– Затем из тени – было совсем темно – в мерцающий свет лампы вышел кто-то, закутанный в плащ. Я ужасно вздрогнул. Это была девушка, довольно симпатичная девушка, но очень бледная и с чересчур яркими глазами. Она бросила один быстрый взгляд на мое лицо, пробормотала что-то, я думаю, извинение, и снова отступила в свое укрытие.

– Его предупреждали, – проворчал Сайм. – В следующий раз будет проще уволить.

– Я побежал наверх и постучал в дверь Феррары. Сначала он не открыл, но крикнул, чтобы узнать, кто стучит. Когда я сказал ему, он впустил меня и очень быстро закрыл дверь. Когда я вошел, меня встретило едкое облако – благовония.

– Благовония?

– В его комнатах пахло, как в забегаловке; я ему так и сказал. Он сказал, что экспериментирует с кифи – древнеегипетским материалом, используемым в храмах. Было темно и жарко; фу! как в печи. Комнаты Феррары всегда были странными. Боже правый, они отвратительны!

– Как? Феррара провел отпуск в Египте; я полагаю, он привез какие-нибудь вещи?

– Вещи – да! Нечестивые вещи! Но это тоже подводит меня кое к чему. Я должен знать об этом парне больше, чем кто-либо другой; сэр Майкл Феррара и отец дружат уже тридцать лет, но мой отец странно сдержан – совершенно необычно сдержан – в отношении Энтони. В любом случае, ты слышал о его приключениях в Египте?

– Я слышал, он попал в беду. Для своего возраста у него чертовски странная репутация, этого не скроешь.

– Какого рода неприятности?

– Я понятия не имею. Кажется, никто не знает. Но я слышал от молодого Эшби, что Феррару попросили уехать.

– Есть какая-то история о Китченере…

– По словам Эшби, Китченер…но я в это не верю.

– Ну… Феррара зажег лампу, искусно сделанную серебряную штуковину, и я оказался в каком-то музее кошмаров. Там была развернутая мумия, мумия женщины – я не могу это описать. У него так же были фотографии – фотографии. Я не буду пытаться рассказать тебе, что они собой представляли. Я не тонкокожий человек, но есть некоторые темы, которые ни один человек, стремящийся избежать кошмара, не стал бы охотно исследовать. На столе у лампы стояло множество предметов, каких я никогда в жизни раньше не видел, очевидно, очень старых. Он смахнул их в шкаф, прежде чем я успел хорошенько разглядеть их. Затем он пошел за банным полотенцем, тапочками и так далее. Проходя мимо камина, он что-то бросил в огонь. Шипящий язычок пламени взметнулся вверх – и снова погас.

– Что он туда бросил?

– Я не совсем уверен; поэтому я не буду говорить, что я думаю это было на данный момент. Затем он начал помогать мне снимать пропитанную влагой фланелевую одежду, поставил чайник на огонь и так далее. Ты знаешь личное обаяние этого человека? Но было неприятное ощущение чего-то – как бы это сказать? – зловещего. Лицо Феррары цвета слоновой кости было более бледным, чем обычно, и создавалось впечатление, что он измучен. Капли пота выступили у него на лбу.

– В комнатах было жарко?

– Нет, – коротко ответил Кеан. – Дело было не в этом. Я помылся и одолжил пару брюк. Феррара сварил грог и притворился, что рад меня видеть. Теперь я подхожу к тому, что я не могу забыть; это может быть простым совпадением, но… В его комнатах есть несколько фотографий, хороших, которые он сделал сам. Я не говорю сейчас об уродствах, безобразиях; я имею в виду пейзажи и девушек – особенно девушек. Так вот, прямо под лампой на странном маленьком мольберте стояла прекрасная фотография с изображением Аполлона, лебедя, повелителя заводи.

Сайм тупо уставился сквозь дымовую завесу.

– Это повергло меня в своего рода шок, – продолжил Кеан. – Это заставило меня сильнее, чем когда-либо, задуматься о том, что он бросил в огонь. Затем в его фотографической коллекции была фотография девушки, которую, я почти уверен, я встретил у подножия лестницы. На другой была Майра Дюкен.

– Его кузина?

– Да. Мне захотелось сорвать фотографию со стены. На самом деле, как только я все это увидел, я встал, чтобы уйти. Мне хотелось убежать в свои комнаты и сорвать с себя его одежду! Это была борьба за то, чтобы просто быть вежливым. Сайм, если бы ты видел, как умер тот лебедь…

Сайм подошел к окну.

– Я догадываюсь о твоих чудовищных подозрениях, – медленно произнес он. – Насколько я знаю, последним человеком, которого выгнали из английского университета за подобные вещи, был доктор Ди из Сент-Джонса, Кембридж, и это восходит к шестнадцатому веку.

– Я знаю; конечно, это совершенно нелепо. Но я должен был кому-то довериться. Я сейчас уйду, Сайм.

Сайм кивнул, глядя в открытое окно. Когда Кеан собирался закрыть наружную дверь:

– Кеан, – воскликнул Сайм, – поскольку ты теперь человек образованный и праздный, ты мог бы зайти и позаимствовать для меня мозги Уилсона.

– Хорошо, – крикнул Кеан.

Внизу, во дворе, он на мгновение остановился, размышляя; затем, повинуясь внезапному решению, он направился к воротам и поднялся по лестнице Феррары.

Некоторое время он тщетно стучал в дверь, но продолжал настойчиво кричать, пробуждая древнее эхо. Наконец дверь открылась.

Энтони Феррара повернулся к нему лицом. На нем был серебристо-серый халат, отороченный белым лебяжьим пухом, над которым величественно возвышалась шея цвета слоновой кости. Миндалевидные глаза, черные, как ночь, странно блестели под низким гладким лбом. По сравнению с этим гладкие черные волосы казались тусклыми. Его губы были очень красными. Во всем его облике было что-то отталкивающе женственное.

– Могу я войти? – резко спросил Кеан.

– Это… что-то важное?

Голос Феррары был хриплым, но не лишенным музыки.

– А что, ты занят?

– Ну… э—э…

Феррара странно улыбнулся.

– О, посетитель? – огрызнулся Кеан.

– Вовсе нет.

– Это объясняет, почему ты открыл не сразу, – сказал Кеан и повернулся на каблуках. – Принял меня за проктора, я полагаю. Спокойной ночи.

Феррара ничего не ответил. Но, хотя он ни разу не оглянулся, Кеан знал, что Феррара, перегнувшись через перила, смотрит ему вслед; казалось, что на его голову обрушился жар стихии.

Неделю спустя Роберт Кеан покинул Оксфорд, чтобы занять предложенную ему должность в газете в Лондоне. Возможно, это было связано с каким-то таинственным замыслом скрытого провидения, что Сайм позвонил ему в начале недели по поводу необычного случая в одной из больниц.

– Уолтон там младший хирург, – сказал он, – и он может организовать тебе осмотр пациента. Она (пациентка), несомненно, умерла от какого-то редкого нервного расстройства. У меня есть теория и т. д.; разговор перешел в профессиональную область.

Кеан отправился в больницу, и благодаря любезности Уолтона, которого он знал по Оксфорду, ему разрешили осмотреть тело.

– Симптомы, о которых Сайму приходилось слышать, – объяснил хирург, приподнимая простыню с лица мертвой женщины, – это…

Он замолчал. Кеан внезапно побледнел как мертвец; он схватился за Уолтона, ища поддержки.

– Боже мой!

Кеан, все еще держась за другого человека, склонился над обесцвеченным лицом. Это было красивое лицо, когда теплая жизнь подкрашивала его изгибы; теперь оно было переполнено – ужасно; видны были два крупных пятна, по одному с каждой стороны области гортани.

– Что, черт возьми, с тобой не так? – потребовал Уолтон.

– Я подумал, – выдохнул Кеан, – на мгновение, что я знал…

– В самом деле! Я бы хотел, чтобы это было так! Мы ничего не можем о ней узнать. Посмотри хорошенько.

– Нет, – сказал Кеан, с усилием овладевая собой, – случайное сходство, вот и все. Он вытер капли пота со лба.

– Тебя трясет, – прокомментировал Уолтон. – Она похожа на кого-то, кого ты очень хорошо знаешь?

– Нет, совсем нет, теперь, когда я рассмотрел особенности; но сначала это было шоком. Что, черт возьми, стало причиной смерти?

– Асфиксия, – коротко ответил Уолтон. – Разве ты не видишь?

– Кто-то задушил ее, и ее привезли сюда слишком поздно?