– Твой черёд, Фатима, дочь Юсуфа! Покажи этим свиноедам, чего стоят масиафские4 девы!

Фати кивнула. Она взяла из рук деда благородный клинок и обернулась.

Иерусалимлянин и тощий франк бились на мечах. Горячий арабский конь истово кусал серого мерина, тот в страхе прижимал уши и отступал, мешая своему седоку отражать и наносить удары. Подле сражающихся, выжидая момент, кружил на соловом коне широкий рыцарь. Тощий теснил к нему иерусалимлянина, и широкий был готов рубануть с плеча «Аль-Хидра», но Фати пронзительно закричала – она умела захарититить5, и франкские кони, не привыкшие к подобным воплям, шарахнулись вместе с седоками в стороны. Белый всадник подскакал к девушке:

– Благодарю тебя, прекрасная дева! Порознь мы с ними не справимся, предлагаю

объединить наши усилия!

– С великим удовольствием, благородный воин! – улыбнулась Фати. «Аль-Хидр» спрыгнул с коня и встал рядом с ней:

– Которого берёшь на себя?

– Того, что толстый!

– С нами Бог!

Предвкушение схватки и близость отважного рыцаря заставили лицо Фати пылать. Она закрыла на мгновение глаза, вспоминая искусство, которому обучал её отец. Открыла – на неё нёсся широкий рыцарь, девушка явно увидела, как клочья пены падают с боков его коня. Всего несколько мгновений. Фати сделала шаг в сторону, взмахнула мечом и рассекла франку поводья.

– Ка-а-ако-о-ого чё-ё-ёрта! – «толстый» не удержался в седле и тяжёлой тушей упал прямо на сумки с виноградом. Раздался смачный хлюп. Фати подняла путы, которыми её до этого связали, и скрутила франка, оставив его лежать на сумках.

      Иерусалимлянин теснил своего противника искусными ударами. Взметался песок, качала листами олива. И Фати увидела, как к белому воину подкрадывается очнувшийся Гервульф. Девушка не помнила, успела ли она крикнуть, предупреждая юношу, но франк, как волк на дичь, бросился сзади на добычу. Иерусалимлянин чуть развернулся и вскинул, защищаясь, левую руку. Франкская сталь с наслаждением рассекла рукав и впилась в плоть. Брызнула кровь. Белый рыцарь, прижав раненую руку к груди, отразил следующий удар Гервульфа: звонко столкнулись клинки. Тощий, прыгая вокруг, попробовал подсечь противника, но отлетел в сторону, получив локтем в солнечное сплетение. Поднявшись с песка, он хотел вновь ринуться на иерусалимлянина, но Фати встала между ним и «Аль-Хидром»:

– Кажется, ты хотел захватить меня, как добычу, франк! – в голосе девушки зазвенела обида. – Дедушка запрещал мне сражаться, но теперь разрешил, и я отомщу за себя и за деда!

      Зрачки «гиенового» франка расширились от изумления:

– Это что за дела?! Ты что за птица?!

– Фатима меня зовут, и меч моего деда отучит тебя разбойничать!

Франк ухмыльнулся. Деваха ему понравилась, а её боевой дух – тем более. Рыцарь в предвкушении сжал рукоять своего меча:

– Тогда… потанцуем, птичка!

      И скрестились франкский меч и арабский.

      Гервульф и белый воин вновь остались один на один. С левой руки иерусалимлянина капала кровь. Сошлись. Иногда соприкасаясь, клинки клацали глухо, как сцепившиеся собаки. «Аль-Хидр» держался на расстоянии, делая время от времени молниеносные выпады, которые Гервульф еле выдерживал. Сам он атаковал напролом, яростно и мрачно, склонив голову. Они устали. Гервульф, стащив с головы шлем, тяжело хватал ртом воздух. Белый воин переводил дух, не спуская глаз с франка. А глаза у него были голубые, глубокие, как небо Палестины.

– Мальчишка! – прохрипел Гервульф. – Чтобы меня одолел мальчишка – не бывать этому!

Толстый франк ворочался, пытаясь стянуть с себя верёвки. Виноград под его тяжестью превратился в месиво, из сумок тёк сладкий сок. Когда, наконец, рыцарь стал делать первые успехи по своему освобождению, франк увидел, как над ним склонился Аман. Прочитав ужас в глазах франка, араб вздохнул:

– Мы не убиваем обезоруженных. Только крепче их связываем! – старик завязал толстому глаза и скрутил руки.

      Гервульф злился. Мальчишка в белом отбивал все его удары, скача вокруг, как изворотливый барс. В поединке на выносливость выигрывал он. Франк потеснил юношу к подножию холма, где сражались тощий рыцарь и Фати. Девушка не уступала мужчинам – «гиеновый» явно чувствовал, что она – равный противник.

      Гервульф прорычал товарищу:

– Кончай с ней!

Послушавшись, тощий пошёл в атаку. Фати скакнула в сторону, как козочка, но неудачно ступив, подвернула ногу. Рыцарь, распалившись, занёс над ней меч, но «Аль-Хидр» вскинул руку, и сокол-шахин, взвившись с ветки оливы, бросился франку в лицо. «Гиеновый» испугался участи своего предводителя, шагнул назад и очутился у ручья. Глиняный бережок под его ногами осыпался, франк с коротким воплем полетел в воду. Ил на дне ручья стал его быстро затягивать, кольчуга мешала движениям – как итог, рыцарь практически безрезультатно бултыхался в тине, наматывая на себя водоросли.

      Сокол сел Фати на плечо и потёрся щекой о её щеку.

– Благодарю, странник пустыни! – шепнула девушка. Заслонившись ладонью от солнечных лучей, она посмотрела на Гервульфа и иерусалимлянина. Они бились, практически всё небо уже заволокли болезненные, тягучие тучи. Вспышки молний ударяли в землю, ветер кружил листву и буйствовал среди ветвей деревьев. Гроза обещала быть жуткой. Гервульф потерял терпение:

– Не… сдамся! – процедил он сквозь зубы. Франк всеми силами души ненавидел благородное лицо своего противника, его правильные черты и величественную стать.

Последняя попытка. Бесполезно! Каждый раз меч Гервульфа ударял в пустоту. Мальчишка был неуловим. Раз-два-три! Меч франка подлетел в воздух. Что это было?!

Разбойник оказался обезоружен.

      Фати восторженно выдохнув, обратилась к птице:

– Ты видел!? Ты видел!? – она обернулась к дедушке. – «Это же удар Джирджиса6!» – прошептали её губы. Аман кивнул: «Всё верно, это удар Джирджиса!»

Немыслимо! Этот юноша, этот иерусалимлянин мастерски владеет тайным приёмом их общины! Неужели, он один их них? Сердце Фати билось о стенки грудной клетки, как птица, просящаяся на волю.

      Юноша направил на побеждённого острие меча:

– На колени! – Гервульфу стало страшно. Он почувствовал, что столкнулся с неведомым, и повиновался.

      «Аль-Хидр» молвил:

– Вы нарушили все мыслимые правила поединка, но моё слово остаётся в силе! Принеси извинения сарацинам, и пусть твои люди помогут им увязать вьюки и погрузить их на верблюдов. А затем… – юноша сдвинул изогнутые тёмной дугой брови. – Вы отправитесь в Иерусалим и присягнёте на верность его королю!

      Поверженный рыцарь вскинул голову:

– Я не стану… – но он осёкся. Вспомнил, что проиграл, при том поправ правила рыцарских поединков. – Воля твоя, Иерусалимлянин!

– Мудрые слова! – белый воин убрал меч в ножны. Алая струйка крови пропитала его рукав, но юноша будто не чувствовал боли. Он оглянулся на Фати – девушка помогла выбраться из воды тощему рыцарю, признавшему свое поражение. Новый порыв ветра донёс то ли гром, то ли рык. В это момент тучи добрались до солнца и скрыли его, будто проглотив. Мир словно померк, очертания вещей стёрлись, казалось, что наступили вечерние сумерки.

      Аман аль-Саиф тревожно смотрел на природу:

– Что происходит, во имя Аллаха?!

Иерусалимлянин в несколько прыжков подбежал к связанному франку на виноградных сумках и не то охнул, не то застонал:

– Что вы наделали! Даже король не смеет брать этот виноград! Вы разгневали Дива7!

      Гервульф и его тощий товарищ вытянули шеи:

– Кого разгневали?!

Толстый франк, оправдываясь, что-то промычал. Фати встретилась глазами с дедушкой – взор Амана говорил: «Быть беде, Звёздочка!»