Римус с любопытством изучал лица друзей, чтобы понять, был ли он единственным, кто находился в замешательстве. Он немного завидовал тому, как Доркас умела испытывать любовь и различать ее.

Джеймс смотрел на Лили, и, конечно же, в глазах читалось, что он прекрасно понимал Медоуз. Эванс, Питер и Сириус притихли, попивая из бутылок пиво, как будто скрывая откровение или даже печаль. Мэри не выглядела согласной, но пребывала в умилении от слов подруги.

— Это красивая теория, — наконец прошептал Джеймс и кивнул.

— Ладно, правда или действие, Римус? — Доркас наконец посмотрела на него, выбивая весь воздух из лёгких парня.

— Правда.

С самого детства он боялся рассказывать секреты, терять бдительность и открываться людям. Поэтому обычно он выбирал действие. Но сейчас… сейчас он не хотел нарушать этот волнительный трепет в воздухе и покидать свой кокон из объятий Кевина.

— Кому из этой группы ты доверяешь больше всего? Кому доверил бы даже свою жизнь?

Ответ пришел ему в голову в ту же секунду, как он услышал слово «доверяешь», но по какой-то причине это казалось слишком личным, слишком интимным, чтобы делиться с другими. Особенно со своим парнем. Или с самим Сириусом.

— Мародеры, — пробормотал он. — Я не могу выбрать одного.

Конечно, он мог.

— Ты должен! — громко запротестовала Марлин, уставившись на него. — В этом и есть смысл игры, быть честным.

Он тяжело вздохнул, внезапно ощутив себя застенчивым ребёнком. Он не хотел, чтобы Кевин это слышал, и правда не понимал почему.

— Джеймс или Питер или... Сириус, — он взволнованно отклеивал этикетку со своей бутылки. — Я действительно не знаю!

Рем поднял глаза и увидел, как все уставились на него. Пристальный взгляд Сириуса насторожил его, но он ощутил тепло и трепет, потому что ответ был так очевиден.

— Сириус, думаю, — почти прошептал он, пытаясь звучать непринужденно. Но Блэк мягко улыбнулся ему в ответ, и весь кислород покинул тело светловолосого, заставляя почувствовать дрожь.

— Хорошо, — радостно отозвалась Доркас и обменялась подозрительным взглядом с Маккинноном.

— Итак... — Римус опустил глаза, чувствуя себя застенчивым и нервным и ненавидя то, как слабо звучал голос. Он должен был выбрать действие. Глупая, глупая игра для подростков. — Джеймс, правда или действие?

— Действие, конечно.

И когда все они заставили Джеймса спеть серенаду для Питера, вечер вернулся в привычный режим смеха, криков и выпивки.

В три часа ночи Римус наконец заполз в свою палатку, обгорелый, сонный и совершенно довольный проведённым с друзьями вечером.

— Привет, солнышко, — самодовольно улыбнулся Кевин, когда Люпин забрался на своего парня сверху, целуя в горячую шею. — Надеюсь, у тебя еще есть силы.

— Поверь мне, — усмехнулся Лунатик, приподнимая футболку на животе Кевина, углубляя влажный поцелуй в губы.

— Тогда давай поменяемся местами, — Кевин игриво пошевелил бровями, пытаясь перетащить Люпина под себя.

Римус замер.

— Нет, — он оттолкнулся и отполз, поджимая колени к груди. Шоколадные глаза с тревогой разглядывали его. — Нет, я не хочу быть... снизу. Кевин, мы должны поговорить об этом.

Макдональд тяжело выдохнул, опешив от такой реакции, и поспешно кивнул.

— Тебе не понравилось в прошлый раз?

— Не то чтобы не понравилось... — начал Римус, слова застревали у него в горле. Но потом сдался. — Просто было так больно, что мне хотелось вылезти из кожи вон. Я не... Я не думаю, что я пассив, Кевин. Было… слишком странно.

— Это просто все в новинку для тебя...

— Нет, Кевин, я могу понять, чего хочет мое тело, и дело не в этом, — Римус уложил голову на колени и нервно прикусил губу. — Мне так жаль, но мы можем... поменяться местами?

— Ты ведешь себя капризно, — усмехнулся Кевин, будто Римус был ребенком.

— Нет, это не так, — его кровь закипала. — Почему мы не можем поменяться местами?

— Потому что я тоже не пассив! — Теперь Кевин выглядел по-настоящему раздраженным. Люпин почувствовал, как неприятно скрутило живот. — Почему ты не можешь попробовать что-то новое?

— Теперь ты ведешь себя капризно, — щеки Лунатика вспыхнули бордовым. — Почему именно мне нужно идти на компромисс?

Они погрузились в напряженное молчание. Только ветер и шум волн, достигающий тонких стен палатки. Римус слышал, как быстро бьется его собственное сердце.

— Секс должен приносить удовольствие... — застенчиво прошептал Луни, глядя на свои разноцветные носки. — Мы можем просто… руками или что-то в этом роде?

Кевин не ответил, глаза его смотрели на Римуса, и в них не было и намека на любовь. Только тоска, смешанная с нуждой.

— Ты можешь хотя бы попытаться...

— Пошел ты, — Римус схватил свою синюю толстовку и собрался уходить, но твердая рука остановила его.

— Ты мне очень нравишься, Римус, но ты знаешь, сколько пар расходится, потому что не подходят друг другу в сексуальном плане?

— Они не расстаются, потому что не подходят друг другу, — выплюнул Римус, гнев начинал бушевать в грудной клетке. — Они расстаются, потому что не хотят идти на компромисс. Я могу обойтись только руками и ртом до конца наших отношений! Мне все равно!

Макдональд жалостливо посмотрел на него, отпуская руку.

— Очевидно, тебе не все равно.

И с этими словами Римус вышел из проклятой палатки, потому что это было унизительно. Это были не те отношения, которые он так отчаянно искал всю свою жизнь. Это было эгоистично, наивно и по-детски. Хуже всего было то, что Кевин, похоже, считал это чем-то непоправимым. Что только Лунатику можно было измениться.

Злой, мрачный и раздражённый он просто шел в никуда по прохладному песку, под полной луной. Совершенно потерянный и такой... облегчённый. Было мучительно скрывать правду от Кевина, что он не принимал эгоистичное отношение парня в плане секса. Как будто теперь он подтвердил страшную правду и увидел МакДональда в новом свете. Мысль о возвращении в ту чёртову палатку вызывала у Рема тошноту, но в то же время такую печаль. Тяжелые горячие слезы глупо угрожали уголкам глаз.

Он шел достаточно долго, пока не заметил фигуру, сидящую на песке, и облако дыма вокруг нее. Бродяга.

— Что насчет свежего воздуха и приобщения к природе? — Римус усмехнулся, ускоряя шаг, и фигура вздрогнула, показав бледное лицо и серые блестящие глаза.

— Лунатик! — Сириус широко улыбнулся, выдыхая дым.

Когда Люпин наконец присел рядом с ним, он заметил, что на парне были только боксеры и хлопчатобумажная белая рубашка, обдуваемая прохладным ветром. Если бы Римус был художником, он бы определенно думал о Блэке как о музе. Волшебство сквозило в каждом прикосновении и взгляде. Длинные черные волосы развевались по воздуху, оголяя тонкую шею.

— Почему ты не спишь? — было немного зябко, поэтому Римус спрятал запястья в рукавах толстовки, утопая в собственных плечах.

— Не хотел будить Гида, — улыбнулся Бродяга, не отрывая взгляда от лунной дорожки на ночном море.

— Что ты имеешь в ви... — Люпин чуть не задал вопрос, но потом сообразил. Ночные кошмары. — Ты ему не рассказал?

Сириус выпустил лёгкими дым, тихо посмеиваясь. Его пронзительный серый взгляд наконец нашел Лунатика. И в нем было так много боли и страха.

— Он подумает, что я сошел с ума, — Бродяга натянул улыбку, но Римус видел его насквозь. Друг старался изо всех сил, очень старался, но все еще боялся открываться другим людям. Перестать быть идеальной фарфоровой куклой и обнажить свои надломы.

— Он не подумает так.

— Подумает! — воскликнул Сириус, потушив сигарету в песке. — Сегодня он спросил, верю ли я в Бога. Я ответил, что «да, но меня тошнит от церкви, потому что мои родители – католики, и они относились ко мне как к грешнику, недостойному любви». И знаешь, что он сказал? «Господи, Сириус, ты трахаешься с мужиками, конечно, это против религии, не верь в это дерьмо» , — Сириус передразнил низкий голос Гидеона. — И я просто... решил, что на сегодня с него хватит моего сумасшествия.