– Вообще-то она уже наступила, – промямлил он в ответ и отвернулся. А затем вообще постарался отойти от меня на безопасное расстояние. Далеко он, конечно, не ушел, но осадочек остался. И окончательно разочаровавшись в людях, я вновь погрузилась в свои мысли. Я любила мечтать и воссоздавать картины из книг в своей памяти. Как ни крути, но работа редактором в одном из крупнейших издательств Москвы, дало о себе знать. Хотя, я с детства любила этот мир книг. Могла часами напролет засиживаться за очередным романом, забывая о времени. И так было непривычно возвращаться из книжного мира в свой, где не было рыцарей и прекрасных дам, а за окном не сражались маги. Где чувства были такими яркими и чистыми, что ты плакал вместе с героями и радовался одновременно. Увы, в нашем времени такого не было, зато лжи, зависти и злобы было хоть отбавляй…

Еще через пятнадцать минут ожидания, я была готова потратить последние двести рублей на такси, когда увидела еле движущееся пятно на горизонте. С облегчением выдохнула и выступила вперед, тем самым подавая знак остальным пингвинам последовать за собой. Народ как-то оживился и живенько затоптался рядом со мной. Я никогда не думала, что буду так рада видеть нашего соседа, который водил эту маршрутку. Дядя Витя жил над нами и любил играть на гармони. В час ночи. Мы в свою очередь, дядю Витю за это тихо ненавидели. Поддержать нас было некому, так как весь двор обожал его игру, особенно на всяких празднованиях. Когда собирался полный двор бабушек и дедушек. И где они под очередные "пятьдесят грамм" для здоровья успевали обсудить политику, минздрав и Клавку из соседнего подъезда, которая щеголяла по двору с новыми вставными зубами. Стандартный двор и дом с такими же жителями, ничего нового, ничего сверхъестественного.

Оплатив проезд и устроившись на месте у окошка, я вновь вспомнила не злым и тихим словом Сергея и его Генку. Нет, я любила Сережу, честно. Он оказался для меня спасением в тот момент, когда мне казалось, что впереди меня больше ничего не ждет.

Тогда прошло полгода, как я переехала в этот чужой мне город. Полгода моей так называемой самостоятельности. Знаете, а ведь действительно существует та черта, которая делит жизнь на "до" и "после". Для меня такой чертой стало предательство отца. Он всегда был для меня примером того, каким должен быть мужчина. Я думала, что именно так и должен любить муж жену, как любил мой отец маму. Восхищалась тем, что по истечению такого солидного срока, они до сих пор вели себя как влюбленные школьники. Вот только ни она, ни я не знали, что на стороне у него давным-давно была любовница, а он все это время притворялся. Никто даже и думать не мог, что он способен на измену. А он смог. И чисто случайно все всплыло на поверхность. Так получилось, что мне пришлось возвращаться с дачи на несколько дней раньше. И электричка, на которой я ехала, по какой-то поломке остановилась в неприметном другом дачном поселке. Мы всегда проезжали его и даже не всматривались в окрестности. От нечего делать, я скучающе наблюдала за людьми и ожидала отправки дальше. И тут меня привлек знакомый силуэт, который так бережно тащил сумку по перрону. А затем его обняла миниатюрная блондинка и уткнулась лицом в широкую грудь. Я не слышала, о чем они говорили, но казалось, будто он успокаивал ее, гладил по крашеным волосам одной рукой, а второй крепко обнимал за талию. А затем они поцеловались и я вдруг отчетливо ощутила, как подо мной вздрогнула земля и стала рассыпаться на кусочки. Слезы застилали глаза и грудь сдавило от такой непередаваемой боли, что я даже и не поняла, что делаю и зачем двигаюсь на выход. Я даже не поднимала голову, когда врезалась в проходивших мне навстречу людям. И лишь такой знакомый голос и сильные руки вывели меня из этого состояния:

– Катя? Что ты здесь делаешь? – Отец испуганно стал осматриваться по сторонам. – Ты с мамой?

– Нет, можешь вздохнуть с облегчением. Твой концерт на перроне видела только я. – Каждое мое слово было пропитано ядом. Я смотрела на такого родного и то же время чужого человека.

– Тише.

– Не закрывай мне рот! Не имеешь права!

– Екатерина, возьми себя в руки! – Его тон стал строже. – Здесь не место для подобных разговоров.

– Убрал от меня свои грязные руки, – зашипела я в ответ и дернулась от протянутой руки. – Не надо со мной разговаривать и не надо мне ничего объяснять, я все видела.

– Ты не так все поняла.

–Да? И что именно? Ты случайно споткнулся и попал в ее объятия? А затем она тебя насильно поцеловала? Тебе было дискомфортно или отбивался? А то я что-то пропустила этот момент.

– Катя, прошу тебя, успокойся и давай все обсудим.

–Нет. – Я оттолкнула его и прошествовала мимо в другой вагон. Скрываясь за стеклами солнцезащитных очков от посторонних взглядов, я всю оставшуюся дорогу домой глотала слезы. Мне было так жаль маму, себя и всю нашу семью. Которая будто хрустальная статуэтка разбилась от одного неосторожного движения.

С отцом я больше не разговаривала и старалась пропадать, где угодно допоздна, лишь бы не видеть его лицо и лишь бы не находиться под одной крышей. Знаете, когда слышишь о предательстве, но оно тебя не касается, то даже и представить себе не можешь, как сильно оно ранит. И то, что показывают в кино и рядом не стоит с тем, что происходит в реальной жизни. Мама приехала через неделю и вот тут начался настоящий ад. Сложно быть хорошей актрисой, когда все внутри кричит от боли. Я видела, как он целует маму и задумывалась, а кого он представлял на тот момент? Маму или эту крашеную швабру? Меня типало каждый раз, когда я видела его ужимки и заигрывания перед ней. И каждый раз я хотела ей все рассказать, открыть глаза. Но понимала, что ее рана будет больше моей и останавливалась. Останавливалась, потому что где-то в глубине души очень хотела все забыть. Чтобы в один прекрасный день я проснулась, а все было по-прежнему прекрасно. Но этого все не происходило и изо дня в день, злоба внутри все больше разрасталась так, что я едва контролировала себя.

–Катюш, не планируй ничего на вечер, – обратилась ко мне мама, суетясь на кухне, – сегодня на ужин мой фирменный пирог с грибами.

– Ммм, мам, я не могу, – на ходу придумывая отмазку, я попыталась протиснуться мимо нее к холодильнику. – Я уже занята.

– Меня не волнует. Мы и так редко стали собираться за одним столом, то у папы работа допоздна, то ты пропадаешь у подружек. Я хочу посидеть со своей семьей и нормально провести время, а не выуживать вас с отцом по очереди, это ясно?

– Да.

– Вот и славно, ужин в семь.

Что сказать, у мамы был такой склад характера, что она всего добивалась. Не важно какими путями, но она получала все, что хотела. И вот, семь часов. На кухне витают ароматы маминой стряпни, за окном шелестит листва, оповещая нас о надвигающемся дожде. Висевший на стене телевизор, показывал новости на приглушенном звуке, а перед носом стоял аппетитный кусок пирога. Обычно, люди наслаждаются такими моментами. Но не сегодня и не в нашей семье. Я вяло ковырялась вилкой в еде и почти не слушала болтовню родителей. И больше всего хотелось уйти в свою комнату. Я даже уже встала со своего места, когда мама неожиданно серьезным тоном произнесла:

– Сядь немедленно, Екатерина.

Конечно же, это для нее было несвойственно. Обычно мама юморила и была такой солнечной, а этот тон я слышала всего два раза и то, когда сильно шкодила.

– Итак, дорогие мои, кто из вас первым решится рассказать, что происходит в нашей семье? И почему я чувствую, будто бы вы специально избегаете друг друга? Все ведь было хорошо, верно? Или вы считали меня слепой и глухой? Вы думали, что я не слышу вашего общения? Надеялись, что сможете меня обмануть, но могу сказать, что вы провалились. Игорь? – Она по очереди повернулась к каждому из нас. – Катя?

Казалось бы, вот он момент, которого я так ждала. Момент истины, когда я должна была получить облегчение, видя, как мой отец бледнеет и прячет свои глаза. Но все было наоборот. Я чувствовала, что сейчас наступит конец. Конец нашей семье, в котором отчасти виновата я. Может, стоило потерпеть? Может быть, это был единичный случай, и отец больше не возвращался к той женщине, а я своими собственными руками рушу этот мир? И когда я была уже готова сказать, что все хорошо, отец начал говорить: