– Дружище, мне что-то поплохело… – прохрипел Феликс. Его слегка повышенная температура обернулась жаром, а высыпания на руках потемнели ещё сильнее. То же самое происходило с Максом. – Трудно дышать…

– Держитесь! Мы почти на месте.

По возвращении в центральный корпус их уже ждали Петров и Синклер, одетые в костюмы самой высокой защиты, похожие на скафандры. Синклер тут же засуетился, чтобы как можно скорей отправить Феликса и Максима в больничный блок.

– К сожалению, в спецблоке случилась утечка спор очень опасного вируса. Виной тому неисправный фильтр. Через трубу вентиляции эта гадость добралась до главной лаборатории, – Петров спокойно произнёс хорошо выученный текст. Исихару в любом случае не узнал бы, что случилось на самом деле.

– Споры… Чёрные язвы на руках у Феликса. Это Антракс?

– Да. Это редкая, особо вирулентная лёгочная формула. Плюс она комбинированная и даёт осложнения в виде болезней крови. Ваш профиль и ваш звёздный час, Токамото.

– Но зачем? Ведь мы… мы же вакцины создаём или… – Исихару так нервничал, что не знал, за какую мысль в своей голове ухватиться.

– Именно, поэтому сейчас вы, Токамото, в срочном порядке дорабатываете вакцину с нашими учёными из спецблока. Симптомы у вас имеются?

– Я проходил вакцинацию, конечно же, но боюсь, что она не совсем помогает, и скоро я как Феликс и Макс буду в бреду задыхаться от боли, покрываясь чёрными пятнами, а моя кровь превратится в яд.

– У нас мало времени. Эта формула Антракса не должна выйти за пределы комплекса и городка. Пусть ценой наших жизней. Действуйте.

Утром администрация города объявила режим ЧС и в приказном порядке распорядилась пройти срочную вакцинацию всем без исключения. Работники не поехали сегодня в МПК, всем приказано было сидеть по домам и дожидаться медицинской помощи.

Рита, Лия и Эсти жили в одном доме. Несмотря на запреты, девушки собрались в квартире Риты.

– Феликс и Макс онлайн, но не отвечают, – волновалась Рита. – Исихару написал, что в лаборатории случилась авария, и он устраняет её последствия. Мне очень страшно за ребят.

– Имон и Хан дома, они в порядке, – сказала Эсти.

Меры по дезинфекции завершились через три дня, неисправных фильтров оказалось несколько, их заменили. Но люди продолжали заражаться и умирать до тех пор, пока Исихару общими усилиями с высшим руководящим составом спецблока не доработал вакцину. Состояние заболевших улучшилось.

* * *

Феликс, то ли благодаря лихорадке, то ли от того, что одной ногой был в могиле, не мог избавиться от долгого навязчивого кошмара, который липким страхом окутывал его и днём, и ночью.

Недалеко от города Веймара, музея Гёте и букового леса построили грандиозный комбинат смерти. Феликс зашёл за ворота, на которых были высечены слова «каждому своё».

Феликса не пригнали вместе с остальными заключёнными на поезде, не заставляли переодеваться в одинаковую для всех робу – полосатую, но с разными нашивками. Его здесь как будто вовсе не существовало. Он был призраком среди таких же призраков, навсегда оставшихся в прошлом, за колючей проволокой.

Шёл Феликс мимо бараков, в одном из которых люди в белых халатах ставили медицинские опыты над заключёнными, на дверях висели таблички «Осторожно. Туберкулёз» или «Осторожно. Брюшной тиф». Феликс дошёл до той части лагеря, куда здешние пленники больше всего боялись попасть. К зданию крематория то и дело подвозили уголь, сюда попадали после газовой камеры. А тех, кто оставался в живых, ждала куда более ужасная участь – в печи крематория их заталкивали хоть и сильно ослабевшими из-за отравления газом, но ещё живыми. Здесь всем было известно, что живыми заключенные не выберутся никогда: либо их замучают опытами или в газовой камере, либо застрелят.

– Тебе страшно? Ты думаешь, что всё это может повториться? Очнись, Феликс! – голос коменданта, шедшего позади, привёл Феликса к разрушающей панике. Он хотел сбежать из этого проклятого места, но натыкался всюду на стены. Побежал вдоль бараков, проходя сквозь людей привидением.

Из громкоговорителя звучало настойчивое: «Феликс! Очнись, Феликс!»

Голос с каждым разом звучал громче, разрывая барабанные перепонки. И голос казался знакомым. Феликс упал на землю, с силой зажмурился, закрывая руками уши, а потом с усилием открыл глаза.

Он понял, что лежит на больничной койке, истыканный капельницами и датчиками.

– Давление приходит в норму, – констатировал Исихару, снимая маску с лица. Феликс, как и остальные потерпевшие, был уже не заразен.

– Так, а я в больнице сколько провалялся? – уточнил Феликс. Его кошмарный сон затянулся, либо это был не сон, а астральная проекция, которой раньше их пытался научить Алекс.

– Порядочно. Главное, что ты жив. Все живы, – выдохнул Исихару. Он выглядел изнеможённым. Не таким, конечно, как узники концлагеря, где во время своего долгого сновидения был Феликс, но круглосуточная работа в лазарете Исихару однозначно вымотала до последней нервной клетки.

Феликс, чего совсем не ожидали врачи спецблока, пошёл на поправку, а кошмар, мучивший его на протяжении нескольких дней, проведённых в лазарете, отступил.

Максу тоже стало значительно лучше.

А Исихару на всю стену в свой кабинет получил несколько признательных грамот, премию, несколько врачей и медсестёр в подчинение. Он не считал, что спас людей, ведь работал над вакциной не один.

– Ура, мы живы! Живы! – от радости Феликс готов был прыгать до потолка, но за неделю болезни исхудал до состояния скелета и еле перебирал ногами, бинты на руках скрывали его жуткие чёрные пятна. – Исихару, как же я тебя люблю! Ты наш спаситель!

– Ну хватит тебе, – пробурчал Исихару. Он знал, чего ему стоило это спасение.

Переписывание историй болезни, сокрытие реальных фактов, выдача поддельных свидетельств о смерти родственникам погибших – всё это не делало Исихару героем в его собственных глазах. А Юичи Уэно вообще как-то проболтался, что случайных аварий в комплексе не бывает.

Победить эпидемию и её последствия удалось только через месяц. Поэтому к приезду высшего руководства в канун католического Рождества всё у работников спецблока стало гладко да красиво, как в отчётах, так и на душе. А для Исихару авария в лаборатории стала первым шагом в бездну уныния и бесчеловечной тьмы.

* * *

Поначалу друзья думали, что Петров был главным в спецблоке, потому что все празднования, все украшательства главного корпуса и даже социальную жизнь в закрытом городке в виде посещения музея и концертного зала, нужно было согласовывать с ним. У Петрова скопилось несколько мешков писем с просьбами от молодых сотрудников головного корпуса. И он, будто Дед Мороз, исполнял желание за желанием, конечно, на своё усмотрение. И присматривал «за детками», как он сам любил говорить на совещаниях в главной лаборатории. Друзьям он даже полюбился в итоге. Развесить по всему периметру скелетов и наставить в каждую лабораторию котлов с испаряющейся зелёной субстанцией к недовольству коллег? Запросто! Разрешить Имону и Максу нарядиться в предновогодние дни в костюмы Дедов Морозов и шароёбиться, как говорил Имон, по кабинетам, поздравляя коллег? Ни слова больше! Друзья радовались, что глава спецблока не был обделён чувством юмора.

      Однако от внимания Исихару не ускользнул тот факт, что перед тем, как блок с огромной трубой, возвышавшейся к самому небу, начинал работать на полную мощь, к зданию комплекса подъезжала тонированная Нива в сопровождении служебных машин. Выходил из машины высокий и худой мистер в шляпе и костюме-тройке. Он мог пройтись по главному корпусу, мимо лабораторий, где трудились друзья, но всегда его инспекции заканчивались длинным коридором, преодолевая который он скрывался в спецблоке, оставляя навязчивый аромат дорогого парфюма. По-русски этот человек говорил с явным акцентом.

– Ты о своих заметках помалкивай, – посоветовал Исихару Макс. Говорил вполголоса, но друзья его слышали очень хорошо. Свободно общаться они могли, разве что, только в столовой. Там, конечно, тоже установили камеры, но звук они не записывали. В столовой в обеденный перерыв вечно стоял невообразимый гул.