Карта Пателя казалась Чоудхури невозможной. Если быть точным, это означало, что десятки индийских военных кораблей проникли в Южно-Китайское море незамеченными, что представляет собой грубую недооценку его собственной страной скрытных маскировочных и кибернетических возможностей Индии. Мысли Чоудхури переключились на пару дней назад, как его дядя узнал о Enterprise получении "Энтерпрайзом" приказа о запуске против материковой части Китая. Он все больше убеждался, что Патель знал об этом благодаря переписке Чоудхури по электронной почте с Хендриксоном. Если индийцы обладали достаточной изощренностью, чтобы взломать современную систему зашифрованной электронной почты, не было ли также вероятно, что они обладали изощренностью, чтобы тайно разместить свой флот между "Энтерпрайзом" и материковой частью Китая?

 — Наш военный атташе посетил Белый дом и показал эти фотографии вашему советнику по национальной безопасности …

 — И что? — Спросил Чоудхури у своего дяди.

 — Его поблагодарили и вывели из здания.

Чоудхури кивнул.

 — Я полагаю, что ваш мистер Уискарвер никогда не передавал эти материалы или новости о визите нашего атташе кому-либо еще в администрации. Я также убежден, что ваш мистер Уискарвер не намерен излагать вашему президенту нюансы позиции нашего правительства .

 — Ваши убеждения, вероятно, верны, — ответил Чоудхури. — Так зачем ты мне это рассказываешь?

Они допили свой чай. Патель бросил взгляд на племянника, затем вернулся к кассе, где сидела кассирша. Она налила ему еще две чашки, но на этот раз Патель не стал опускать монету в ее кувшин. Патель вернулся на свое место, продолжая их разговор. — Я рассказываю вам все это, потому что, возможно, есть другой способ передать наше послание. — Он протянул Чоудхури чашку с чаем и пристально посмотрел на него, как будто ждал, что его племянник заговорит. Однако Чоудхури ничего не сказал. Вступая таким образом в сговор со своим дядей, он чувствовал, что переступает черту предательства. Итак, Патель закончил мысль за него: — Ваш друг Хендриксон мог бы передать наше сообщение напрямую.

 — Обращение Умника к президенту, скорее всего, положит конец его карьере.

 — Если ”Энтерпрайз" нанесет контрудар, — серьезно ответил Патель, — закончится гораздо больше, чем карьера одного человека.

Они вдвоем сидели тихо. — Почему мы встречаемся здесь, в этой столовой? — спросил Чоудхури. — Почему не в защищенном конференц-зале? — Он взглянул на кассира, который номинально просматривал журнал сплетен, но который, как он подозревал, слушал их все это время.

 — Потому что у нас не было собрания, — ответил Патель. — Ничто из этого не является официальным. Мое правительство не санкционировало мой разговор с вами. По их мнению, мы обсуждаем здоровье моей сестры. Впервые Чоудхури почувствовал неуверенность в том, от имени кого именно говорит его дядя. Как будто почувствовав беспокойство своего племянника, Патель добавил: — Чтобы выйти из некоторых тупиков, иногда нам приходится полагаться на связь, более сильную, чем национальность. Иногда единственная достаточно прочная связь — это семья . — Патель обнял племянника за плечо. — Ты поговоришь со своим другом Хендриксоном?

Чоудхури кивнул.

 — Хорошо, — сказал он. — Я опаздываю на встречу. Ты можешь найти выход?

Он кивнул. — Да.

 — И не беспокойся о ней, — добавил Патель, вставая. — Она почти глухая … Трагическая история. — Выходя, он еще раз взглянул на кассира. С этими словами его дядя исчез.

Чоудхури медленно потягивал недопитый чай, ломая голову над тем, как перехитрить Умника. Вероятно, у него было всего несколько часов до того, как "Энтерпрайз" нанесет контрудар по материковой части Китая. Он понятия не имел, какой может быть реакция индейцев. Или как может отреагировать его правительство. Задача, которую поставил перед ним дядя, казалась невыполнимой. Должно быть, он выглядел в довольно плохой форме, когда встал со своего места. Он чувствовал, как старая вдова за кассой жалобно смотрит на него. Проходя мимо нее, Чоудхури сунул руку в карман, достал немного мелочи и бросил ее в ее банку.

Она взяла его руку за запястье, напугав его. Ее глаза были широко раскрыты и слезились от чего-то похожего на ностальгию. — Спасибо, — сказала она. — Благодарю вас.

Чоудхури взглянул на ее рукоятку. — Не думай об этом.

Еще одно долгое мгновение она не отпускала его.

Он ходил кругами. По крайней мере, так это казалось Фаршаду. Днем и ночью. С тех пор, как он прибыл на остров Ормуз. Идем по одному большому кругу. Он проверял боевую позицию — скажем, зенитное орудие, — затем переходил к следующему — скажем, пулемету, ориентированному на пляж, — затем к одной из новых пушек с направленной энергией, которая, казалось, никогда не работала. Он шел все дальше и дальше, злобно разбрасывая камни со своего пути, когда проходил несколько миль по периметру, его единственной передышкой была короткая прогулка на лодке между этим островом и его близнецом, островом Ларак, где он прошел почти такой же круг.

Оборона на островах была в лучшем случае ничтожной: горстка зенитных орудий, несколько сотен плохо обученных новобранцев, несколько заграждений из колючей проволоки. Вот примерно и все. Неужели генерал Багери действительно ожидал, что он будет защищать эти стратегически важные острова с помощью этого? Он не мог быть серьезным. И на самом деле генерал Багери не был серьезен — или, по крайней мере, он не воспринимал угрозу российского вторжения всерьез. Когда Фаршад изложил эту перспективу по возвращении из Нью-Дели, генерал Багери сидел за своим столом, брал с блюда фисташки, раскалывал их скорлупу костяшками пальцев и терпеливо слушал. Затем с безразличием он спросил: — И это все?

То, что последовало за этим, было самой большой взбучкой, которую Фаршад получил по меньшей мере за десятилетие. По словам генерала Багери, идея российского вторжения на острова в Ормузском проливе была абсурдной. Тегеран и Москва были союзниками на протяжении десятилетий. Более того, информация поступила от индейцев, которые не были большими друзьями ни той, ни другой нации. Затем, переходя на личности, Багери сказал: — Лейтенант-коммандер Фаршад — (называя его полное звание, как бы напоминая ему, как низко он пал), — Я отправил вас на флот, чтобы вы не создавали больше проблем. Но теперь Верховный лидер сам прочитал ваше предупреждение о российском ударе. Вопреки моему совету, он решил освободить индийский танкер, а также приказал мне укрепить наши острова в проливе. Похоже, мне не удалось уберечь тебя от неприятностей.

Генерал Багери сообщил Фаршаду, что у него нет другого выбора, кроме как следовать приказам. Он был вынужден укрепить острова. Но его подкреплением будет один человек: Фаршад. Когда он покинул кабинет генерала Багери, то направился к небольшому судну, которое ожидало его, чтобы доставить на новое, заброшенное место службы. С тех пор как Фаршад прибыл на острова, он не позволял себе задаваться вопросом, сколько еще он там пробудет. Если русское вторжение — эти парашютисты спецназа, поддерживаемые их военно—морским флотом, — так и не произойдет, как долго Багери будет держать его в позе, чтобы отразить нападение? Неделю? Месяц? Год? Остаток своей жалкой жизни? Фаршад пришел к пониманию того, что, передав свое послание непосредственно верховному командованию, он стал архитектором своего собственного изгнания.

Несколько сотен призывников, которые обслуживали эти оборонительные сооружения, пережили подобное изгнание, некоторые из них в течение многих лет. Общаясь с ними, Фаршад узнал, что большинство из них имели в прошлом дисциплинарные нарушения. Эти острова превратились в свалку для тяжелых случаев. Склады снабжения не присылали им свежих продуктов, только упакованные пайки. Они принимали душ раз в неделю. Палатки, в которых они спали, часто уносило непредсказуемыми ветрами, бушевавшими в проливе.