Хорошо… Чонгуку хорошо до одури.
Редкие минуты, как привет из прошлого, когда его строптивый хён добровольно жмется к Чонгуку, весь в его руках, каждой клеточкой стремится быть ближе, и снова дышит в унисон движениям груди Гука. Только вот сегодняшний Чонгук чувствует каждый сантиметр стройного, крепкого тела, каждое его касание, слышит и запоминает каждый вздох, срывающийся с нежных, мягких губ.
Кажется, Чонгук пропал.
Неизвестно где шлявшийся Шуга неожиданно рисуется рядом, прислоняется на ограждение площадки, внимательно смотрит на Чонгука, на замершего в его объятиях Хосока, хмыкает многозначительно.
— Стафф сказал, что сейчас нас заберёт машина вместе с велосипедами, и дальше съёмка продолжится в настоящей финской сауне, — и поигрывая бровями косится в сторону Хоби, — но нашему Джей Хоупу уже тепло, Джей Хоупу никакая сауна уже не нужна, он уже вспотел в жарких объя…
— Сауна!!! Настоящая финская сауна!!! Скорей же, хён, где машина??? — Вмиг оживший Хосок с громкими воплями вырывается из чонгуковых рук, чуть не стащив с того кофту, прыгает на веселящегося Шугу, всем телом толкает его прочь от онемевшего Чонгука.
Что. Это. Сейчас. Было?
Прильнув к стене какого-то маленького домишки в ожидании микроавтобуса Чонгук настороженно смотрит как шушукаются в стороне странные хёны, как яростно шепчет что-то Хосок, приблизившись почти вплотную к лицу Юнги. И как обычно спокойный и невозмутимый Шуга спорит в ответ, бросая мрачные и колкие взгляды на Чонгука.
И странная блажь бродит в голове, разгоняя оставшиеся здравые мысли: а может ли статься, что все намного серьёзнее? И может ли случиться такое, что общий, скрытный, неозвученный секрет, которым так дорожит Чонгук, делят на двоих не только он и Хоби? И кто-то еще может быть в курсе, очерчивая этим вдруг расширившиеся границы назревающей проблемы?
Эти знания стоят того, чтобы их переосмыслить, осознать всю их пугающую серьёзность. Что сейчас необходимо Чонгуку — это принять новые мысли, разобраться в их мешанине и, наконец-то понять себя.
Он, как пьяный, шатаясь, забирается в микроавтобус, отгораживается от всех наушниками, надвинутым капюшоном, не замечая долгих испуганных взглядов с передних сидений машины.
Чонгуку 21 год*, и он стоит на пороге чего-то важного, что перевернёт всю его короткую жизнь.
Комментарий к 5 часть.
*корейский возраст
========== 6 часть ==========
Съемки в финской сауне стали для Чонгука испытанием прочности. Интересно, науке известны случаи смерти от перевозбуждения? Ибо Чонгук на грани, крышак рвет недурственно: его потный хён в распахивающемся на груди халате — чертово откровение. Смуглая мокрая кожа, призывно мелькающая в складках белой ткани, сверкающие нестерпимым блеском капли, стекающие куда-то вниз — Чонгук каждую проводил взглядом, представляя ее дальнейший путь: по чётким кубиками пресса, теряющиеся в резинке шорт где-то под пупком. Чувств и желаний так много, и все это так просто, переосмысление махнуло на Чонгука рукой, шепнув на прощанье «бери, потом разберешься».
Его хён почему-то сменил ножи колючих взглядов на бархат ласковых, частенько перехватывал чонгуковы пылкие взоры, и сладостно-терпко смотрел в ответ, откидываясь спиной на деревянную лавку. Прикрывал шальные глаза тяжёлыми веками, пока остальные под наблюдением камер разыгрывали сценарий серии. И Чонгук на автомате тоже что-то разыгрывал, что-то угадывал и шутил, но что там было? Воспоминаний ноль. Для него все съемки прошли в зыбком похотливом тумане.
Стояк, надёжно прижатый шортами и прикрытый полой халата ставил рекорды по высоте и прочности. Хотелось плюнуть на съёмки, свалить в уединенное место и побороть упрямую эрекцию хэндмэйдом. А еще лучше, схватить в охапку бесстыдно расслабленного Хосока как будто специально раздвигающего голые стройные ноги под его алчными взглядами, унести в то самое уединенное место и, наконец-то, прижать собой к любой поверхности. Притиснуть Хоби так, чтоб тот забыл свою беготню от Гука, перестал прятаться и шарахаться и признал в Чонгуке, наконец-то, своего мужчину.
Не хочется с ним воевать, не хочется тайно устраивать партизанские выходки на его территории. Хочется взять его нежную тонкую руку в свою большую, переплестись пальцами и честно признаться: «Хён, я так по тебе полыхаю»…
Чонгук не привык сомневаться в себе. Решения он всегда принимал быстро, действовал чётко. Он рос с мыслью, что мир обязательно будет у его ног, и все, что он захочет, без всяких сомнений возьмет. Чонгуковская натура далека от рефлексий и мыслей «а вдруг…» Захотел — сделал. И, если он здесь и сейчас решил сделать солнечного хёна своим, у того не будет ни единого шанса убежать.
«Вижу цель, не вижу препятствий» — однажды Чонгук, будучи трейни, услышал эту фразу от преподавателя актёрского мастерства*, и теперь эти слова — его девиз по жизни. А еще каким-то шестым чувством Чонгук понял, что у него есть помощник в его прицельной стрельбе по зловредной бегающей мишени. Сухой, строгий Шуга-хён явно что-то знает, и как ни удивительно, явно не согласен с дурацкими мыслишками Хоби насчёт Чонгука.
Чонгуку нужен совет. И помощь. И дружеско-хёнские уверения, что он делает все правильно.
Сегодня, в Финляндии их последний вечер. Завтрашние съемки в деревне Санта Клауса не в счёт, сразу после их окончания самолёт унесёт парней обратно в Корею, и кто знает, может там его странный хён опять замкнется, опять спрячется за работой, карьерой, мемберами. Перестанет дарить Чонгуку даже намёки на то, что у них может что-то получиться. Вдруг там, в Корее он опять отринет все чонгуковы потуги сблизиться и опять обольет его игнором, тактильным голодом. И поэтому у Чонгука есть только один шанс здесь и сейчас, пока Хоби расслаблен и не прячется, приблизиться к нему близко, тесно и очень настойчиво.
Праздновать решили тут же, в банном комплексе, благо места много, поместились все, и съёмочная группа, и стафф. Их корди-нуны и девчонки стилисты-визажисты быстро накрыли столы на свежем, отдающим недавним дождём воздухе, отыскав в ближайшем городке магазин с местными деликатесами. Джин и Чимин, пошушукавшись, тоже метнулись в городок, и надо же, тоже нашли местную достопримечательность, запрятанную в пакеты с надписью Finlandia*, стеклянно звенящую и подозрительно булькающую. Менеджер и режиссёр только пожали плечами. Прощание с Финляндией обязывает.
Когда светлая темнота наползла на финский вечер, празднование из рьяного перетекло в ленивое. Большая часть стаффа разбрелась по территории и номерам, оставляя мемберам их обособленность. Чонгук, сыто раскинувшийся на лавке находит взглядом Шугу. Тот стоит на краю площадки, облокотившись на деревянные перила, взгляд скользит по глади раскинувшегося перед ним озера. Один. То что надо.
— Держи, хён… — он пристраивается к Шуге под бок, протягивает ему рюмку и следом бутерброд с рыбкой. — Хочу с тобой выпить, — и тот подозрительно глядит, но в итоге согласно кивает.
Водка крепка до слезливой оторопи, и Чонгук крякает изумленно, забыв про закуску, но кусок холодного бутерброда, впихнутый чужой недрогнувшей рукой отменно гасит жар во рту.
— Хм, а финны знают толк в закуске… — сурово заботливый Юнги-хён хмыкает, дожевывая остатки рыбки. — А не юн ли ты для такого крепкого напитка?
— Я уже целый год ни для чего и ни для кого не юн… — Чонгук облокачивается расслабленной спиной к деревянной изгороди, баюкая внутри алкогольное обезболивающее, взгляд как обычно магнитом клеится к замороченному Хоби-хёну.
Тот в компании Тэхена сидит на бортике джакузи, оценивает рукой градусы бурлящей воды, визжит, когда Тэхен брызгает в него мокрой жменью. Ему не до Чонгука, как обычно.
— Ты на нем своими взглядами скоро дырку прожжешь, — Шуга поворачивается всем телом, мрачно зыркает в ту же сторону, потирая рукой подбородок.
Нет смысла отрицать. Когда ты влюблен, многое становится неважным, совсем незначимым, пустым. То, что раньше пугало, что обходил стороной. И многое становится заметным. Жаркие взгляды буквально клубятся по открытой площадке банного комплекса.
