Он набрал номер Хвоста, сдерживая рвущееся наружу рыдание, и приложил телефон к уху. Отчаянно пытаясь контролировать дыхание.

«Сириус?»

Как только ему ответили на другом конце, стало очевидно, что это не Питер. Это был хриплый голос Римуса.

«Привет», — Блэк откашлялся, стараясь казаться беззаботным. — «Хвостик там?»

«Нет, он валяется пьяный на диване. Не услышал звонка».

Римус усмехнулся, и это был самый удивительный звук во всем мире. Отвратительное желание расплакаться стало еще сильнее.

«Что случилось? Почему не спишь?»

«Я просто хотел… Ч-чтобы он… Неважно, пока...»

«Ты плачешь?»

Беспокойство в голосе Римуса все только ухудшило. Как только твою боль замечают, держать ее внутри становится невыносимо. Поэтому Сириус зажал рот рукой, чтобы перестать рыдать, и начал дрожать всем телом. Каждый нерв, как натянутая струна.

«Бродяга, ты здесь?»

Римус звучал так, словно был напуган до смерти.

«Пожалуйста, Сириус, поговори со мной. Где ты?»

Сириус покачал отрицательно головой, будто друг действительно мог его видеть. Он положил руку на сердце, отчаянно пытаясь удержаться от громкого всхлипа.

«Мне так жаль, Л-луни...»

Он сжался в кожаный диванчик, словно ребёнок.

«Г-где ты? Что происходит?»

Голос Римуса стал мягче и тише.

«Прости меня...»

«Сириус, если ты не ответишь, я позвоню в полицию, слышишь? Ты меня п-пугаешь».

Блэк собрал все свои силы, чтобы прошептать:

«Five guys на Риджент-стрит»

«Я буду там через двадцать минут, никуда не уходи».

Сириус кивнул и сбросил вызов. Официантка подошла к нему и обеспокоено оглядела, но ничего не стала говорить. Только налила стакан воды. И Сириус выпил его, как слабый ребенок, уткнулся лицом в окно, пытаясь всеми усилиями выровнять дыхание до прихода Луни.

Впервые в жизни Римус пожалел, что у него не было машины. Потому что этот глупый таксист был слишком медленный, а терпение Луни находилось на пределе. Перед ужасающим звонком он был пьян и готов ко сну, но после услышанного проснулся и протрезвел за долю секунды. Встревоженный, испуганный, без понятия, что и думать. Он пытался дозвониться до Сириуса еще по крайней мере раз пять, но, похоже, телефон друга был выключен.

Когда Римус наконец добрался до места назначения, в пижамных штанах и свитере, он поспешил внутрь, с обеспокоенным видом осматривая забегаловку. Официантка подошла к нему и на губах появилась уставшая улыбка.

— Там, — она указала пальцем в конец кафе, и Люпин поспешил.

И ему пришлось побороть желание панически закричать, как только он увидел Сириуса… Сжавшегося на диване. Насквозь промокшего. С кровоточащим носом и разбитыми губами. Он выглядел таким несчастным прежде лишь однажды… Когда убежал от Вальбурги.

— Бродяга, — выдохнул Римус и упал на диван рядом с ним.

— Прости, телефон разрядился, — прошептал Сириус, дрожа и изучая Римуса своими опухшими красными глазами.

— Что, блять, случилось? — сердце Лунатика так ужасно заскулило, он почувствовал, как слёзы подступают к горлу.

Сириус отвернулся и закусил окровавленные губы.

— Мы поссорились с… ним. Пожалуйста, не спрашивай меня, — прошептал Бродяга так тихо, что казался в десять раз меньше. — Мне просто нужно одолжить денег, чтобы я мог где-нибудь пере-переночевать.

Римус изучал его лицо, смесь настоящего ужаса и замешательства. Как он мог думать о том, где переночевать? Что, черт возьми, этот кусок дерьма сделал с его Бродягой?

— О чем ты говоришь? Ты едешь домой!

Сириус заглянул ему глубоко в глаза, а затем внезапно все его черты лица искривились, и он начал дрожать. Тихо всхлипывать и цепляться за свитер Римуса. Звуки были похожи на болезненные спазмы маленького ребёнка. И если бы Луни попросили назвать худший кошмар, то это был бы он. Всякий раз, когда Сириус испытывал боль, Римус чувствовал ее как свою собственную. Как будто кто-то уродовал сердце ножом, сдавливая легкие.

— Что он сделал? — Римус прошептал, прижимая его к себе и убаюкивая. Ответа «не спрашивай» было недостаточно.

— Мы расстались, — проскулил Сириус, откашливаясь в попытках дышать. — Он толк… толкнул меня. Я не з-забрал вещ-щи…

— Что? — Люпин в ужасе представил себе это, и все его органы сжались от гнева.

Римус поднял голову к потолку, сдерживая рвущееся наружу желания сорваться с места и разнести квартиру Пруэтта к чертям собачьим. Если бы не рыдающий парень в его объятиях, он бы точно перевернул гребанный стол перед собой.

— Мне так жаль, — прошептал Сириус, уткнувшись лицом в грудь Римуса. — Прости меня, пожалуйста.

— За что ты извиняешься? — Римус действительно не мог этого понять. Блэк продолжал повторять это. Что бы он ни имел ввиду, Лунатик простил бы это в мгновение ока. Даже если бы Сириус убил человека, Рем, наверняка, вытащил бы его из кафе и помог замести следы преступления. — Не смей извиняться.

Луни прижал его к груди и почувствовал, как горячие слезы застилают глаза. Это было невыносимо. Он отчаянно хотел помочь, но не знал как.

— Я тебя не заслуживаю, я ужа-а-асный друг, — в отчаянии зарыдал Блэк, прижимаясь все крепче и крепче.

— Ты лучший друг в мире, — прошептал Римус в его мокрую голову, прикрытую капюшоном. — Я завидую себе каждый день, что у меня есть ты.

Сириус тяжело выдохнул в грудь Лунатика, шмыгая носом. Такой маленький и сломленный.

— Мы это так просто не оставим, слышишь? — тихонько проговорил ему Люпин на ухо, поддался порыву и поцеловал в макушку. — Гидеон пожалеет обо всем.

— Не н-надо… Он прав, — приглушенно произнес брюнет и наконец поднял глаза. — Я должен освободить тебя. От цеп-цепей…

— Каких цепей? — Римус ничего не понимал, просто чувствовал, как собственные слезы текут по дрожащим губам. — Каких цепей, Сириус?

— Я ужасен, — произнес Сириус и спрятал лицо в свитере Римуса.

— Нет, это не так... Не смей так говорить.

Люпин обнимал его, тихо плача и дрожа, пока не прошло двадцать или больше минут, и Сириус не начал успокаиваться. Они просто молча сидели, обнимая друг друга, наполовину пьяные, наполовину сломленные, пока на фоне играли песни The Smiths из старого радиоприемника.

— Ты хочешь что-нибудь поесть? — прошептал Римус, поглаживая друга по спине.

— Нет, — Блэк шмыгнул носом и медленно отстранился, откидываясь на спинку дивана. — Римус… В чем разница между любовью и одержимостью? Как заметить тонкую грань?

Люпин с беспокойством осмотрел его, а затем глубоко вздохнул, не имея ни малейшего представления, почему друг задавал вопрос. Возможно, он хотел понять, как Гидеон относился к нему.

— Я думаю, когда ты одержим, ты ведешь себя как... — Люпин понизил голос и посмотрел перед собой в пустоту. — Как Снейп вел себя с Лили. Ты контролируешь человека, хочешь, чтобы он принадлежал только тебе, не можешь видеть его с кем-то другим. Тебе все равно, счастлив он или нет, ты просто хочешь владеть им.

— Чем тогда отличается любовь? — прошептал Блэк, и Лунатик нашел его серые, зареванные глаза.

— Когда ты любишь кого-то, ты хочешь, чтобы он был счастлив, чего бы это ни стоило. Даже если это означает отпустить человека.

Глаза Сириуса снова наполнились слезами, и он отвернулся.

— Значит, если тебе трудно отпустить его, ты од-одержим?

— Нет, — тихо усмехнулся Римус, вспоминая, как сложно было принять переезд Бродяги. — Нет, ты одержим, если останавливаешь человека. Это любовь, если ты пытаешься двигаться дальше, как трудно бы ни было.

Сириус снова посмотрел на него, и на губах появилась печальная улыбка. Он прерывисто выдохнул, будто в облегчении.

— Я пытался.

Лунатик ожидал, что друг продолжит говорить, но он замолчал. После некоторого времени тихонько обнял светловолосого, рухнув обессилено на плечо. И этого было достаточно. Главное, что друг был в безопасности. Они просто сидели в тишине, пока Блэк не начал засыпать, и Римус не взял его на руки и не отвез домой.