Римус не успел отреагировать, как остальные Мародеры разразились ужасными вздохами отчаяния. Сириус рухнул на стул, а Джеймс проскулил от бессилия.

— Киллиан, блять, мы ещё даже обложку не придумали, нахуя нам пресс-конференция сейчас? — Поттер подошёл к менеджеру, сжимая руки в мольбе.

Люпин никогда прежде не был на подобного рода мероприятиях, но со стороны они выглядели просто уебищно. Кучка журналистов направляет на тебя камеры и микрофоны, пока ты сидишь с бутылкой воды, как заключённый перед судом присяжных.

— Ко мне каждый день поступают письма с вопросами о новом басисте, о передозировках, обмороках и прочей хуйне, которую вы тут мне решили устроить, — Киллиан укоризненно ткнул пальцем в Бродягу. — Ваша жизнь – это, сука, реалити-шоу для фанатов. Поэтому дайте им ответы, которые они из меня высасывают и подогрейте интерес к предстоящему релизу.

— Но Киллиан… — начал обессилено Джеймс.

— Никаких «но», — мужчина перевел палец на гитариста. — У нас тут не цирк, мать его, уродцев, где вы творите, что хотите, а я весело хлопаю в ладоши. Вы поднимите сегодня свои задницы, накрасите рожи и будете отчитываться за вчерашний сорванный концерт.

Римус хоть и не произнёс ни слова, но прожигал ублюдка взглядом. Блять, неудивительно, что шоу-бизнес портил людей и заставлял ходить на нервах. За два месяца Люпин стал куда более раздражительным и восприимчивым ко всему, особенно к тому, как по-хамски менеджер общался со своими подопечными. Его задача была поднимать дух артистов и мотивировать, а не приказывать, как им, черт возьми, вести себя.

— К двум часам за вами приедет машина, — Киллиан направился к выходу. — Чтобы были при параде, как на самое важное, мать его, шоу в истории!

И, к несчастью участников группы, им оставалось только принять этот исход событий. Римус нашёл в гримерке потертую пару джинс, кеды и разорванную майку «ЛЮБОВЬ УЖАСНА», которую для них подготовила дизайнер. Питер с Джеймсом весело пытались накрасить друг другу глаза чёрными тенями и репетировали ответы на вопросы, которые могли задать. Но Бродяга… Парень лежал на диванчике, абсолютно поникший и смотрел в потолок, как и было при первых днях депрессивной ломки. Будто он снова вернулся к первой стадии самобичевания, когда не подпускал к себе никого.

Что, черт возьми, произошло вчера вечером?

***

— Мистер Блэк, как вы можете прокомментировать слухи о вашей передозировке? Правда ли, что вы долгое время сидели на героине?

Римус взволнованно оглядел молоденькую девушку с диктофоном. Судя по бейджику, она представляла Record Mirror. А, если комментарий вокалиста попадёт в этот журнал, то новость расползется по всей Англии уже через несколько часов.

— Нет, я никогда не принимал опиаты, — Сириус, видимо, настолько ожидал этих вопросов, что его вечно дерзкий и живой тон голоса начинал звучать монотонно. Вспышки камер и отвратительное, глухое звучание микрофона. — Мы здесь продвигаем релиз «Love is terrible», а не даём интервью о личных проблемах.

— Это связано с вашими родителями? — вдруг выкрикнул лысый мужик, с абсолютно мерзкой, рыжей бородкой. — Вы сбежали из дома в шестнадцать лет, это должно было оставить отпечаток…

Люпин обеспокоено оглядел притихшего Сириуса, которого усадили в самый центр вытянутого стола. Парень закинул ноги на него и уставился в солнечных очках куда-то в пустоту. Обсуждать слухи, которые и распространил, по всей видимости, Джонатан, ему явно не хотелось.

— О чем бы вы сейчас не говорили, уверен, мои родители к этому не причастны, — Сириус тяжело выдохнул, руки сжали микрофон крепче. — Они, сука, вообще ни к чему не были причастны все мое детство.

Тут же разразился дикий гул среди журналистов, и обилие выкрикиваемых вопросов разобрать было попросту невозможно. Почему им всегда нужно было лезть в чужое грязное бельё? Почему за последние пятнадцать минут они не задали ни одного вопроса про новый альбом и музыку?

— Как вы относитесь к сравнениям The Marauders с The Sex Pistols? — вдруг громко выкрикнул репортёр с первого ряда.

Сириус устало усмехнулся в микрофон, а затем голос его сделался совсем ядовито-холодным.

— Для того, чтобы быть хотя бы близко к их уровню, нужен чертов Сид Вишес на бас-гитару, — Блэк махнул в сторону Люпина. — Такого пополнения в нашей команде явно не ожидается.

Римус развернулся в сторону вокалиста всем корпусом, ощутив поток внутреннего отчаяния и обиды. Что за хуйня? Какого, блять, долбанного хрена Блэк опять провоцирует конфликт? Зачем он унижает Лунатика у всех на глазах?

— Вас не устраивает новый басист? — тут же накинулись на него журналисты, фотографируя реакцию Римуса, будто он был чертовой обезьянкой в зоопарке. Гребаные ублюдки.

— Следующий вопрос, — прервал Сириуса Джеймс, бросив в вокалиста осуждающий взгляд. Будто он знал то, что они не удосужились поведать Лунатику.

— Ваш новый альбом будет посвящён любви? Почему у него такое название? — наконец выкрикнула важный вопрос миловидная девушка в очках.

— В том-то и смысл, что он не будет посвящён любви… — начал Джеймс. — Мы хотим поднять более важные темы. То, о чем правительство не хочет заботиться.

— Это форма протеста, — добавил Блэк.

— Римус Люпин, как к вам относятся участники группы? — не унимался кто-то из журналистов. — Вы чувствуете в свою сторону презрение? Есть ли конфликты?

Светловолосый сжался с микрофоном в руках, совсем не привыкший к такому пристальному вниманию и не готовый отвечать на это… честно.

— Между нами нет… серьезных конфликтов, — натянул улыбку Люпин, голос предательски дрожал. — У всех бывают взлеты и падения. Я думаю, нет идеальных отношений ни в одной из музыкальных групп…

Но правда была в том, что Римусу уже осточертело чувствовать себя таким забитым, таким никчёмным в глазах окружения. Он просто… задыхался от злости и желания высказать все Блэку в глаза.

Как только пресс-конференция закончилась, светловолосый так и сделал. Нашёл Сириуса у черного выхода, одного, с сигаретой в зубах. И подошёл так быстро, что из него, должно быть, исходил дым.

— Какого хуя, Сириус!? — Римус пихнул его в грудь, пока брюнет просто, сука, стоял и продолжал безразлично глядеть на него через очки. — Что я сделал не так? К чему, нахуй, было это идиотское сравнение?

Блэк выдохнул струйку дыма, пожимая плечами.

— Ты не Сид Вишес, стоит признать.

— А ты не Джонни, мать его, Роттен! — выплюнул Люпин, лёгкие сжимались от недостатка воздуха. — Но я же не хожу вокруг да около и не позорю тебя на всеобщее обозрение!

— Я не хотел… — начал устало Сириус.

— Не хотел, — Римус сжал дрожащую челюсть. Он мог терпеть любые выходки этого гондона, но не публичные унижения. — Я не знаю, что на тебя нашло сегодня, но я устал. Иди срывайся на ком-то другом, долбоеб, — Люпин не выдержал и стянул одним рывком дурацкие очки. — И посмотри в глаза, мудила!

Тяжелый взгляд Сириуса вдруг пристально уставился на него. И он был… зареванным? Глаза такие красные и опухшие, будто парень не спал всю ночь или не мог перестать глотать сопли в подушку.

Между музыкантами повисла удушающая тишина, в то время как несчастные серые глаза изучали Римуса. И, долбанное дерьмо, Блэк совсем не выглядел высокомерным, как несколько секунд раннее.

— Луни… — тихонько проговорил Сириус, голос надломился.

— Отъебись.

Люпин не мог этого больше выносить. Не мог снова простить его, снова пожалеть и погладить по головке. Снова проглотить ложку дерьма и эгоистичного поведения. Потому что испытывал странное желание забрать всю мучительную боль из этих жалостливых глаз.

Он просто не мог выносить этого больше.

Не мог.

— Живи своей жизнью, гондон, — Римус впихнул ему очки в руки и направился обратно ко входу. — Больше не лезу к тебе.

***

— Как же я устал от него!

Люпин ходил кругами по квартире, в то время как Эванс заканчивала макияж за кухонным столом.