Там, где Луни впервые ощутил себя дома.

— Можно? — повторил когда-то свои слова бывший басист.

С неба накрапывал холодный дождь, смешанный со снегом. И вокруг не было никого, кроме Сириуса. Из желтых ламп по-прежнему потрескивал тёплый, почти незаметный свет.

— Римус?

Вокалист даже вздрогнул от неожиданности, уставшие глаза нашли ореховые.

— Можно? — прошептал вновь светловолосый, указывая на сигарету. Несчастный палец испуганно дрожал.

— К-конечно…

Блэк порылся в кармане меховой куртки и протянул парню пачку с зажигалкой, ладонь так же потрясывалась.

— Это было прекрасно, — попытался начать диалог Лунатик, не в силах подобрать ни слова. Все нужное было и так в услышанной музыке. — Мне н-нравится… Нравится новое название.

Римус попытался улыбнуться, но вместо этого губы искривились в болезненной, понимающей улыбке. Чертовы слёзы, кажется, вновь сдавливали горло.

— Я не знал, что ты придёшь… — выдохнул Сириус, и тут его тяжелый, измученный взгляд сделался ещё более ласковым. — Я не знал, что ты услышишь.

Глазами двое пытались передать друг другу то, что копилось месяцами. И Римус не мог пошевелиться: его сердце ликовало, отчаянно извивалось и стремилось к его Сириусу. Умоляло сделать хотя бы ещё один шаг навстречу.

— Я не д-думаю, что слышал что-то более прекрасное, чем твой голос, — признался шёпотом Римус, затягиваясь горькой, почти ядовитой сигаретой. Стараясь деть куда-то трясущиеся пальцы и шаткие нервы. — Ты… Ты был прекрасен на сцене.

Сириус только тихонько кивнул ему, и тут его голос надломился до хрипоты.

— После окончания тура Love isn’t terrible мы собираемся распустить группу, Римус.

Распустить группу?

— Почему? — Люпин действительно ощутил, как закололо где-то под рёбрами. — Разве это не ваша мечта?

— Я не могу больше жить в темноте, Лу… Луни, — Сириус продолжал искать глазами что-то в самой глубине души парня напротив. — Мы сделали все, что могли… Теперь время жить для себя.

Римус кивнул с пониманием и даже ощутил… облегчение? Это было необходимо его Бродяге из прошлого. Страшно, черт возьми, необходимо.

— Ты делаешь все правильно, Сириус, — он неловко поёрзал на месте. Спрятал руки в тёплых карманах пальто. — Я… я горжусь тобой.

Дождь и снег таяли на его лице, кудрях. Стучались по козырьку крыши и лужам… И на секунду показалось, что длинноволосый наконец сбросил какую-то маску холодной отчужденности. Брови поползли к переносице, губы затряслись.

— Я часто думаю, над твоими словами… — так тихо, почти неслышно проговорил Блэк. — О том, что мы разрушали друг друга и были временным спасением… Что ты, т-ты был для меня заменой эйфории от наркотиков, временным кайфом…

Люпин сглотнул удушливое ощущение страха, но все же заставил себя кивнуть.

— Ты был неправ, — замотал головой длинноволосый. — Я знаю, мы были реальны, Римус, потому что я все ещё жив… Я все еще жив, благодаря тебе, — Сириус опустил куда-то взгляд, и тут его наполненные слезами глаза сдались… Сжались и выпустили дорожки слез. Нос начал судорожно сражаться за воздух. — Я никогда не переставал думать о тебе… Каждый день, что мы были порознь, я влюблялся ещё сильнее. И я так… Так, сука, жду того дня, когда ты наконец вернёшься, как и обещал, — Блэк выкинул сигарету и наконец поднял на светловолосого искренний взгляд. Наполненный обожанием и тоской. — Наркотиков и алкоголя в моей жизни уже нет. И я знаю, да… Я влюбился в тебя, когда был разбит, когда у меня не было другого смысла жизни… Но сейчас я чувствую себя целым, лучше, чем когда-либо прежде, — он сделал секундную паузу прежде, чем голос зазвучал по-детски трогательно. — Тогда почему я все ещё люблю тебя? Почему это не ушло с депрессией и травмами? Почему… почему я счастлив, но я все ещё люблю тебя, Римус?

Все ещё люблю тебя, Римус.

Люпин смог только издать несчастный, горловой звук, потому что поистине хотелось только протяжно взвыть.

Это не могло происходить с ними.

Не могло.

Но Римус все ещё смотрел на любовь всей своей жизни, не мог отвести взгляда от такого манящего лица. Постепенно расплывающееся перед затуманенным слезами взором.

И Луни только сейчас понимал, что все это время он хоронил свои чувства, прятался от самого себя… абсолютно, блять, напрасно.

Их любовь была настоящей.

Настоящей.

— Сириус… — прошептал Люпин.

— Римус, ты обещал найти дорогу назад, к-ко мне… — брюнет начал кусать губы, истерика отражалась на сморщившемся лице. — Я хочу, чтобы ты знал, что я никуда не уходил. Я все ещё… Я жду тебя. Только тебя.

Луни отчаянно закивал головой, будто бы безмолвно напоминая: он не забыл об уговоре. Он не забыл о Бродяге.

Он никогда бы не смог забыть своего котёнка.

— Я не знаю, с-сколько ещё нужно ждать… — Сириус начал в открытую глотать слёзы.

— Я т-тоже, — пытался говорить Люпин четко, но голос подводил. — Я оставил тебя одного и порою мне кажется, что совершил ошибку… Что отказался от тебя в самое т-темное время. И эта вина… — Римус болезненно кусал губы, почти до крови. — Эта вина не уходит.

— Ты сделал все правильно, — кивнул Бродяга, глаза засияли чем-то решительным, глубоким, мужественным. — Но я жду тебя домой, Луни… Если понадобится, я буду ждать до самого конца жизни. Пока мы не состаримся… Я буду всегда тебя ждать. Всегда.

Римус ощутил, как холодный дождь мурашками забрался куда-то за шиворот пальто. Ощутил, как оживает сердце, что спало месяцами в надежде вновь обрести покой.

— Мы совершили столько ошибок… — попытался зацепиться за рациональность Люпин. — Я твое напоминание о прошлом, Сириус…

— Мы могли бы создать новые воспоминания, вдалеке от шоу-бизнеса! — Бродяга испепелял его тяжёлым, покрасневшим взглядом. — Мы могли бы начать заново. Без драк при первой встрече, без оскорблений и обид… Заново.

— Заново… — мечтательно прошептал Луни. Вспоминая самую первую строчку той песни, что ему посвятил вокалист. — Кхм… — он откашлялся и подошёл ближе, протянув руку. — Я Римус Люпин.

Розовые, пухлые губы Сириуса расплылись в тёплой улыбке.

— Я Сириус Блэк, приятно познакомиться, — холодная, мокрая от дождя ладонь накрыла его в рукопожатии. — Иногда я бываю эгоцентричным мудаком, но я правда рад тебя видеть, Римус…

— И я рад тебя видеть… — бывший басист продолжал улыбаться, счастье и волнительное наслаждение пульсировало где-то в крови. — Ты очень красивый, Сириус Блэк. Очень красивый.

— Никому не рассказывай, но я тоже так думаю о себе, — ухмыльнулся самодовольно Бродяга, и вдруг серые глаза вновь налились горячими слезами. — Но, боюсь, я впервые встретил того, на кого я бы хотел смотреть больше… Кем я бы мог любоваться часами.

Римус рассмеялся сквозь прилив слез, адреналин сжимал истерзанное сердце. Умолял наконец сдаться и разрушить выстроенные стены.

— Ты слишком много льстишь…

— А ты говоришь.

С этими словами Сириус вышел из-под козырька крыши, притянул к себе за руку парня и резко, обезумевши… поцеловал.

Прижался своим ртом к губам Луни, сминая и углубляя влажное прикосновение. Выбивая из лёгких воздух, а из-под ног твёрдую землю.

Как же Римус скучал.

Как же, черт возьми, скучал.

— Сириус… — выдохнул он в поцелуй, холодный дождь окутывал их обоих, утягивал за собой. — Сириус…

Брюнет только отчаянно всхлипнул, оставляя нежные, невесомые поцелуи на губах, щеках, кончике носа. Схватил родное лицо в ладони и вдохнул запах так, словно пытался вновь ощутить шелковистость любимой кожи.

— Римус…

Брюнет целовал не так агрессивно или страстно, как в их первый раз. Это было почти что похоже на продолжение последнего… Парни хватались друг за друга, промокшие под дождем, целовали знакомые, тёплые губы и судорожно дышали. Оставляя только бешеный стук сердец и тихое постанывание, предназначенное только друг для друга.

— Я тоже тебя люблю, моя душа, — наконец признался Римус, зацеловывая промокшие щеки, волосы, виски. — Я так тебя люблю.