– Ты не стесняйся себя, мы же понимаем по какой причине ты сюда доставлен был. Мы тоже не случайно сюда попали. Я по старости. Петьке тоже нелегко пришлось, он же из Ждимира. Ты знаешь про Ждимир?

Я покачал шеей. Воспоминания о Ждимире если и были, то остались дома в моей голове.

– Правда? – воодушевился первый грузчик. – Так пусть тебе Петька расскажет. Петь, расскажи ему.

– Зачем? Он не поймет.

– Все он понимает, видишь, как смирно сидит. Чего молчать?

– Прицепился, как банный лист, тебе нужно – ты и рассказывай.

– Я с удовольствием расскажу, а ты против не будешь?

– Я вас и не слушаю. Делать мне больше нечего, – после этих слов второй грузчик уткнулся в газету.

– Он родился в Ждимире, с детства там жил. Я хоть в этом городке никогда не был, но каждому понятно, как выглядят провинциальные городишки на периферии.

– Раз не был, то и не говори ничего. Не сильно Ждимир отличался от этого провинциального городишки. Внутри и там, и тут все едино – город маленький, грязненький и никому не нужный. В отличие от этого основан он был тысячу лет назад, историю имел. Зачем-то люди прожили ж в нем свои жизни? И дети их прожили следом. Историю нам, простым людям, не понять. Сюда же тащились, чтобы поближе к центру жить, в итоге столичные отходы нюхаем, а подобраться к ним не можем. А все-таки Ждимир был получше этого. Перед революцией купцы понастроили домов. Я сам в таком жил: старый, а стены толстые, – второй грузчик развел руки в стороны не меньше, чем на метр, чтобы показать наглядно ширину стен, – ни одна граната во вторую мировую не пробила, морозам никогда не уступали. Я жил как барин в тепле. А здесь что? Здесь ючусь в коммуналке, стены можно пальцем продырявить и к соседям заглянуть.

– Ну это ты загнул, барин.

Второй грузчик пропустил эту колкость мимо ушей.

– Новые дома у нас только на въезде строили, там и земля пустырь, со дня основания никому не нужный, и город со стороны выглядел красивее. Эти панельки через 20 лет рушится начали, а мой старик стоял красавцем. В этом Дневске старого не было, а нового построить не сумели.

Второй грузчик замолчал, а опомнившись, несколько сконфузился и ухватился снова за газету.

– Раз уж начал, может, сам про себя расскажешь?

– Какой толк от этих россказней? Сам себя мучаю.

– Время скоротать. Неужто тебе никогда не хотелось душу отвести? Повспоминать славное прошлое, раз уж слушатель имеется?

– А что про это говорить? – возразил второй грузчик, но все же отложил газету. – Ждимир жил за счет леса. Сибирь, деревья. Мы их рубили, укомплектовывали и переотправляли. Я так же, как и тут работал на складе, но не продуктовом. Мы сруб на нем хранили. Прежде чем продать, его подсушить надо. Судьба меня никогда не жаловала, но в тот день уберегла. Я с другом перетаскивал бревна. Ради остатков не хотелось машину гнать, решили сами управиться. Мы выталкивали груженную доверху телегу, друг спереди руководил, а я сзади пихал. Я говорю руководил, потому что из нас двоих только он дорогу мог разглядеть, а я за деревьями ничегошеньки не видел. На дурака понадеялся. Когда парень тот, повернул телегу криво, колесо попало в скол на полу. Повозка перевернулась и большущее бревно мне на ногу упало. Ударило как раз по левой ноге. Я кричал так, что горло сорвал. Помощник перепугался, бледный как полотно, стоял и боялся приблизиться. Пока другие прибежали, пока стащили бревно, времени много прошло, а перелом серьезный. Мелкоосколочный. Я после этого хромать начал, когда похожу за день много.

Второй рабочий хлопнул себя по левой ноге.

– Больница наша рядом с новостройками стояла на выезде. На нее гранд удалось выбить для развивающегося города, жители радовались. Здание новое и красивое. Я после операции лежал и двигаться не мог, нога к гирькам привязана, чтобы кости ровно срастались. Семьи у меня нет, и ухаживать дома некому, потому оставался в стационаре под наблюдением врачей. И пока я лечился, в одну ночь наш склад сгорел. Как потом разбирательство постановило – непредумышленный поджог, якобы кто-то по халатности бросил спичку недалеко от строений. Но я знаю, что это не так, поджог еще какой предумышленный. Владельцы складов лес продавали скупщикам не по договору, а когда государство с них стребовало древесину, так уж отдавать нечего было. Я собственными руками помогал им этот лес сплавлять… Тогда ж ничего не знали еще, я не виновен. Эти идиоты ничего лучше не придумали, как устроить пожар, чтобы от всех обязательств избавиться и страховую выплату получить. Не догадывались они, что вместе со складом полгорода сгорит. Дождей тогда не выпадало пару месяцев, сухостой стоял, по траве огонь распространился. Пожар в больницу не добрался из-за того, что она далеко. Помню только, как все плакали. Из других палат все приходили люди в мою, потому что в той комнате, где я лежал, окна выходили на огонь. Пациенты, санитарки, медсестры, врачи – все люди подходили к окнам и плакали. Одни уходили, другие решались подойти. Я же ничего не видел, двигаться нельзя, прикованным к кровати остался. И как я благодарен провидению, что оно меня лежачим в тот день сделало! Не стоит такое видеть человеку. Я бы, не будь привязанным, по любопытству не удержался. А впрочем, кто знает? Потом, потом состоялся суд – некоторые говорили, что этот склад подожгли сами хозяева, чтобы скрыть, что лес весь скраден, но кто разберется, из-за чего на самом деле вспыхнуло… Улики в пожаре уничтожены. После этого городу много денег выделили, но под шумок переформировали в деревню. Нас всех со склада сократили, предложили подождать, когда его отстроят заново, но я не захотел. Меня в городе ничего не держало, я и уехал. Как здесь очутился не помню, я тогда мало думал, но на жизнь не жалуюсь, через труд все выправляется.

Второй рабочий умолк и задумался. Первый во время исповеди молчал, но теперь решил прервать тишину.

– Не повезло Петьке, правда? – он толкнул меня в бок.

"Да", я кивнул.

– Зато теперь под столицей обитает и такое место холеное отхватил.

Второй грузчик хотел еще что-то добавить, но подъехала очередная машина, и мы втроем принялись нагружать ее.

– А я здесь всегда жил – начал свою историю первый грузчик. – Много, где работать довелось, даже ездил в молодости вахтами в столицу в надежде на наживу, но как постарел, так последние три года тут тружусь. Сейчас я понимаю, что это к лучшему. Помимо еды бесплатной, я тебе об этом уже говорил, я стал с семьей чаще видеться. Смотрю, как растут мои дети – девочка и сын. Кате семнадцать, она уже совсем взрослая, Гоше девять, он у нас еще в Деда Мороза верит. А кто им наряжается? Я, конечно. Он в меня без сомнения верит. Жена работает на хлебозаводе. Приходим оба домой поздно и поругаться-то некогда. Жизнь у нас благодаря занятости мирная и в достатке.

– А знаешь, с этими воспоминаниями что-то не то, – неожиданно вмешался второй грузчик.

– Не то? Я всю правду говорю. Хочешь, докажу?

– Правда то она правда, я и не сомневался.

Второй рабочий поднял ящик, и от натуги говорить не мог. Этим воспользовался первый.

– А что тебе в моем прошлом не нравится. Сам вон какую эпитафию развел.

– Эпитафия, – ухмыльнулся второй рабочий. – Это ты верно. Говори, что хочешь. Я тебя понял.

Насмешливый тон второго грузчика задел первого, и он промолчал до конца погрузки. Мы впервые с таким столкнулись и очень переживали. Второй рабочий тревожился за состояние своего товарища, и порывался приободрить его, но тот никого не слушал, полностью отдавшись работе. Он еще никогда так не усердствовал, как в этот час. Тужился, пыхтел, но делал. Погрузив тяжелый короб, он пробурчал себе под нос:

– Да. Отвык я.

На перерыве первый рабочий забыл, о чем хотел поведать нам до ссоры, и пока обдумывал новую тему, вытащил из-за пазухи яблоки. На одном из них темнела вмятина и сочился сок, а на другом – крохотное пятнышко с плесенью.

– Осенний урожай.

Первый грузчик протер одно о свою жилетку, и протянул второму. Себе он оставил подгнившее яблоко.