знает, что скрывается под этой золотистой корочкой?
– Твои волнения не беспочвенны, но излишние, – морщинистая рука передвигает вилку ко рту. – Спешу заверить, тебе не о чем волноваться.
На свой страх следую его примеру. Голодать – недопустимо, особенно если я собираюсь отсюда выбраться. К тому же отказ может восприняться как оскорбление. А я ведь не хочу оскорблять того, чей дом снизу доверху напичкан охраной? Утиный жир заполняет рот, наслаивая на язык вкус пряностей. Необычный вкус.
– Magret de canard à la sauce blanche, – отпивает он вино. – Утиная грудка в белом соусе – традиционное блюдо французской кухни. Мое любимое. Вкус раскрывается, если…
– Вы ведь не о французской кухне меня позвали поговорить.
Мужчина прерывается, и я уже начинаю жалеть, что мой язык живет своей жизнью.
– Твое нетерпение допустимо. У тебя есть вопросы, которые жаждут отыскать ответы. Что же, я постараюсь их удовлетворить.
Мне не по себе от того, как он связывает слова. Краем глаза замечаю охранника у стены, еще двое – по обе стороны от двери. Среди них – Блэквуд, подпирает стенку, будто его главная задача не дать ей упасть.
– Мое имя Кристиан Леблан, а это, – взмах руки на людей у стены, – мои подопечные. То, что я расскажу, сложно осознать, еще сложнее – поверить, ибо вера исходит из понимания. Но для этого ты должна откинуть предрассудки и навязанные с годами узы скептицизма.
Почему он так говорит? Ему что, сто лет?
– Я и мои подопечные представляем редкую касту сангвинаров, чья физиологическая структура выделяет нас среди прочих. Речь идет о генетической мутации, ошибке в структуре крови, которая обуславливает изменения работы организма.
Он крутит бокал в руке, заставляя жидкость переливаться от края до края, а я в ступоре смотрю на него. Из всех слов, что он произнес, я поняла только «редкую» и «кровь».
– В нашем организме отсутствует ферматоницин, важный фермент в структуре кровяных телец и проводник гемоглобина. Недостаток гемоглобина провоцирует дефицит кислорода и, как результат, кислородное голодание. Последствия подобного чрезвычайно тяжкие: спазмы, приступы, удушье и в конечном счете околеванец.
Выражение моего лица побуждает его добавить уточнение попроще.
– Смерть, – вино отправляется к морщинистому рту. – В результате мутации наш организм не способен к самостоятельному существованию. Дабы обеспечить выживание, приходится идти на крайние меры. Существуют инъекции, позволяющие на некоторое время восполнить запас кислорода в клетках. Процедура проста, но рискованная, потому что для инъекции требуется не лекарство, а кровь.
– Кровь? – опускаю вилку на стол, она до сих пор почему-то была у меня в руке. – Животных?
– К несчастью, нет. Животная кровь бедна на ферматоницин, поскольку они используют иные способы насыщения кислородом. По этой причине использование животной крови бесполезно, ведь даже нескольких литров будет недостаточно для насыщения взрослого сангвинара кислородом.
– То есть вы используете… чело…вве…ческую кровь? Как… вампиры?
– О нет, – белозубая улыбка разрывает неловкость, – вампиры – мифологические существа, в то время как мы настоящие и походим из благородного рода сангвинаров…
Благородный род? Больше похоже на какую-то секту.
– …но мы предпочитаем называть себя сиринити. Инъекции человеческой крови – это не убийство или беспощадная забава, а способ выживания. Они наполняют клетки кислородом, позволяя организму сиринити выжить. Осложнение в том, что эффект их недолговечен. Длительность зависит от силы организма. Некоторым достаточно инъекции единожды в семь дней, другие – страждут укол каждые два часа.
По спине пробегает дрожь не только от сырости в помещении, но и от его слов. Использовать кровь, да еще и человеческую? Они все здесь, похоже, свихнулись.
– Несмотря на риск, инъекция оказывает поистине удивительное влияние, обновляет клетки, запускает процессы регенерации. Благодаря ей сиринити продлевают жизнь в буквальном смысле этого слова.
Точно секта. Авария, похороны, теперь секта. Молодец, Блум. В этом месяце тебе точно везет.
– Зачем вы мне это рассказываете? Вы не собираетесь…
– Ни в коем случае. Тебе, дитя мое, ничего не грозит. Здесь ты в безопасности.
Четверо охранников за спиной говорят об обратном. Говорю ему, что до сих пор не понимаю, почему я здесь. Блэквуду это не нравится. Я буквально чувствую, как напрягаются его плечи. Мужчина, наоборот, сдержан и терпелив. Как он сказал его зовут, Кристиан?
– Дело в том, что у нас с тобой много общего. Ты никогда не замечала, что ты не такая, как все? Твое мышление отличается, поведение выделяется – и это лишь поверхностные отличия.
– К чему вы клоните?
– К тому, дорогая моя, что ты не просто человек. Ты одна из нас.
– Не может быть. Я обычная.
– Не в традиционном понимании. Твой организм не нуждается в инъекциях, но важно не это. В твоих жилах течет особая кровь.
– Что не так с моей кровью?
– Как раз наоборот. Она идеальна. Дело в том, что…
Кристиан рассказал мне, что у сангвинаров целых двенадцать групп крови, а не четыре, как у людей. Каждая обладает уникальным составом, но самой редкой считается двенадцатая. Она настолько редкая, что ею обладали лишь два процента населения, но за годы все носители вымерли, кроме меня.