Дождь совсем не испортил съемки и только добавил нужного колорита вечернему отдыху. Одно НО. Уголь, столь необходимый для приготовления пищи никак не желает разгораться в сырых, влажных сумерках. Как ни поливай жидкостью для розжига, как ни разжигай, как ни маши картонкой, огонь раз за разом сходит на нет. Уже и Шуга-хён вспотел, нагоняя воздух в барбекюшницу, и Джин-хён устало присел на ступеньки трейлера, проиграв битву за огонь. Над парнями нависла угроза остаться без ужина, если только добрый стафф, у которых получилось развести огонь, не сжалится и не отвесит с барского плеча по чашке риса. Опасно! Голодные, но уже залившие в себя алкоголь мемберы пьянеют один за другим, и над площадкой вьется плотное облако алкогольного угара.
Камеры снимают с упоением, фиксируют телодвижения каждого, ожидая развязки истории: как же парни выкрутятся из непростой ситуации. Материала, подкидываемого участниками группы хватит и на серию шоу, и на выпуск «за сценой». Шутки, сменяющиеся расстроенными комментариями у дымящейся бестолку барбекюшницы, безуспешные старания и едкие, крепкие междометия парней, которые потом вырежут. А Чонгук что? Чонгук без лишней надобности вперед хёнов не лезет. Золотой макне всегда знает, когда наступает его черед выходить на авансцену.
Чимин грустно разглядывает дымящиеся угли, дует пухлые губешки от голодного расстройства:
— Мы так и будем стоять вокруг и смотреть, как уплывают наши шансы хорошенько поужинать?
— Есть еще какие-нибудь предложения, кроме как упасть в ножки стаффу и выпросить рис и кимчи? — Шуга, раскрасневшийся то ли от усилий раздуть угли, то ли от принятого на грудь винишка оглядывает всех по очереди, лениво поигрывая бокалом.
— Пусть Чонгук попробует, он у нас хорош… в разжигании огня… — Хоби-хён пристально смотрит на Чонгука, пьяная взвесь плавает в ярких глазах хёна, и такому же пьяному Чонгуку его слова кажутся обжигающе двусмысленными.
— Я могу развести огонь в любом месте… — голос Чонгука неожиданно хриплый, губы сушат частые выдохи, пока Хосок прищуривается, вникая в чонгукову мутную, знойную фразу, чей смысл понятен только им обоим.
— Так сделай это, не медли…
И Чонгук делает. Мускулистые руки машут над углями с нужной частотой, скоростью, силой, разжигая жаркий, трескучий огонь. Взлетевший в небеса от взглядов и слов старшего, раскумаренный алкоголем Чонгук понтуется над грилем, танцует, двигается всем телом, плавно и медленно приседает, показывает крепость и мощь своих бедер, привлекая взгляды и объективы камер. Чонгук неприлично хорош, и он прекрасно это знает: в рассвете сил, цветущий яркой красотой и привлекающий спортивным, крепким телом — под завлекающей оболочкой скрывается упрямый, бронебойный характер. И засекая на себе скрытные, смутные взгляды пьяного вредного хёна, Гук принимает решение: сегодня он обязательно что-нибудь придумает и попробует то, что так яростно скрывается и прячется от него солнечным Хоби-хёном.
Алкоголь явно ослабил оборону старшего, отвязал его от страхов и подозрений, и Хоби стал похож на себя прежнего. Море позитива, смех и обнимашки сыпятся из него как из рога изобилия, равномерно распределяясь по всем мемберам, достается даже Гуку. Джей Хоуп крутится рядом с Чонгуком, не сводит с него томного взгляда. Вишневые губы шепчут на ухо, пока тонкие руки обнимают и прижимают Чонгука ближе:
— Хочу рамён, Гуки… Хочу, умираю…
— Хён… Я приготовлю тебе лучший рамён… — жадные ладони не специально проходятся по узкой спине, отворачивая пьяного Хоби от камер.
Светлая ночь катится дальше, сытно и пьяно, а Гук продолжает наблюдать. Он просто пропадает, проваливается с головой в яму жажды и похоти. Яркая тягучая улыбка Джей Хоупа привлекает все его внимание. Аккуратные, подвижные, черешневые губы. Родинка на верхней губе, ровные, белые зубки. Юркий язычок, то и дело пробегающийся по влажным губам. Когда Хоби языком стал слизывать соус с уголка рта, Чонгук ракетой взлетел в космос. Привет эрекция, которую пришлось прятать, заложив ногу на ногу.
Макне плывет в зыбком тумане опьянения, его волочит и таращит по такому сладкому, горячему, вишневому хёну.
========== 4 часть. ==========
Когда дошла очередь употребить сосиски, приготовленные на огне, Чонгуку совсем поплохело. Поедание их Хоби-хёном надо запретить на государственном уровне. Преступление против человечества в лице одного Чонгука. Обнести место преступления желтой лентой и никого туда не пускать.
Так есть — просто напрашиваться на неприятности, а Чонгук всегда был и есть тот, кто любит доставлять проблемы и хлопоты хёнам. И кто виноват, что Хосоки-хён каждым своим действием, каждым движением четких нежных губ по сосиске, каждым укусом длинного толстого тела выпрашивает совсем иного рода репрессии? Слушая, как пошло, полным ртом стонет Хоби, как просит Тэхена подуть в рот, остужая сосиску, наблюдая, как тот закрывает наглые глаза от удовольствия, как течет по подбородку горячий жирный сок, и хён его не вытирает, Чонгук не может не думать о часе расплаты за все мучения. Его возмездие не за горами, дайте только прилечь рядом, прижать старшего к стенке, спрятать от камер широкой спиной.
Спальные места распределились как надо. Он, Хосок и Джин должны лечь под прицелами камер на верхнюю полку дома на колесах. Помня о работающих камерах, Гук не ждет чего-то необычайного, смирно лежит рядом с Хоби-хёном в ожидании Джина, который заканчивает водные процедуры. Только внутри все дерет сладкой дрожью от такого близкого соседства, от близости смуглых щек, тонких рук, темных глаз. Его хён тычется в телефон, делает вид, что лежит один, и только нервные выдохи стелятся по шее Чонгука, по вороту худи, поднимают тонкие волосы на коже. Такой независимый хён заставляет действовать: исподтишка, скрытно, незаметно для остальных.
— Мы должны поговорить начистоту. Обстановка машины располагает к обмену секретами… Хоби-хён, у тебя есть секреты? — Чонгук пускает первую подачу в надежде, что хён ее примет.
Давай, поделись своими тайнами. Он нутром чувствует, что самый важный, самый постыдный секрет его связан с ним, с Гуком, и прощупать его, дать понять, что он в курсе — скребёт грудь шальным, неправильным удовольствием.
Но тот, видимо, давно плавает в мутных, тайных водах и просто так не сдается.
— Перетопчешься… — шепотом, близко к уху, незаметно от камер, пока Тэхен громко радуется словам мелкого. Острый взгляд, кольнувший кинжалом где-то под сердцем, опрокидывает обратно за баррикады. Блядь, да какой же он… Чонгук сипло выдыхает, трёт грудь под одеялом и затаивается в ожидании подачи противника.
У него тоже есть секрет. Важный, кому-то может и стыдный. А ему нет. Ему вдруг охуеть как хорошо делить один секрет на двоих. Жаль, хён так не думает. Но Чонгук упертый, не мытьем, так катаньем добьется своего, вредному Хоби не выстоять против него.
Свет уже не горит, но старшие хёны все еще не торопятся из душа, Тэхен еще не спит, играет на планшете, гудит, неугомонный, баритоном крамольные для Гука слова:
— Когда придет Джин и остальные, давайте их разыграем? Устроим им опять скрытую камеру?
Чонгуку это не с руки. Ему не нужны волнительные долгие разговоры, смех и развлечения в машине для кемпинга. У него другие, совсем другие планы на эту ночь. Ему, для его дальнейших планов нужны темнота, тишина и спящий хён.
— Давайте будем осторожны с этим… — Чонгук наивно хмыкает, круглит глаза, честно переживает за себя и хёнов.
— Они сразу догадаются, мы реально в этом плохи… — неожиданная поддержка от Хосока изумляет Гука до глубины души, заставляет напрячься в ожидании. Что затевает Джей Хоуп?
Неожиданно, в темноте, Хосок разворачивается к Гуку, наваливается горячим телом и припаливает шею влажным, обжигающе-сладким поцелуем. В одну секунду Чонгук чувствует растекшееся по коже горячее алкогольное дыхание, кончик языка, лизнувший ямку между шеей и плечом, губы, прижавшиеся к коже. Чонгука пробирает до костей разрядом в десять тысяч вольт.
