– Вот и попалась.
– А я и говорила, что меня устраивает жизнь такая. Под такой я подразумевала и просрочку. Ничего в этом такого нет. Ты прицепился, лишь бы вывернуть по-своему.
– Ха-ха. Сама начала эту тему. Я тебя не тянул за язык.
Первый грузчик замолчал на секунду, а потом снова начал.
– Вспомнил, чего хочу. Я давно не ел апельсинов. Подай мне один, большего и не надо. Каким же счастливым вы меня сделаете! Я бы его не слопал за раз, а растянул удовольствие. Так хочется взять, покатать его в руке, подцепить шкуру ногтем и содрать одним разом спиралькой, потом делить на дольки и каждый кусочек прочувствовать. Я бы, наверное, ни с кем не поделился. Если только с сыном, и то крохотным кусочком, чтоб попробовал. Ты ничего такого не хочешь?
– Мне хватает того, что есть. Дай мне апельсин, то я его целиком внукам передам, – отозвалась из своего угла сменщица.
– Петь, а ты чего молчишь?
– А что такое Завтра?
– Ты чего? – хором поинтересовались сменщица и первый грузчик.
– Столько живем, а его все нет. Ждем и ждем. Каждый день все еще привычное сегодня. Лучше нам как-нибудь собраться вдвоем и выпить, вот это и будет праздником.
Сменщица после этих слов сузила маленькие глазки и уткнулась в пол, от ее былой возбужденности не осталось и следа. Она занялась коленом и отвернулась от нас. Зато первый рабочий не унялся.
– Каждый по-своему понимает, но тем не менее это будущее наше, совместное. Когда все счастливо жить будем. Неужели ты не хочешь будущего?
Второй грузчик промолчал.
– Да я ради этого будущего!.. – вскричал в исступлении первый рабочий, но второй прервал его.
– Если Завтру быть, и быть счастливым, то В-С-Е должно поменяться. Вывернуться почти наизнанку.
– Чего это ты хочешь сказать? Тань, он еще хлеще меня загнул.
Сменщица не стала ничего говорить.
– Я раньше книг много читал, знаю о чем говорю. И уклад жизни, и техника, и отношения между людьми станут другими, будет одно большое общество. За день его не построить, да и за годы. Прежде всего внутренний толчок должен произойти.
– Во как выдумал, слов много, а ничего по делу и не сказал.
Мы закончили расставлять ящики, и пошли на выход, благо дожидаться сменщицу сегодня было не нужно.
– И ничего просить не будешь на Дне Ценности?
– Скажу, как есть, что всем довольна. Внукам пусть устроят хорошую жизнь.
– А чего им говорить? Все равно ничего не меняется, – едко заметил второй грузчик.
В тот же день я, прибежав домой, быстро покормил голову, на ходу поел сам и принялся за уборку. Правительство назначило на завтра День Ценности. Об этом трубили в новостях, радио, оповещали на работе и с плакатов. Праздник обязательно сопровождался переписью населения с посещением дома, потому квартиру необходимо привести в порядок. Прибраться следовало везде, чтобы ни единого пятнышка не осталось, я не смел позориться перед государством.
В шкафу царил жуткий бардак. Половина вещей валялась мятая в общей куче, грязные носки запрятаны по углам вместе с нестиранной одеждой. Оставалось гадать, как в настолько немногочисленном гардеробе, я мог возвести подобный хаос. Пиджак и рубашку пришлось гладить, брюки раскладывать по местам, а носки стирать и подбирать парные. К цветным она отыскивалась легко, чего не скажешь о темных. Пять последних я собрал в одну стопку, ведь разницы между ними никакой. На уборку ушло не мало времени, и до верхней полки я добрался уже глубокой ночью. На ней лежали перчатки, шапка, и коробка с документами. Вещи поросли толстым слоем пыли. Я не заглядывал сюда с весны, когда бросил шапку. Она напомнила мне о голове, и главное о том, что раньше мы с головой были одним целым. Я повертел шапку в руке и зарекся, что с следующим выходным обязательно отправлюсь в больницу. Врачи смогут вернуть голову на место. Она успокоится и поправится, тогда может и скажет, что ее мучает. Перчатки я положил в карман, они понадобятся уже осенью, а шапку вернул на полку, предварительно стерев пыль. В потрепанной коробке из-под обуви помимо документов хранились странные вещи: открытки, ключ с брелоком в виде машинки и высушенные листья, из старых журналов детской рукой вырезанные пистолеты и какой-то актер в очках. Бумаги сильно измяты, и краска в некоторых местах совсем стерлась. Почти все листья изломались и крошки рассыпались по дну коробки. Перебирать эти вещи я не решился, да и на улице небо покрывалось предрассветной дымкой. Я закрыл коробку и запихнул ее обратно на полку. Мне еще предстояло отмыть кухню.
Этим днем рассмотреть свою голову я забыл.
День Ценности
В нашей стране ежегодно проводилась перепись населения. Этот день относился к категории праздников, ведь всем выдавался выходной. Закрыты магазины, кафе, фабрики, стоит транспорт – каждый обязан сидеть дома и ждать гостей. Припасти необходимое нужно заранее, в праздник на улицу выход запрещен. А собирали много чего. Иные граждане готовились к приему за несколько месяцев, отказывая себе в самом необходимом, чтобы накрыть на стол. Многие откладывали ремонт до Дня Ценности. Нечего говорить, что абсолютно все жители начищали до блеска посуду, плинтуса и бачки унитазов. Торжественность объяснялась происхождением праздника. В нашей стране с приходом к власти Главы особое внимание уделялось населению, и потому правительство назначило специальный день для чествования народа. Глава публично демонстрировал, насколько мы важны, а наше мнение ценно для власти. Сегодня любой может и обязан донести до правителя свое видение будущего. Из тысячи взглядов составиться одно прекрасное и счастливое Завтра, в котором для всех найдется место. Глава выбивался из сил, но посещал множество семей, о чем подробнейшим образом свидетельствовали новостные программы. В день, когда все отдыхали, Глава единственный, кто не мог расслабиться. Разумеется, дойти до каждого дома он физически не мог, в этом деле ему помогали волонтеры. Они набирались из выпускников детских домов и добровольцев, в которых, впрочем, редко возникала необходимость. Выращенные под надзором государства, раз в год они сами выступали в качестве наблюдателя. Это всегда молодые люди, едва окончившие школу. Никто не знал, что происходило с ними с возрастом, наверное, они заводили свои семьи и расселялись по городам, становясь обычными рабочими. Не исключено, что они получали награды за доблестный труд, но официальных подтверждений этому не находилось. В конце концов, для них попасть в число помощников Главы сама по себе высшая награда. Перепись проводилась в разное время и назначалась внезапно. В лучшем случае население предупреждали за несколько дней до праздника, в этом году даже этого не сделали: объявили за сутки. Потому-то и поторопилась сменщица на работу, хотела утащить что-нибудь вкусное на угощение. Гости никогда не притрагивались к пище, но каждый хозяин считал обязанностью предложить свое кушанье. От того я с самого утра нагревал чайник, не давая ему остыть, а в холодильнике берег пирожные.
На кухне оставалось еще много неприбранного с вечера, поэтому я доделывал уборку. Пока намывал пол, голова слушала радио. Эту ночь она спала плохо, утром есть не захотела и хандрила. Поначалу ее немного развеселила утренняя передача, но как только показали прямой эфир, посвященный Дню Ценности, она утратила к программе всякий интерес. Демонстративно воротила нос и всем видом намекала на выключение. Радио по-прежнему транслировало ситуацию с места событий, но я не мог быть уверенным, что голова слушает его. Она сидела неподвижно и скучала. Голова уставилась в одну точку за окном. Я слишком торопился поскорее прибрать комнату, поэтому не уделил ей должное внимание.
Около десяти раздался звонок, я бросил половую тряпку в таз и побежал открывать дверь. На площадке спиной ко мне стояли две хрупкие девушки. Казалось, их специально подобрали в пару по росту, чтобы уравнять: одна из них очень низкая, а другая высокая. Между ними сохранялось сантиметров 40 разницы. Они обе повернулись в мою сторону, и у них тут же округлились глаза. Низкая вовсе потеряла дар речи, она так и застыла на месте. Ее подруга тоже испугалась, но виду не подала.
