Единственное различие между этими случаями заключалось в том, что, учитывая юный возраст Фрэнсис, преступнику было легче приблизиться к ней, завязав дружеский разговор. Лишь подойдя вплотную, он прибег к физической силе или угрозе ножом либо пистолетом, чтобы заставить жертву сесть в его машину.

Вещественные улики указывали на то, что девочку изнасиловали непосредственно в автомобиле, и как только это произошло, насильник увидел, что реальность, с ее ужасом, криками и болью, совсем не похожа на его фантазии. В этот момент, если не раньше, он понял, что должен убить ее, иначе его жизнь будет разрушена.

Разыгрывая вероятный сценарий, я представил, как он после нападения пытался контролировать Мэри-Фрэнсис – в тот момент истеричную и испуганную, – как приказал ей быстро одеться, пообещал отпустить и повез в лес, который хорошо знал. Выйдя из машины, она повернулась к нему спиной, и он обхватил ее сзади и душил, пока она не обмякла. Но задушить человека – дело не такое простое, как думают люди, и, поскольку ему было трудно контролировать ее в своей машине, он не стал рисковать, а оттащил под дерево, поднял ближайший камень, который подвернулся под руку, и несколько раз ударил ее по голове.

Накинутое на голову жертвы пальто показывало, что НС был в смятении из-за содеянного, и мы могли бы, если бы поймали его довольно быстро, использовать это обстоятельство на допросе. Полагая, что НС из местных, и зная, насколько серьезно полиция отнеслась к этому делу, я был вполне уверен, что они уже допросили его как потенциального свидетеля, который мог заметить что-то во время похищения. Я сказал следователям по телефону, что этот парень организован, самоуверен и не сомневается, что вышел сухим из воды. И хотя это, возможно, было его первое убийство, я полагал, что это не первое его преступление на сексуальной почве.

То дело, как и многие другие в мрачной бухгалтерской книге нашего бизнеса, закончилось трагически для жертвы. В большинстве случаев лучшее, что мы можем сделать, – это использовать наши навыки для предотвращения новых преступлений. В тот момент, поймав себя на том, что невольно бросаю взгляд на фотографии двух моих маленьких дочерей, Эрики и Лорен, я с надеждой подумал – а вдруг это дело закончится не так трагически?

В 1985 году, когда Льюис Маккарти позвонил нам по делу Шари Смит, Отдел поведенческой науки занимал ряд помещений на первом этаже здания криминалистики в кампусе академии ФБР, расположенном в лесу, на базе морской пехоты США в Куантико, штат Виргиния. В отличие от более поздних времен, когда нас перевели в лабиринт офисов на глубине двадцати метров под оружейным хранилищем и крытыми стрельбищами, у нас не было отдельных офисов, но были окна, чтобы смотреть на природу. Мы также делили конференц-зал с соседями-криминалистами, и они не всегда были довольны этим, потому что мы занимали часть их пространства. Через какое-то время мы начали приглашать их на некоторые наши консультации по конкретным случаям, и многие из них, похоже, это оценили.

Мы встретились в четверг, через три дня после первого обращения Рона к Маккарти, для консультации по делу о похищении Шари. Мы старались проводить эти встречи не реже раза в неделю, чтобы каждый член команды мог изложить свое дело (годом раньше у нас появились первые женщины-профайлеры, специальные агенты Розана Руссо и Патриция Кирби – из нью-йоркского и балтиморского полевого агентства соответственно). В данном случае мы только что получили материалы по делу Шари Смит вместе с записями нескольких телефонных звонков НС. Кроме того, мы каждый день разговаривали по телефону с Меттсом или Маккарти, которые информировали нас о каждом новом событии, а также о ситуации в доме Смитов, где постоянно присутствовали сотрудники службы шерифа. Материалы дела и фотокопии газетных статей лежали теперь на столе в конференц-зале.

Кроме Рона Уокера, Джима Райта и меня там были Блейн Макилвейн и Рой Хейзелвуд. Все они делились своим мнением по текущему делу и продолжали вносить существенный вклад в программу профайлинга в целом. Рон и Блейн также оказали существенное влияние на программу в том, что касалось меня. Они спасли мне жизнь.

Примерно за полтора года до описываемых событий, в конце ноября – начале декабря 1983 года, я взял их с собой в Сиэтл, чтобы провести консультации с оперативной группой по делу о серийных убийствах в Грин-Ривер, которое уже тогда претендовало на то, чтобы стать одним из крупнейших в американской истории. Прошлым летом, в середине июля, мальчики-подростки заметили тело шестнадцатилетней Венди Ли Коффилд, плавающее в реке Грин-Ривер, что в округе Кинг, штат Вашингтон. Когда в течение месяца обнаружились еще четыре тела – все молодые женщины, все либо в Грин-Ривер, либо поблизости от реки, – стало ясно, что кто-то охотится на молодых женщин-бродяжек, проституток и автостопщиц на маршруте Сиэтл – Такома. К тому времени, когда мы втроем – Рон, Блейн и я – отправились туда в ноябре 1983 года, неизвестному, которого уже называли Убийцей с Грин-Ривер, приписывали уже одиннадцать жертв. Была сформирована оперативная группа, и поиски стали крупнейшим расследованием серийных убийств в стране. Масштаб убийств поражал, особенно на фоне печальной реальности, показывающей, сколько неприкаянных молодых девушек – некоторым не более четырнадцати-пятнадцати лет – пропало в одном только этом районе. Все это сказывалось и на нас, тех, кто участвовал в расследовании.

То время было особенно напряженным и для меня лично. Даже после расширения штата и набора новых сотрудников я был перегружен работой и имел проблемы со сном. Тремя неделями ранее, выступая с лекцией о профайлинге личности преступника перед 350 полицейскими Нью-Йорка, а также округа Нассау и Саффолк, Лонг-Айленд, я из-за стресса испытал мгновенное, но непреодолимое чувство страха, хотя много раз выступал с этой речью раньше. Я быстро пришел в себя, но не мог избавиться от нехорошего предчувствия, поэтому, вернувшись в Куантико, пошел в отдел кадров и оформил дополнительную страховку жизни и защиты доходов на случай, если стану инвалидом.

На следующее утро после нашего прибытия в Сиэтл я выступил с докладом перед оперативной группой Грин-Ривер и предложил несколько стратегий поимки, которые могли бы заставить убийцу выступить в качестве «свидетеля», а также дал советы относительно способов допроса, если он произойдет. Рон, Блейн и я провели остаток дня, осматривая вместе с полицией места захоронения тел, чтобы собрать больше поведенческих подсказок. Ноябрь в Сиэтле – не самый приятный месяц для прогулок на свежем воздухе, и местные жители все еще говорили о «Шторме в День индейки»[3] на прошлой неделе. К тому времени, когда мы вернулись в «Хилтон» тем вечером, у меня болела голова, я был совершенно измотан и чувствовал, что заболеваю.

Пытаясь расслабиться за выпивкой в баре отеля, я сказал Блейну и Рону, что проведу следующий день в постели, а они вдвоем съездят в здание суда округа Кинг, просмотрят материалы и примут с полицейским начальством решение по стратегиям, которые мы обсуждали тем утром.

На следующий день был четверг, и мои коллеги-агенты оставили меня в покое, как я и просил. Я повесил табличку «Не беспокоить» на дверную ручку снаружи. Но когда я не пришел на завтрак в пятницу, они забеспокоились и позвонили по телефону в мой номер. Ни на звонок, ни на стук в дверь я не среагировал.

Встревоженные, они вернулись к стойке регистрации и потребовали у менеджера ключ. Вернувшись наверх и отперев замок, Блейн и Рон обнаружили, что дверь закрыта на цепочку, а прислушавшись, услышали доносившиеся изнутри слабые стоны. Дверь пришлось взломать; я лежал на полу в коматозном состоянии, по-видимому, при смерти от вирусного энцефалита, о котором стало известно позже. Я пролежал в Шведской больнице в Сиэтле почти месяц и едва не умер несколько раз за первую неделю. Я вернулся в ФБР только в мае следующего года. Выпав из работы на такой долгий период, я погрузился в уныние и подвергал сомнению все, что касалось моей жизни и приверженности такого рода работе. Рон был одним из немногих друзей, которых я видел в то время, – могу надеяться, что он понимал, через что мне пришлось пройти. Я благодарен, Рону, Блейну и другим членам моей команды, которые делились своими идеями и помогали справиться с напряжением в тот период.