— Я к тому, что Харм всегда говорил, что моя рубаха обошлась ему в три серебряных, — пояснил интерес, — Вот и удивляюсь…

— Пусть поперхнется за столом Кроноса, скряга! — порывисто перебила меня, желая скорее всего нечто нехорошее бывшему опекуну, — Честная цена новой рубахи, что на тебе — восемь-десять медяков. Ему совершенно бесплатно досталась, точно знаю, он тогда в Люненской Резне много тряпья с разумных снял. Не побрезговал ничем. Мне их пытался продать, только цену запросил такую, проще пошить новые. А так, за полтора-два дня найма у нас в Черноягодье, имею ввиду самую тяжелую и дешевую работу, любой сможет себе такую взять. Это, если на еду тратиться будет. В столице же, несмотря на цены вроде бы ниже, чем у нас на одежду, дней пять работать потребуется. Говорю, у них расценки другие.

Теперь стало ясно, почему Сим готов был воробья загонять. Получалось с подачи Амелии, платил я ему больше, чем любой хозяин здоровому работнику за день упорного физического труда. Оркам внес нехило. С другой стороны, на данный момент мне требовался результат. Он получен.

Но галочку напротив знахарки сделал. Конечно, это абсолютно не критично, и не последнее, однако сам подход следовало запомнить и всегда держать в уме. Вот по таким мелочам часто можно сделать выводы, как человек себя поведет и в других ситуациях.

Нашел и относительно дешевую, прочную, легкую, а при обработке непромокаемую ткань, которой «износа нет». Сантик — являлся сугубо местной продукцией, и производился по особой технологии из водоросли чесменки с добавлением каких-то ингредиентов. Не знаю, может, предвзято относились местные к материи вообще, но те же поясные сумки из сантика, на мой взгляд, гораздо лучше и практичнее. А для ременно-плечевых систем с множеством подсумков или рюкзаков — лучше не придумаешь. Кожа — конечно здорово, аутентично и все такое, если в ролевые игры играть, как вариант на безрыбье. К другому я привык, и на другие свойства смотрел, например, на вес.

Дальше заглянул к торговцу всякой всячиной, на мой взгляд, обычному старьевщику, которого в глаза и за глаза называли или Старик, или дедушка Охрим. Странно, но Глэрд не знал из какого он рода. И вообще, принадлежал ли выходцам из Народа. В целом, для меня никакой разницы, главное, что именно у него в продаже имелось мыло и многое другое, необходимое в быту.

Раньше седобородый, кряжистый и улыбчивый дед пацаненка выгонял сразу, едва только тот переступал через порог лавки, пытаясь объяснить интерес приказом Харма. Чему Охрим не верил совершенно, и абсолютно правильно. Впрочем, такая же судьба ждала и других детей, которые пытались проникнуть в святая-святых, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на различные чудесные диковинки. Вот опять накладка в воспоминаниях, по памяти Глэрда, здесь располагалась пещера Али Бабы, на деле оказался склад различного старья от облезлых чучел до вычурной мебели. Присутствовало несколько прилавков, где под стеклом находились наиболее ценные товары. И вишенкой на торте служила пара манекенов, на какие навешивались доспехи в лучшие или худшие времена.

Сегодня хозяин, радушно улыбаясь, поприветствовал меня первым, причину я определил не только в моей появившейся платежеспособности, но и в перспективе заключения будущих сделок по реализации праведно нажитого добра. То, что я с гоблов взял огромные трофеи, уверен, ни у кого сомнений не возникало. А с каждым днем без оглашения списка, они в умах селян приобретали уж совсем космические масштабы.

— И что привело тебя, Глэрд, в мою скромную обитель? — действительно, работала продвинутая модель переводчика. Никаких монастырей в земном понимании данного термина, в этом мире не встречалось. Вот так, между делом, выяснил и проверил важную информацию, после заострения внимания на, казалось, пустяке. А то, глупо бы было крикнуть кому-нибудь: «ну, здравствуй, брат-землянин!», если мой разум, например, перевел бы и адаптировал какую-нибудь местную поговорку про слухи в «говорят в Париже кур доят». Несколько криво, но в целом верно.

Кстати, дед — настоящий аксакал, учитывая, что ему далеко за шестьдесят. Для Черноягодья — это очень много. Здесь и сорокалетний Харм считался пожилым товарищем.

Но больше всего завораживали глаза старика — живые, цепкие, оценивающие и холодные. Профессиональные. Люди с таким взглядом, с одинаковым выражением на лице и подарок любимой внучке преподносили, и колбасу нарезали, и врага на куски. Дурак дурака, как известно, видит издалека, поэтому я постарался расслабиться, и больше на хозяине не сосредотачиваться.

— Вот, два куска. Один без всякого запаха, второй с нилсом, первым отмоешься, вторым подмоешься! Все девки твои будут! Сразу набросятся! Как мухи… пчелы на мед! — довольно хохотнул тот, вытащив из-под прилавка пару одинаковых брусков светло-коричневого цвета, каждый на вид весом около ста пятидесяти-двухсот грамм.

— А цена? — сделал вид, что при слове «девки», смутился я, игнорируя «мух».

— Цена… Цена, как и везде… Дорого! Пять серебряных монет и двенадцать медных. И ни на одну не подвинусь! Да, чтобы не думал, они продаются в паре. По одному ими не торгую. В довесок — порошка зубного банка за полсеребряного, и подарок — щетка! Или платишь и берешь все, или не платишь, и не берешь, — опять отчего-то разулыбался торговец, глядя на мои округлившиеся глаза. Конечно, я играл изумление, надеюсь реалистично, а так по большому и малому счету, мне пока было наплевать сколько и что стоило по местным реалиям, — Повторюсь, без торга! И я тебе скажу так, Глэрд. Спроси у любого, хоть у Крома отца Айлы, хоть у Талли, что торгует рядом, мыло, порошок для зубов, чтобы они белыми оставались и не портились — все покупают по одной цене. И, чтобы не терзали тебя сомнения, в Демморунге подобный мой товар, изготовленный по семейному рецепту, стоит дороже, гораздо дороже! Но не дело на земляках наживаться! Поэтому прошу всего лишь скромные пять серебряных и пригоршню меди. Ну, что скажешь?

Скажу, дядя, ты дикие деньги делаешь пусть не из воздуха, но не далеко ушел, и о «скромности» лучше бы помолчал. Эксклюзив и монополия?

— Буду брать. Можно я осмотрюсь у тебя, дедушка Охрим?

Внимание мое привлекло квадратное зеркало сантиметров пятнадцать в длину и семь в ширину за стеклом прилавка. Так как именно в этот момент вдруг пришло осознание, что кроме как отражений в лужах, в ведре или еще где-то, Глэрд своего лица ни разу в жизни не видел. Вот это поворот!

А дед отследил мои реакции, но сделал неправильные выводы:

— Конечно, смотри! Кстати, про «посмотреть», есть у меня такое… Такое! Любой девке подаришь, она сама к тебе на сеновал до брачной ночи прибежит! С таким жаром отдастся… У-у! — еще и причмокнул, а затем скрылся в подсобном помещении.

У него с бабами проблема? Раньше ходоком был, сейчас главный орган стоять перестал? Амелия в помощь. Но обычно любили рассуждать о женщинах во всеуслышанье, что с ними и как делать те, кто редко даже с одной реализовывал свои мечты, напропалую занимаясь непотребствами с безотказной Дунькой Кулаковой. Нет, не то. Глубинный взгляд Старика оставался таким же холодно-безразличным, а еще в нем промелькнул некий непонятный интерес. И связывать его с желанием, даже шутливым, помочь пацану попробовать женщину я бы не стал.

То, что в этой лавке оставлю большую часть свободных средств уже не вызывало сомнений. А в глубине души, да как так? Большинство местных даже какой год на дворе не знало, на точные меры расстояния и веса, за исключением некоторых случаев, им было плевать. Но вот передо мной за стеклом прилавка практически классические карманные часы пусть большие и с тремя циферблатами, да размечены не так, как земные аналоги, однако секундная стрелка присутствовала. Вот четыре разномастных термометра, аптекарские весы с набором гирь, компас, похожий на земной армейский. При этом не смог выдернуть из воспоминаний мальчишки указание направлений, кроме как «на восход», «на закат» и другие в подобном духе.