Второй день последнего весеннего месяца начался как обычно. Я спустилась вниз, взглянула на вбитый в углу столб и спросила:

— Уже провели черту?

— Сегодня каждый интересуется этим! Да! — усмехаясь, отозвалась Лелька.

Я вскинула бровь, а тетушка с улыбкой пояснила:

— Сегодня день особенный, праздничный. Природа просыпается от зимней спячки, и люди стремятся встретить новый день радостно.

Я нахмуренно взирала на них, и пробегающая мимо Эвильена произнесла с укором:

— Ниа, неужели забыла, какой сегодня день? А ведь как весело мы проводили его в детстве!

— Тебя оправдывает лишь то, — дополнила с ухмылкой Лелька, — что ты давно не отмечала День Пробуждения Природы.

— Очень давно, — сокрушенно выговорила я, а Каон неожиданно захлопал в ладоши:

— Весело! Весело! Праздник!

У него довольно сносно получилось выговорить эти слова, и я с похвалой потрепала его по макушке.

— Молодец! — на душе стало легче — забота оказала свое влияние, и перерожденный медленно, но восстанавливал силы, сумасшествие ему уже не грозило.

Весь день мы готовились к празднику, потому что основные события обычно проводились на закате. Около недели назад к нам прибыл обоз из Сторожевого замка, поэтому повод был двойной. Из меня вышла бы плохая кухарка, и волей-неволей я занималась детьми, пока остальные женщины, кроме Лельки, охраняющей нас, готовили еду. Заманчивый аромат тревожил обоняние, в желудке урчало. Я пыталась и сама отвлечься, и занять малышей с перерожденным. Он учился читать, буквы ему диктовала Мирель, а изучали дети одну-единственную книгу, которую я прихватила из замка — Свод Законов. Я не мешала, напевая задорную песенку вместе с Артом, улыбалась малышам Ганнверу и Виру эрт Сиарту. Они лучезарно улыбались мне в ответ. Вроде бы, расслабься, забудь ненадолго о тревогах, но не получается. Вот сидишь, наслаждаешься хорошей погодкой, но нет-нет, да жужжит над ухом назойливая муха.

Я не могла избавиться от навязчивого ощущения до самого вечера, хотя ничем не выдала своего состояния. Смеялась вместе со всеми, поднимала заздравные тосты, прощалась с госпожой Зимой и восхваляла Весну!

Когда в небе догорали последние искорки заката, а над лесом вставала полная луна, люди начали расходиться. Веселье сошло на нет, дети хныкали, и тетушке с Эви пришлось успокаивать их. В зыбком лунном свете я огляделась, неподалеку маячили силуэты Рионы и Миры, за спиной живо беседовали Рис с Лелькой, рядышком на большом камне сидел Каон и что-то насвистывал себе под нос. С другого краю находились Дуг и Орон. Последний любовно оглаживал рукоять меча, висящего на поясе и что-то напряженно обдумывал. Поймав мой прищуренный вопросительный взор, эрт Дайлиш мотнул головой, указывая вправо. Я отпустила его, понимая, что вампиру пришла пора прогуляться. Мой взгляд скользнул дальше и остановился на полыхающих в долине кострах. Мужчины все еще сидели у огня, передавая по кругу бурдюк с вином.

Мне не хотелось ни с кем разговаривать, нужно было разобраться в себе, проанализировать собственные ощущения. Я шагнула в сторону от людей и внезапно споткнулась. Дуг, молниеносно подскочив, удержал меня за локоть, а после наклонился и поднял забытую детьми книгу.

— Вот как бывает, — он сокрушенно покачал головой. — Всему нужен порядок.

Я чуть улыбнулась, выражая согласие, и двинулась к лесу. Дуг тяжело вздохнул за моей спиной, но останавливать не стал. Мне необходимо было остаться в одиночестве.

Лес встретил меня густым сумраком, стрекотом цикад, запахом мха и влажной земли. Перебравшись через поваленные ветви, я шагнула на знакомую тропинку, ведущую к ручью, словно его пение звало меня к себе. Сверху сквозь ветви, еще не успевшие одеться густой листвой, струились лунные лучи, выстилая мой путь. Я была благодарна ночному светилу, потому что в сумраке можно было легко заплутать или просто споткнуться о выступающий корень. Едва шевелились на слабом ветру проклюнувшиеся листочки, шептались под ногами стебельки взошедших трав, белели в темноте необхватные стволы деревьев, покрытые лишайниками. Лес жил собственной жизнью, переговаривался на разных языках, пел и вел меня вперед.

Ручеек звенел в овражке, приглашал спуститься и преклонить колени. Я не стала противиться, опустила ладони в ледяную, кристально чистую воду. Серебристый блеск щедрой луны стелился по земле, играл бликами в волнах, высветляя дно, отчего каждый камушек заискрил, засеребрился, а затем будто бы слился с соседним. Я только раз моргнула, а затем с преувеличенным вниманием вгляделась в открывшееся видение.

Покои лорда Нордуэлльского замка мне были хорошо знакомы — каждый закуток, камин, просторная кровать. Воспоминания о жарких ночах, проведенных здесь, накатили неожиданно, отозвались сладкой судорогой внизу живота, так что пришлось сцепить пальцы рук и шлепнуть по воде. Видение пошло рябью, и я тотчас спохватилась и взмолилась Весне, попросив прощения за свои эмоции. Бухающее в груди сердце дрогнуло, глаза замерли, когда в покои прошли мужчина и женщина.

— Ты обязан поддержать меня! — я видела, точно наяву, как сверкнули синие глаза Илны. — Ради нашего общего прошлого! Вспомни, как сильно я любила тебя! — она смотрела в упор на Алэрина.

Он не отводил от ее лица своего темного, тяжелого взгляда.

— Любила? — голос демона звучал надрывно. — Его? Или меня? Нас обоих? — кривая усмешка исказила благородные черты. — Ничего не говори! Ответ я хорошо знаю, — как в бреду шептал Рин, протягивая руки к Илне. — Потому что ты и я когда-то были близки, как никто до нас!

Она было потянулась к демону, но вдруг шарахнулась от него, словно бы получила чужой, безмолвный приказ.

— Когда-то! Ты сказал верно, второй, — ее усмешка вышла злой, женщина стремилась задеть, унизить собеседника.

Уголки его губ снова дрогнули.

— Да. Ты звала меня так. Всегда… с того самого времени, как мы втроем босоногими детишками носились по холмам, презрев опасности.

— Ты помнишь те времена, второй? — словно шелестом ветра прозвучал ее вопрос.

— А ты, Илна, что помнишь ты? — голос Алэрина внезапно стал тверже, сильнее, словно мужчина жестко отринул чувства.

— Все! Я помню все, второй! — она уверенно вскинулась. Оскалилась, подобно бешеной волчице. — И жалею, что послушалась Беккит и не убила тебя, когда была возможность! А ведь она наслаждалась теми моментами, когда заживо резала тебя, представляя на твоем месте Рейна!

Рин сжал кулаки, выдохнул сквозь стиснутые зубы, едко бросил:

— Поздно сожалеть! Хотя ты…

Илна не позволила Алэрину договорить, грубо оборвав его:

— Ты, второй, мог бы все предотвратить! Почему ты не рассказал своему брату, у кого томился в плену долгих шесть месяцев?

— Чтобы ему не было мучительно больно от того, что ты предала его.

— Но разве он не страдал после моей смерти? Разве Рейн не оплакивал горькими слезами кончину любимой супруги? — женщина рассмеялась сухим, безумным смехом, запрокинув голову, а после выпрямилась. — А я видела, как он рыдал у гроба моей кузины!

Рин как будто не услышал ее, он запустил пальцы в белоснежную шевелюру и дернул.

— Знаешь, а я осел! Был им!

— Вы два осла! — обидно хмыкнула она, но он снова точно бы не слышал ее, повторил:

— Да, я был ослом, — словно вел беседу сам с собой. — Я верил тебе, твоим слезам, мольбам и боли в глазах. Я поверил, что ты уйдешь на юг и больше никогда не встанешь между нами.

— Я и ушла! Должна была уйти, чтобы вернуться и стать первой.

— Ты всегда хотела быть первой, а я был слеп, считая, что ты любишь меня, а ведь видел, насколько изменилось твое лицо, когда ты смотрела, как Алэр целовал Танель, — Рин не отрывал своего настойчивого взгляда от Илны, а она скривилась в ответ.

— Скудоумец! — и кинулась на него, стараясь добраться и выцарапать ему глаза.

Я еще слышала грохот, а затем видение поглотил огонь, смотрящийся жутко в отражении на воде. Безотчетно я отшатнулась, но взор не отвела, продолжая всматриваться в колдовскую поверхность воды. Вглядывалась с надеждой, хотя поначалу не осознавала это, и магия Весны откликнулась на мой молчаливый зов.