— С удовольствием, — бросил в его сторону Питер. Трое Мародёров закрывали собой диван, на котором сидел Сириус.
— Все вы… Просто уходите… — прошипел Блэк, хватаясь за голову, будто она возгоралась.
— Ему сейчас необходима тишина и приглушённый свет, — подтвердила врач. — Хотя бы на некоторое время.
— Пошли, — Джеймс обхватил друзей за плечи и повёл к выходу. — Пойдемте скажем фанатам…
Киллиан захлопнул за собой дверь, словно маленький озлобленный ребёнок, в то время как врач приглушила свет и отошла в ванную комнату.
— Римус?
Люпин обернулся у двери. Брюнет глядел на него полными боли глазами.
— Да?
— Ты… Ты можешь остаться? — прошептал он.
Джеймс и Петтигрю слабо кивнули неуверенному басисту, и оставили их наедине. В полной тишине и в неловкой, мрачной атмосфере.
— Хэй, ты в порядке? — Люпин упал на колени перед диваном, обеспокоено рассматривая пострадавшего. Синяков и ссадин не было, только небольшая шишка на лбу.
Сириус тихонько кивнул, вдруг взгляд его сделался по-детски трогательным.
— Это была отличная речь… — проговорил брюнет тихо, почти шепотом. Мягкая улыбка появилась на потрескавшихся губах. — Я всегда хотел вмазать Тернеру.
Римус усмехнулся, ощущая, как пот стекает по лбу и кудрям. Вокруг стало совсем тихо, будто публика начинала расходиться. И одна мигающая лампа погружала гримерную почти в полную темноту.
— Я так и не врезал ему…
— Ты был близок, — Блэк снова улыбнулся. Его рука осторожно дотянулась до пальцев басиста и переплела со своими. — Я не принимал ничего… Я не…
— Я знаю, — Люпин уверенно кивнул в знак согласия, внезапно воздух стал таким плотным, сердце убыстрило свой ритм. Взгляд Сириуса давно стал таким нежным? Или Римусу это начало казаться? — Я знаю, что ты не срывался… Ты просто измучен.
— Когда это… — устало выдохнул длинноволосый. — Когда станет лучше? Как это вообще происходит? Идут недели, но мне по-прежнему хуево… И это… Это невыносимо.
Римус изучал его с грустной, понимающей улыбкой, поглаживая железные кольца и тонкие пальцы своими. Все его сердце трепетало от искреннего, глубокого сострадания.
— Маленькими шажками, Сириус, — он коснулся чужой коленки свободной рукой, нежно похлопывая. — Нельзя сдаваться на половине пути…
Блэк прикусил дрожащие губы, и внезапно его глаза заискрились влагой.
— Это такой отстой, Римус. Это блять… Блять…
— Я знаю.
Люпин приподнялся с пола, чтобы присесть рядом с вокалистом на диван. Слишком близко, чтобы дышать свободно, но казалось, двое находились в своем собственном пузыре безопасности.
— Я горжусь тобой, — прошептал Римус, обеими руками лаская нежные пальцы. — Я так чертовски горжусь тобой. Не уверен, что когда-либо радовался так за себя.
Блэк приглушенно рассмеялся, его тёплый взгляд неразрывно изучал черты лица Римуса.
— Заткнись, Люпин.
— Я серьезно, — мягко кивнул басист. — Ты сказал, что нам… Что нам не суждено понравиться друг другу… Но я так не думаю. Мне нравится эта… — он крепче сжал чужие руки. — Мне нравится эта твоя версия. Этот Сириус. Он намного круче, чем тот высокомерный ублюдок, которого я встретил в первый день. Тот Сириус – полный отстой.
Блэк снова рассмеялся, откашливаясь от сухости в горле. А затем попытался улыбнуться. Но его лицо сморщилось, будто испытав волну щемящей боли.
— Ты мне тоже нравишься, Луни… — его взгляд стал еще мягче. Будто он… стеснялся. — Очень нравишься.
Сердце Римуса сделало болезненной кувырок в грудной клетке.
— Ты только что назвал меня Луни?
— Д-да… А что? — Сириус обеспокоено изучал его лицо. — Тебе не нравится? Я подумал, Лунатик – слишком долго… Это сокращение…
Дыхание замерло где-то в лёгких от ностальгических воспоминаний.
— Моя мама… Она называла меня Луни…
— Черт, кхм, прости… — Блэк нежно погладил его по пальцам.
— Нет, мне нравится, — признался Римус, осторожно кивнув. — Мне очень нравится… Меня так никто не называл уже шесть лет.
— Хорошо, Луни… — Сириус завороженно улыбнулся, приближаясь к лицу. Его брови нерешительно дёрнулись, будто он остановил какой-то порыв. — Луни…
Римус ощутил, как все тело сжимается в томящем, пленительном волненьи. Сириус… Блять… С этим тоскливым взглядом, тихим голосом до мурашек, с этими напряженными мышцами на обнаженном теле. Гребанный Господь… Его присутствие просто опьяняло. Хватало Римуса за горло и сковывало в удушье.
— Спасибо, Б… Бродяга.
— Ты никогда не называл меня так раньше, — улыбнулся довольно Сириус, все его лицо расслабилось.
— Не было повода, — ухмыльнулся Люпин, а затем тяжело выдохнул, потому что в лёгких не оставалось запасов.
Блять.
Римус начал вздрагивать от томительных пульсаций в паховой области. Улыбающийся парень напротив него выглядел таким… опьяненным. Будто кто-то целовал его в шею или делал гребаный минет. Будто между музыкантами сейчас происходила интимная прелюдия, а не разговор по душам. Хотелось простонать от удовольствия.
— Спасибо… — прошептал снова Сириус, а затем уложил голову на чужое плечо. Потный и обессиленный. На секунду Луни показалось, что брюнет даже зарылся носом в его волосах. — Посидишь со мной немного? — дыхание брюнета становилось все более сбивчивым.
— М-х-м… — подтвердил Римус, нежно поглаживая парня по волосам. Какое же дерьмо… Ощущать желание стонать просто от чужого присутствия. — Может быть, кхм, воды?
— Нет.
Сириус крепче сжал его руки в своих и прикрыл уставшие веки.
И, черт возьми, можно было бы и вечность так просидеть.
***
— Ты сейчас окоченеешь… — Джеймс упал на ступеньки рядом с лучшим другом. Блэк сидел на крыльце их многоквартирного блока. — Злишься на меня?
Сириус выпустил струйку сигаретного дыма, ощущая, как все тело болезненно потрясывается. Одетый только в футболку и клетчатые брюки… которые принадлежали Луни. Те, которые басист не стал забирать у проблевавшегося в туалете придурка.
Черт возьми.
— Конечно, не злюсь, Сохатый, — Сириус оглядел лицо сонного друга через облако дыма. Лохматые волосы и очки, что отражали лунный свет. — Но… Ты ведь знаешь, как я стараюсь? Я не могу проснуться в один день и быть… полностью в порядке. Я бы хотел… Но не могу. Поэтому… Пожалуйста, не обвиняй меня в… р-рецидиве.
— Я знаю, прости… — Джеймс обеспокоенно оглядел дрожащего друга. — Господи, ты промёрз.
Он стянул с себя мягкий плед и накинул на плечи Бродяги. Все тело брюнета действительно ломило от… боли, пустоты и мучительной, несравнимой ни с чем безнадежности. Блэк не знал, что такое возможно, но его сердце действительно ощущалось разбитым.
— Любовь ужасна, — прошептал Сириус, потому что больше не мог удерживать правды. Всю неделю, после ужина у Эванс, он ходил, как зомби. — Отвратительное, мерзотнейшее чувство.
— Да, кажется, я уже слышал эту песню, — усмехнулся Джеймс, отгоняя рукой дым от своих чувствительных ноздрей. — Что на этот раз случилось?
Сириус затянулся сигаретой, пальцы тряслись, будто у него был гребаный тремор.
— Я и раньше знал, что это чувство дурацкое, но теперь… — Сириус слабо откашлялся, но продолжил курить. — Я понял, что оно настоящее… Это ужасное, болезненное чувство действительно, блять, существует. Боль не только в груди, она… Она… Я чувствую ее… Я чувствую ее повсюду, — Блэк сжал тяжёлые веки, борясь с бешеным сердцебиением. Это было хуже, чем ломка. Будто нервная система посылала глубокие болезненные вибрации в мозг, хватала за горло и оставляла тело парализованным. Это было почти что как… умирать изнутри. — Это так, сука, больно, я просто хочу выпить или, черт возьми, закинуться чем-то! Блять! Но я не могу! Просто почему? Почему это произошло сейчас? — Сириус истерически рассмеялся, глаза наливались горячими слезами. — Почему не год назад? Почему не в школе, как у всех нормальных людей? Почему это произошло именно сейчас? — Сириус жалобно проскулил последнее слово, словно маленький, обиженный ребенок. — Почему, когда я завязал? Мне и так хуево… Это нечестно!
