Соленая, остро пахнущая железом влага из разбитой губы стекает по подбородку, но я не обращаю на нее внимание. К боли я привыкла, как и к собственной крови. Я смотрю в окно экипажа и искренне надеюсь, что больше никогда не увижу ухмыляющихся лиц с такими же выразительными глазами, как и у меня, только не зеленого, а темно-синего глубокого цвета. Но мне не так везет. В открытую дверь врывается ветер, заставляя мои волосы плетями хлестать по моим щекам.

– Бежишь? – такие же черные пряди, как и у меня, скрывают высокий лоб, падают на глаза, но даже они не могут спрятать издевательского взгляда, который, словно игла мотылька, пронзает меня насквозь.

Молчу. Потому что, единственное, чего я хочу, чтобы он провалился к ядру. И это не то, что можно говорить такому, как он.

– Знаешь, – его рука тянется ко мне, и я дергаюсь, будто от удара молнией. – Я не могу перестать думать о том, как отдаю тебя огненным котам. Я слышал, они жестоки со своими женщинами.

– Им в любом случае далеко до тебя, – не успеваю прикусить язык.

– А если и они тобой побрезгуют, так и быть, оставлю себе, как напоминание о том, что предательство в нашей семье наказуемо, – он бьет теперь не рукой, а словами. Больно, но уже не так, как раньше от подобных слов.

– Не ты это решаешь, – делаю я последнюю попытку защититься.

– Только пока, моя дорогая сестренка, – он выплевывает последнее слово, словно ядовитого паука, который случайно заполз ему в рот, и оставляет меня в одиночестве.

Экипаж трогается, я слышу скрежет мелких камней под колесами, достаточно громкий, чтобы заглушить мой скулеж. У меня есть год, чтобы решить, что делать со всем этим. Но пока мне нужно просто расслабиться и насладиться жизнью подальше от родного дома.

Вытираю лицо шелковым платком и растягиваю губы в улыбке, который слишком напоминает оскал старшего брата.

До Докупола я добрался на дирижабле, который двинулся в путь на несколько часов позже положенного. Летающая махина сделала значительный крюк для того, чтобы я успел попасть в Кадетский корпус имени мастера Шедоху до начала торжественного ужина. Городишко не привык встречать дирижабли, поэтому нам пришлось немного покружить над невысокими домами (этажа в два-три), пока местные подготовили площадку. А именно, убрали с нее весь хлам.

Это же надо было назвать город Докуполом, думал я. У жителей воображение, как у улитки, очевидно. Раздражение мое было близко к апогею.

Дальше все было не лучше. Когда мы все-таки приземлились, я не мог найти свободный экипаж (ни на чем другом на мое новое место работы не добраться). А все потому что все повозки, что были в этом Единым забытом городе, как раз ехали где-то на пути из крепости обратно. Экипажи отвозили несчастных кадетов, которым «выпала удача» учиться в единственном месте на планете, где нет и быть не может благ цивилизации. Первый же вернувшийся образчик древнего транспорта отправился со мной и моим чемоданом в учебное заведение, до которого пришлось добираться несколько часов. Просто прекрасно!

И вот теперь я стою в холле крепости и понятия не имею куда идти, потому что меня никто не встречает (а не встречает, потому что я должен был прибыть раньше).

Скрип массивных дверей отвлекает меня от собственных негативных мыслей. Из зала по соседству, гордо расправив плечи, выходит девушка. Она не замечает меня, идет по своим делам. Наблюдаю за ней пару мгновений. Красивая. Я вижу, как трепещут ее ноздри, когда она глубоко втягивает воздух, в котором до сих пор есть отголоски давнего пожара. Вижу, как ее губ касается легкая улыбка и мое раздражение неожиданно для меня самого отступает.

– Кадет? – окликаю я ее.

Она оборачивается и смотрит на меня своими ярко зелеными глазами.

Я знаю эти глаза. Девушка – та, кто мне нужен.

***

– Уважаемые кадеты!

Ага. Сейчас уважаемые, а на практичках мордой в пол и тридцать отжиманий.

– Этот учебный год мы вынуждены начинать с тревогой в сердце!

Ну не знаю, как вы, дорогой ректор, а я каждый учебный год с ней, родимой, начинаю.

– Наша страна находится в состоянии войны…

Правда, что ли? А то мы как-то по нескольким волнам мобилизации не поняли.

– …и мы, как одно из самых престижных военных учебных заведений в Империи, не можем оставаться в стороне!

Нас что, служить пошлют?! Император явно умом ослаб, если приказал отправлять на фронт бедных беззащитных детей.

– Поэтому я выступил на Совете с предложением создания боевых отрядов, которые будут состоять из студентов выпускных курсов.

Вот, ректор! Вот, светлая голова! А я уж на интеллектуальные способности правителя наговариваю. Оказалось, не он двигатель гениальных идей, а вот этот вот… Со светлой головой.

– Под руководством кураторов отряды будут выполнять государственные поручения разной степени сложности и важности.

Да сейчас!

– И это будет частью вашего курса практических занятий.

А, чтоб тебя…

– К полевой практике будут допущены выпускные курсы всех факультетов, кроме факультета Искусства переговоров.

Нет, я рада, конечно, но с чего же это такая дискриминация? Обязательно нужно будет выяснить, чем мы вызвали немилость высшего руководства. Или, все-таки, милость?

– А остальные могут послужить на благо Родине! ХегАш, кадеты!

– ХегАш! ХегАш! ХегАш!!!

Приветственно-победный клич древних воинов разносится по помещению.

– Глупая традиция, – бурчит темноволосая девчонка напротив (все никак не могу запомнить, как ее зовут). – Тех воинов никто уже не помнит, их язык так и не бы расшифрован… Может, мы вообще какое-нибудь ругательство выкрикиваем.

В душе я с ней согласна, но традиции у нас в Империи чтятся, исполняются и защищаются от всякого инакомыслия. Мой папенька, сколько себя помню, говорил, что в традициях сила народа. Сила народа в умных людях и грамотном управлении, на мой взгляд, но с папеньками не спорят.

Но сегодня я не хочу думать о родителе с его взглядами на жизнь. Я встряхиваю волосами и оглядываю зал для общих сборов Кадетского Корпуса имени мастера Шедоху. В этом году в столовой наметился неожиданный ремонт, поэтому теперь мы трапезничаем в этом менее масштабном помещении.

После слова ректора начинается самая нудная часть – зачисление новых кадетов. В углу уже толпится кучка перепуганных двенадцатилеток. Сейчас они быстренько пройдут исключительно показательные испытания, целью которых является обоснование выбранной специальности способностями ребенка. Понятное дело, это чистой воды фарс. Выбор осуществляется родителями чада с опорой на собственные амбиции и финансы, но никак не на способности.

Мне скучно, и я рассматриваю свои ногти, пока ректор отправляет радостных и не очень детишек к нужному факультету.

– Мариис, он смотрит на тебя, – тихий голос Алиши отвлекает меня от созерцания собственных пальцев.

– Кто? – лениво спрашиваю я.

– Тот… эм… с факультета тактиков, – белокурая соседка перестала называть имя одной особы мужского пола несколько месяцев назад. Может из смущения, может еще от чего.

– А… Тиборд? – я воздеваю глаза к потолку, изображая вселенскую скуку.

– И… он тоже, – запинается она, и я вижу, как она не отводит взгляда от стола тактиков.

Я знаю, Алиша, Тибо красавчик, но не стоит так откровенно на него глазеть.

– Это хорошо, – уголками губ улыбаюсь я, хотя и не понимаю, кого именно имеет ввиду девушка под словом «тоже».

К столам подходят слуги, принося кадетам скромный ужин. В первую очередь еду подают выпускникам, дальше по убыванию. В этом году первую тарелку ставят передо мной. Мелочь, а приятно.

– Алиша, это будет чудесный год, – поднимая бокал с бордовым соком из нескольких видов ягод, провозглашаю я.