Хорнблауэр повернулся и глянул на эскадру.

– Сигнальте «Лотосу», – приказал он. – «Почему отклонились от строя?»

Флаги взмыли по фалу, и шлюп поспешно занял предписанную позицию.

– «Лотос» подтвердил сигнал, сэр, – доложил мичман.

– Тогда просигнальте: «Почему не ответили на мой вопрос?» – резко потребовал Хорнблауэр.

Прошло несколько секунд, прежде чем показался ответ.

– «Лотос» сигналит: «Невнимательность со стороны вахтенного офицера», сэр.

– Подтвердите, – сказал Хорнблауэр.

Легко вообразить, что происходит сейчас на «Лотосе»: Викери рвет и мечет, а злополучный вахтенный офицер горько раскаивается в своей невнимательности. Скорее всего, эскадре это только на пользу. Однако Хорнблауэр прекрасно знал, что распек Викери единственно из желания оттянуть тягостное решение. Интересно, сколько других выволочек на флоте – в том числе тех, что он сам получал в бытность младшим офицером, – сделаны адмиралами в сходном состоянии духа? Мысли, от которых он пытался отвлечься, были такими: что делать с Брауном?

На севере как раз показались низкие финские берега, на нижней палубе Карлин проводил артиллерийские учения, заставляя орудийные расчеты выдвигать и заряжать пушки. Ветер дул почти прямо в корму, на «Несравненной» поставили лисели, и она резво летела по волнам, – если ветер усилится, надо будет убавить парусов, чтобы бомбардирские кечи не отстали. На баке боцман вытянул матроса по спине фор-марса-гитовом. Немного слишком толстый трос для такой цели. Хорнблауэр собрался было вмешаться во внутреннюю жизнь корабля, однако лейтенант уже сделал боцману замечание, избавив коммодора от хлопот. Очевидно, некоторые его идиосинкразии через Буша передались офицерам на корабле. Хорнблауэр смотрел, как боцман, матрос и лейтенант разошлись по своим делам, пока и этот повод отвлечься от Брауна не исчерпал себя окончательно.

Браун покушался на убийство, а это по законам Англии и флота карается смертной казнью. Однако уорент-офицера может осудить на смерть лишь трибунал из пяти капитанов первого ранга, а таких в радиусе ста миль только два: Хорнблауэр и Буш. Викери и Коул – всего лишь капитан-лейтенанты. По закону Браун должен оставаться под арестом, пока не соберется трибунал, если только – и тут в уставе имелась лазейка – насущные обстоятельства службы, безопасность корабля либо благополучие Англии не потребуют решительных действий. В таком случае он может созвать трибунал из имеющихся старших офицеров, судить и повесить Брауна на месте. Доказательств предостаточно – его и Маунда показаний хватит, чтобы вздернуть Брауна десять раз кряду.

Впрочем, оснований спешить нет. Браун в лазарете, полумертвый от потери крови, с неработающей (теперь уже до конца жизни) правой рукой. Он точно не сможет поднять среди матросов мятеж, поджечь корабль или склонить офицеров к измене. Однако по нижней палубе уже наверняка гуляют самые дикие слухи. Не угадать, как матросы объясняют факт, что Брауна доставили из царского дворца тяжелораненым. Рано или поздно об этих домыслах прознают агенты Бонапарта, а тот не брезгует ничем, если видит способ посеять раздор между своими врагами. Александр не простит страну, по вине которой оказался на волосок от смерти. Высшие английские сановники придут в бешенство, и весь их гнев будет направлен на Хорнблауэра. Он вспомнил рапорт у себя в столе, помеченный «Совершенно секретно и конфиденциально», – там изложены факты. Легко представить, как этот рапорт зачитают во время трибунала, который соберется его, Хорнблауэра, судить. Не трудно предсказать и мнение собратьев-капитанов, которые будут его судьями.

Мгновение Хорнблауэр раздумывал, не уничтожить ли рапорт и не замять ли историю вообще, однако отбросил эту мысль как неосуществимую. Кто-нибудь обязательно проболтается. С другой стороны, ему предписано всемерно опираться на Брауна и его опыт. Возможно, это означает, что у Брауна есть высокие покровители. Коли так, им публичный скандал невыгоден. Все чрезвычайно сложно.

– Мистер Монтгомери, – резко спросил Хорнблауэр, – куда смотрят ваши рулевые? Пусть держат ровнее, не то мне придется потребовать у вас объяснений.

– Есть, сэр, – ответил Монтгомери.

По крайней мере, он сделал все, чтобы втянуть Россию в войну с Бонапартом. Перед самым отбытием из Кронштадта Уичвуд как-то узнал, что Александр ответил на последние требования Бонапарта резким письмом. Если война начнется, Бонапарт этим летом бросит основные силы на Восток, и Веллингтон сможет нанести решающий удар на юге. Однако как долго выстоит Россия? Вот уже двенадцать лет Бонапарт каждый год одерживает по крупной победе, занимая очередную страну в течение нескольких недель. Возможно, к следующей зиме Россия покорится, как уже покорились Австрия и Пруссия; Даунинг-стрит, заполучив в лице России нового врага, будет с сожалением вспоминать ее былой нейтралитет, тем более что Бонапарт, разгромив Россию, наверняка захватит и Швецию. Тогда вся Европа, от Нордкапа до Дарданелл, объединится против Англии; ее вытеснят из Испании, и она, утеряв этот последний крошечный плацдарм, вынуждена будет либо продолжать бесконечную изматывающую войну, либо заключить опасный мир с тираном, чья злоба никогда не утихнет. В таком случае никто не скажет спасибо человеку, подтолкнувшему Россию к войне.

На палубу поднялся Буш, – видимо, Монтгомери за ним послал. Буш изучил черновой журнал Монтгомери и вахтенную доску, затем, стуча деревяшкой, подошел к Хорнблауэру на правой стороне шканцев и отсалютовал.

– Ревель – Таллин на шведских картах, сэр, – в двадцати милях к юго-востоку по счислению пути, сэр. Земля слева – северный мыс острова Найссаар, уж не знаю, как это выговорить.

– Спасибо, капитан Буш.

Хорнблауэр постоянно чувствовал искушение срывать досаду на Буше. Он живо представил, как уязвит Буша колкость по поводу его мучений с иностранными словами. Буш – легкая мишень и очень удобная в том смысле, что результат достигается мгновенно. Хорнблауэр раздумывал, поддаться ли соблазну, а Буш тем временем стоял перед ним в ожидании приказа. Даже забавно было длить эти секунды; наверняка Буш нервно гадает, какая шпилька ему готовится. И тут Хорнблауэру сделалось стыдно. Плохо уже то, что безвестный вахтенный офицер на «Лотосе» пострадал из-за нежелания его коммодора решать вопрос с Брауном; куда хуже, что честный Буш мучается без всякой вины.

– Пожалуйста, капитан Буш, проложите курс на Кенигсберг.

– Есть, сэр.

Раскаяние было так сильно, что Хорнблауэр снизошел до объяснений:

– Данциг, Кенигсберг и Восточная Пруссия – плацдармы Бонапарта. Припасы для армии, которую он собирает в Польше, доставляют по рекам и каналам – Висле, Прегелю, Мемелю. Мы попытаемся вставить палку ему в колесо.

– Так точно, сэр.

– Сегодня утром я намерен провести общие маневры эскадры.

– Есть, сэр.

Буш положительно расцвел от внезапной словоохотливости своего непредсказуемого командира. А ведь он страдает безвинно – капитан флагмана вправе ждать, что коммодор посвятит его в свои планы. В конце концов, шальная пуля, упавший рей, апоплексический удар или болезнь – и Буш может оказаться во главе эскадры. И все равно он с благодарностью принимает те жалкие крохи, которые Хорнблауэр соблаговоляет ему бросить.

Буш со штурманом быстро провели расчеты, и «Несравненная» привелась к ветру на левом галсе. Она накренилась под высокой пирамидой парусов, натянутый такелаж запел на ветру, и Хорнблауэр перешел на левую, наветренную часть шканцев – свое законное место. Он поглядел назад. Все корабли эскадры поворачивали вслед за флагманом: «Лотос» и «Ворон», «Гарви» и «Мотылек». «Моллюск» остался в Кронштадте, чтобы догнать их с вестями, если Уичвуд выяснит что-нибудь новое. Однако пяти кораблей для учений вполне довольно.

– Принесите мне сигнальную книгу, – распорядился Хорнблауэр.

Флажки взмыли по фалам, каждый сигнал – цепочка черных шаров, как бусины на шнурке. С кораблей эскадры на них зорко смотрели в подзорные трубы, читая флажки еще до того, как они расправятся окончательно, и тут же приказывая поднять ответ. Все последовательно сменили галс, разом выстроились в строй пеленга и вновь последовательно привелись к ветру в кильватерном строю. Они убавляли паруса вслед за флагманом – каждый капитан отправил наверх сколько мог матросов, чтобы убрать нижние прямые и брамсели в тот же миг, как станет ясно намерение коммодора, – и тут же ставили их снова. Они взяли сперва один риф на марселях, потом два, затем отдали рифы. Они легли в дрейф, спустили шлюпки с абордажной командой, подняли шлюпки обратно. Легли на прежний курс, открыли орудийные порты, выдвинули пушки, закрепили, опять выдвинули, опять закрепили. По фалам «Несравненной» взлетел новый сигнал, на сей раз с позывными «Ворона»: «Коммодор – капитану. Почему не исполнили мой приказ?»