— Я помогу Питти помыть овощи, — улыбнулся ласково светловолосый и направился к уличной раковине, где Петтигрю пытался отрегулировать кран.

Сириус присел за деревянный стол, все ещё наблюдая за своим потрясающе красивым парнем. За его улыбающимся лицом, мягкими движениями и сексуальным задом.

— Ты выглядишь счастливым.

Бродяга резко приподнял голову на звук. Его лучший друг уселся на столик, пристально изучая серые глаза своими.

— Что?

— Ты выглядишь счастливым, — повторил Поттер, улыбка поползла по довольной морде. — Намного счастливее, чем за весь прошедший год.

Блэк хотел отшутиться, придумать какое-нибудь колкое замечание, но… Это было истинной правдой. Он был счастливее. Он действительно начинал приходить в себя после долгого, кошмарного сна.

— Римус, он… — смущённо улыбнулся Сириус, как влюблённая школьница. — Он замечательный.

— И ты любишь его, — кивнул Джеймс, все ещё испепеляя друга этим пронизывающим, понимающим взглядом. — По-настоящему любишь.

— Н… Нет, — фыркнул Блэк, издав полу-смешок. Рот жадно хватался за воздух. — Мне просто нравится с ним проводить время, в-вот и все.

— Ар-гх! Почему ты такой? — Джеймс выдохнул в поражении и присел на скамейку напротив. — Почему ты вечно бежишь от самого себя? Просто скажи «я долбаеб и был не прав, любовь – это круто, и я схожу по Римусу с ума».

— Я всегда прав.

Поттер только закатил на это глаза. Но правда была в том, что Сириус действительно не узнавал себя. Если бы он увидел, каким был сейчас, несколько месяцев назад, то ни за что не поверил бы своим глазам. Прежде Бродяга и не думал, что был способен заинтересоваться парнем, тем более басистом. Но сейчас все его мысли были о Римусе, о его длинных пальцах и огромных, ореховых глазах. Часть Блэка все ещё отрицала это, но, кажется, это… это было что-то настоящее, болезненное и трепетное. То, чего он не ощущал никогда прежде.

— Рядом с ним ты превращаешься в того Сириуса, по которому я скучал, — улыбнулся мягко Джеймс, и сердце Блэка сжалось тоскливыми воспоминаниями. — Возвращайся домой, брат. Мне тебя очень долго не хватало.

Сириус тихонько кивнул в ответ. Ему тоже не хватало самого себя. Так долго, черт возьми, не хватало. С тех пор, как он нашёл утешение в бутылке виски и потерялся в бесконечной череде наркотических веществ. Ему так сильно хотелось вернуться домой.

— Сириус, никаких чипсов, сегодня ты ешь салат, — Лунатик выхватил пачку хрустящего картофеля из рук парня.

— У меня аллергия на клетчатку.

— У тебя аллергия на здоровый образ жизни, а не на клетчатку, болван, — Римус дал подзатыльник вокалисту, но присел рядом, чтобы вместе нарезать очищенные огурцы и помидоры.

И, честно говоря, рядом с Лунатиком Блэк терял любую способность пререкаться. Впервые в жизни кто-то имел над ним власть большую, чем он сам над собой.

К вечеру четверо лучших друзей уютно обустроили пикник-зону, накрыли стол и начали подпевать гитаре Джеймса. Все лучшие хиты от Боба Дилана до их собственных. И Сириус постепенно начинал приходить к пониманию, что никогда и не нуждался в славе и популярности. Музыка и выступления делали его счастливым, да. Но не деньги, лейблы и контракты. Если бы прямо сейчас он мог очутиться на необитаемом острове только в окружении этих трёх людей, без связи с внешним миром, то непременно бы согласился.

— Тебе не холодно, солнце? — Римус укутывал в плед засыпающего на свежем воздухе парня.

Глаза Сириуса мечтательно изучали ночное небо и сияние тысячи звёзд. Пока тихое пение Питера под гитару Джеймса доносилась до их кокона уединения и уюта.

— Нет, — прошептал Бродяга, прижимаясь крепче в объятия светловолосого. — Мне хорошо, как никогда прежде.

После того, как Сириус завязал со спиртным и стимуляторами, его часто настигало чувство страха и тревожности. Ощущение того, что все хорошее в его жизни вот-вот треснет и рассыпется на осколки. Но в такие моменты успокоения, как этот, он начинал верить в то, что у депрессии есть конец. И что, возможно, возможно, Римус задержится рядом с ним, разбитым и поломанным, чуть подольше. И они смогут встретить рассвет вместе. Отпустив все боли и обиды.

— I’m glad that we are different… We’ve better things to do. Many others plan their future! I’m busy loving you! — пропел Питер Let’s live for today, едва попадая в ноты. — One, two, three, four… Shah-la, la-la-la-la live for today!

Слова песни настолько соотносились с состоянием Сириуса, что, должно быть, это ощутил и Луни. Парень только сильнее прижал брюнета к себе и мягко поцеловал в макушку. Согревая своим присутствием и близостью.

И, если бы Сириус не боялся признать этого вслух, он бы точно сказал Лунатику в тот вечер, как сильно любил его и не желал отпускать. Он бы не позволил случиться тому, что ожидало их на горизонте.

***

— Репортеры с ума посходили! — в репетиционный зал ворвался Джеймс, краснолицый и с газетой в руках. — Я все могу понять, но чтобы сочинять подобную чушь!

Римус осторожно отставил бас-гитару и спустился со сцены, готовый к ещё одному удару. Пресса была особенно жестокой по отношению к ним, особенно сейчас, когда вокруг вокалиста и басиста ходило столько сплетен и скандалов.

Но он совсем не был готов к тому, что увидит на заголовке…

«Воспитание конкурным хлыстом, или как вокалиста The Marauders лишили детства»

Под подписью крупным планом был опубликован снимок с ранениями на спине Бродяги. И в основной части статьи повествовалось о всех ужасах, что Сириус рассказал Рему тогда на крыше. О матери, о том, чем она его избивала, и как часто.

Гребаное дерьмо.

— Сириус, умоляю, скажи, что Вальбурга не докатилась бы до такого? — в ужасе сморщился Джеймс, в то время, как онемевший Блэк изучал газетную вырезку. — Ты же говорил, что это просто собаки… Что…

Гнев Джеймса начинал утихать, чем дольше он изучал лучшего друга. Приходило осознание, что в статье все написанное было правдой.

— Сириус… — выдохнул опечалено Люпин. Он не знал, куда себя деть, что сказать и чем помочь. — Котёнок…

— Р-римус? — Бродяга поднял на него тяжелой взгляд, и, чертов ад, в глазах действительно засияли слёзы неверия. — Какого хуя?

— Что? — брови Лунатика в недоумении поползли на переносицу. — Ч-что…

Но Блэк уже отбросил газету и ринулся в сторону туалета, дрожащий и, судя по всему, готовый разреветься. Все тело Люпина напряглось в настоящем страхе и осознании…

— Обещаешь, что никому не расскажешь? — вдруг Блэк приподнял лицо и уставился на него грустным взглядом.

— Обещаю…

История про шрамы была секретом, знать который мог только Римус. И, гребаное дерьмо, сейчас это, должно быть, выглядело со стороны просто ужасно.

— Сириус? — Люпин ворвался в туалет, тяжело дыша. Никогда он ещё не чувствовал себя таким загнанным в угол.

— Римус, зачем ты это сделал? — длинноволосый расхаживал по душной комнате, прижимаясь рукой к сердцу. Слёзы угрожали вырваться из измученных глаз. — Котёнок, з-зачем?

— Я никому не говорил, — Люпин судорожно мотал головой в стороны. — Никому, я клянусь…

— Никто об этом не знал, кроме тебя! Никто! — теперь опечаленный взгляд его парня сменился настоящим ужасом. И брюнет сделал несколько поспешных шагов назад. — Умоляю, скажи, что ты просто кому-то проболтался, а не пошёл в прессу. Я не знаю, Лили или Киту… Кому угодно! Прошу скажи, что ты не продал информацию… Умоляю…

Глаза Римуса в испуге изучали трясущего парня, и его сердце действительно начало обливаться кровью. Он понимал, как это выглядело со стороны. Но он искренне не знал, как подобное могло просочиться в прессу. Он перестал понимать что-либо в мире шоу-бизнеса.

— Я не говорил никому, д-даже Лили… — продолжал мотать головой Люпин. Его руки отчаянно тянулись к парню, что не желал приближаться к нему. — Пожалуйста, котёнок… Я никому не говорил.

— Луни, даже Джеймс об этом не знал! — Сириус кусал губы в попытках не разреветься. Он выглядел невыносимо несчастным. — Об этом знали только ты и моя мать, черт возьми. И, поверь, этот дьявол никогда в жизни никому бы не рассказала…