Фаршад всегда понимал или, по крайней мере, понимал умом, что у его страны и России много общих интересов. Но с Колчаком он начал понимать глубину их родства, степень, в которой их две нации развивались в тандеме, разделяя траекторию. У обоих было имперское и древнее прошлое: у русских царей, у персидских шахов. Оба пережили революции: и большевики, и исламисты. И оба пострадали от антипатии Запада: экономических санкций, международного осуждения. Фаршад также понимал или, по крайней мере, интуитивно понимал, какая возможность сейчас открывается перед его российскими союзниками.

Они покинули свой порт приписки Калининград три недели назад. В первую неделю своего путешествия "Резкий" отслеживал многочисленные корабли Третьего и Шестого флотов США, которые агрессивно патрулировали западную Атлантику и эти северные балтийские воды. А потом, совершенно неожиданно, их американские противники исчезли. После двух катастроф в Южно-Китайском море назначение американского флота стало очевидным. Столь же очевидной была возможность, которую представляло его отсутствие. Не менее пятисот волоконно-оптических кабелей, на долю которых приходится 90 процентов доступа в Интернет 10G в Северной Америке, пересекали эти ледяные глубины.

 — Если американцы взорвут ядерное оружие, — сказал Колчак, — я не думаю, что мир будет сильно беспокоиться, если мы повредим несколько подводных кабелей. — Он пристально посмотрел на Фаршада. — Я также не думаю, что мир много сказал бы, если бы наши войска захватили кусочек Польши, чтобы объединить Калининград с материковой частью России. — Колчак указал на карту на стене. Он очертил пальцем коридор, который дал бы России прямой сухопутный доступ к ее единственному балтийскому порту. Сам Путин часто говорил о возвращении этой полоски земли. — Если американцы взорвут ядерное оружие, они станут государством-изгоем, которым они всегда называли нас.

 — Ты думаешь, они когда-нибудь пойдут на это? — Спросил Фаршад у Колчака.

 — Десять или даже пятнадцать лет назад я бы сказал "нет". Сегодня я уже не так уверен. Америка, которой они считают себя, больше не является той Америкой, которой они являются. Время все меняет, не так ли? И теперь это меняет мировой баланс в нашу пользу . — Колчак посмотрел на часы. Он закрыл ноутбук и взглянул на Фаршада. — Но уже поздно. Тебе нужно немного отдохнуть.

 — Я не могу уснуть, — сказал Фаршад.

 — Как так получилось?

Фаршад позволил тишине установиться между ними, так что Колчак мог различить слабый звук льдин, скользящих по корпусу корабля. — Я нахожу это звучание нервирующим, — признался Фаршад. — И корабль постоянно качается.

Колчак перегнулся через стол и нежно схватил Фаршада за руку. — Вы не должны позволять ни тому, ни другому беспокоить вас. Возвращайся в свою комнату, ложись. К качению вы привыкнете. А шум? Это всегда помогало мне представить, что шум — это что-то другое .

 — Например, что? — Скептически спросил Фаршад.

Донг, донг, еще пара льдин скользнула по корпусу.

 — Как колокол, возвещающий об изменении времени.

Стук в его дверь.

Середина ночи.

Линь Бао застонал, садясь. Что это может быть сейчас? он задумался. Такие перерывы в его сне стали обычным делом. Прошлой ночью у командиров двух эсминцев в его боевой группе возник спор относительно порядка их построения, который Линь Бао должен был разрешить; накануне вечером было неожиданное предупреждение о погоде, тайфун, который, к счастью, так и не материализовался; затем пропущенное окно связи с одной из его подводных лодок; прежде чем это избыток жесткой воды в одном из реакторов его корабля. Список расплывался в его недосыпающем сознании. Если Линь Бао стоял на пороге великого момента в истории своей страны, то это было не так. Линь Бао чувствовал себя поглощенным мелочами своего командования и был убежден, что он никогда больше не сможет наслаждаться полноценным ночным отдыхом.

Тем не менее, он почувствовал небольшой прилив удовлетворения от того, что сложная смесь киберкокрытия, стелс-материалов и спутниковой подделки позволила его флоту хорошо спрятаться. Хотя американцы, несомненно, подозревали, что они направляются в район китайского Тайбэя, их старый противник не смог разработать точные данные о прицеливании, необходимые для контрманевра. В конце концов, американцы их найдут. Но к тому времени будет уже слишком поздно.

 — Товарищ адмирал, требуется ваше присутствие в боевом информационном центре.

Линь Бао проснулся от очередного стука. — Товарищ адмирал—

Линь Бао распахнул свою дверь. — Я услышал тебя с первого раза, — рявкнул он молодому моряку, которому было не больше девятнадцати и который выглядел таким же невыспавшимся, как и адмирал. — Скажи им, — он кашлянул, — скажи им, что я иду. Моряк коротко кивнул и поспешил по коридору. Одеваясь, Линь Бао пожалел о своей вспышке гнева. Это было проявлением напряжения, в котором он находился. Показать это напряжение своей команде означало показать им свою слабость, и они испытывали такое же напряжение. За последние три недели, с тех пор как они погрузились во тьму, Zheng He авианосная боевая группа "Чжэн Хэ" — вместе с тремя другими ударными группами ВМС, элементами сил специального назначения Народной армии, стратегическими бомбардировщиками наземного базирования и гиперзвуковыми ракетами ВВС — все сошлись в петле вокруг китайского Тайбэя, или Тайваня, как настойчиво называл его Запад. Хотя командование Линь Бао оставалось скрытым, он почти чувствовал, как огромная американская глобальная сеть наблюдения нащупывает его точное местоположение.

Операция, разработанная министром Чан Кайши и одобренная Постоянным комитетом Политбюро, проводилась в два этапа, каждый из которых соответствовал одной из знаменитых аксиом Сунь-цзы: первая: пусть ваши планы будут темными и непроницаемыми, как ночь, и когда вы начнете действовать, падайте, как молния. Столь же драматично, как исчез китайский флот, он вскоре снова появится вокруг Тайваня, двигаясь подобно той пресловутой молнии. Никогда прежде ни одна нация не концентрировала свою военную мощь с такой скрытностью. Потребовались бы недели или даже целый месяц, чтобы американцы или любая другая держава разместили боевые средства для противодействия ему. Вторая фаза плана министра Чана также была основана на Сунь-цзы: высшее искусство войны состоит в том, чтобы подчинить своего врага без боя. Министр Чан полагал, что внезапное появление его войск у побережья поставит Законодательный Юань, руководящий орган так называемого Тайваня, только перед одним выбором: голосование о роспуске с последующим присоединением к Народной Республике. Не нужно было бы делать ни одного выстрела. Когда министр Чан предложил свой план Постоянному комитету Политбюро, он утверждал, что столь внезапное окружение Тайваня приведет к бескровному мату. Хотя некоторые члены комитета относились к этому скептически, в том числе Чжао Лэцзи, вызывающий большой страх восьмидесятилетний секретарь Центральной комиссии по проверке дисциплины, в конечном счете большинство доверилось министру Чану.

Линь Бао вошел в боевой информационный центр и обнаружил, что министр Чан ждал его по защищенной видеоконференции. — Товарищ министр, — начал Линь Бао, — рад вас видеть. — Когда Чжэн Хэ отключился, они продолжали переписываться по электронной почте, но из соображений безопасности не разговаривали. Когда они снова увидели друг друга, воцарилось неловкое молчание, как будто каждый оценивал напряжение другого.

 — Я тоже рад вас видеть, — начал министр Чан, который затем похвалил Линь Бао и его экипаж за их исключительное поведение, не только в том, что они вывели Zheng He боевую группу авианосцев "Чжэн Хэ" на позицию — безусловно, сложная задача, — но и в том, что они ремонтировали свой корабль на ходу, так что он был готов одержать великую победу. Министр продолжал и продолжал. Чем больше поздравлений он осыпал экипажем "Чжэн Хэ", тем больше это выбивало Линь Бао из колеи.