«Похоже на то, что бурый действительно завязал».
Он понимал, что слишком поздно спохватился. Брант поселился в доме напротив как раз после его последнего приезда. Через месяц. И отец о нем пару раз упоминал в письмах и телефонных разговорах, но Валериан пропускал это мимо глаз и ушей – не вникал в проблемы отцовской паствы, своих забот хватало. По-хорошему надо было или чаще приезжать или не качать права пять лет спустя, проверяя документы и разбрасываясь угрозами. Но не отреагировать на отставного боевика под боком у отца было невозможно, и сейчас Валериан испытывал богатый букет чувств: глухую зависть к здоровью и семейному счастью Бранта помноженную на недовольство собственным разгильдяйством, дружескую симпатию к Элверду и желание поддаться на уговоры Анджея, остаться в Ключевых Водах и перейти на полицейскую работу. Розальский – пока они не накидались пивом – предлагал ему завязать с беготней в бронежилете, пройти курсы переподготовки и перевестись в городское полицейское управление. Валериан ответил ему: «Нет», как и отцу, и сейчас пытался вычислить, сколько в этом «нет» упрямства, а сколько – необходимости.
Размышления настолько захватили, что он не заметил, как закончилась проповедь. Очнулся оттого, что Элверд прикоснулся к его плечу.
– Поедете с нами? Мне обрадовать Бранта, сообщить, что хата уже пылает?
– Не могу дать ответ, – уклонился Валериан. – Жду, пока мне позвонят… еще ничего точно не знаю, извините.
Сияние Элверда немного потускнело. Улыбка исчезла.
– Если надумаете – сообщите. Идти недалеко. Калитка напротив.
Валериан твердо решил, что примет решение только после того, как посоветуется с отцом. Пусть поездку одобрит сам Хлебодарный, изъявив волю устами жреца. Ждать вечернего разговора пришлось довольно долго – отец вернулся не один, чаевничал на кухне с расстроенным омегой. Молодым, учившимся в одной школе с Валерианом. Это помогло отловить еще одну составляющую слова «нет». Отец-альфа умер, когда Валериану было десять. Сейчас, двадцать лет спустя, скорбь изрядно потускнела, уменьшилась до креста в обрамлении снопов на кладбище, вытерлась взрослой жизнью и служебными заботами. Осенило от воспоминания о днях, когда боль была еще остра. Слушая звяканье ложечек, негромкий стук чашек о блюдце и приглушенный разговор, Валериан понял, что отцовская паства ассоциируется у него со словом «ожидание». Ожидание под часовней, пока папа выйдет, ожидание под дверью кухни, пока изольет душу очередной страждущий. Отец был добр, его доброты хватало на многих, Валериану доставалось больше всех, но…
«Я хотел, чтобы что-то было только для меня. Наверное, поэтому и сбежал, и пообещал ему вернуться и построить второй дом, только если женюсь, если мы с мужем сможем зачать ребенка. Это до сих пор звучит как что-то несбыточное, замаскированный отказ. Вернуться сейчас? Если жить отдельно – видеться будем чуть чаще приездов из Чернотропа. Я к нему месяцами не буду заходить. В десять лет ждать своей очереди на разговор просто тоскливо, а в тридцать уже не хочется вклиниваться между прихожанами, жаждущими утешения».
Валериан незаметно задремал, и проснулся от вопроса отца:
– Почему ты не включаешь свет? Ох, прости! Разбудил? Сначала лишил доступа к холодильнику и торту, теперь, когда ты заснул – разбудил.
– Почему сразу «прости»? Все нормально, пап, – Валериан зашипел, потому что неудачно оперся на больной локоть. – Хорошо, что ты напомнил про торт! Съем кусок. И, если ты не устал, хочу с тобой посоветоваться.
Выслушав вопрос – «ехать или не ехать в ретро-поезде?» – и объяснение, что не хочется своим поступком испортить его хорошие отношения с соседями, отец предложил:
– А давай я схожу и спрошу Бранта? Мне он ответит начистоту, уверен. Завари свежий чай и нарежь торт. Я быстро.
– Договорились. Мне все равно как ехать, пап. Не хочу ни обижать Элверда – он чем-то напоминает тебя, приятный и добрый. И не хочу усугубить семейный разлад на почве ревности. Не знаю, что выбрать.
– Сейчас выясним, – пообещал отец.
Он вернулся минут через пятнадцать, не скрывая улыбки.
– Брант чуть-чуть ворчит, но поддерживает приглашение. Мне кажется, в этом нет никакого подвоха и зерна будущих раздоров. Элверд искрится счастьем, Брант немного недоумевает и старается ничего не испортить. Нам предлагали четвертинку пирога с яблоками, но я отказался – надо одолеть торт.
– Бери, – Валериан пододвинул отцу тарелку. – Смотри, какой большой кусок чернослива.
– Я рад, что Хлебодарный услышал чаяния Эльда, – забирая тарелку, проговорил отец. – Он часто приходил в часовню, когда затяжелел Шоном. Боялся, что второй ребенок унаследует его проблемы со здоровьем. Патрик родился крепким и сильным, как Брант, и кремовым, как Элверд. Эльд вбил себе в голову, что израсходовал всю милость, отпущенную Хлебодарным, и жег скрутки, моля о здоровье ребенка – цвет шерсти был ему неважен. Я позвал его на разговор. Рассказал о нас, о себе. О том, как мы с твоим отцом возлагали дары всем подряд: и Камулу, и Хлебодарному, и Феофану-Рыбнику, и Мраморному Охотнику. Как дрожали от страха, опасаясь, что у тебя появятся наследственные проблемы с легкими, как переезжали на юг с Ямала по советам врачей… Эльд немного успокоился, когда мы проговорили вслух прописные истины – что дети чаще наследуют здоровье отца-альфы и цвет шерсти отца-омеги. Что у него больше шансов родить здорового ребенка, чем было у меня в свое время. Я откровенно хвастался – что ты вырос сильным, привлекательным и получил в дар от отца-альфы роскошный северный черный окрас.
– У меня шикарный хвост, – кивнул Валериан. – Когда я первый раз превратился в госпитале, сразу проверил, не появилась ли седина. Нет. Такой же угольный, как и был. Видно, что я настоящий аристократ.
– Твой отец был очень красивым, – в улыбке перемешались горечь и гордость одновременно. – И на ногах, и на лапах. Я совершенно потерял голову. Жаль, что нам было отпущено так мало. Но лучше короткий кусочек счастья, чем совсем ничего.
«Вероятно, ты прав, – мысленно согласился с отцом Валериан. – Я иногда гадаю, кого мне предназначил Хлебодарный, встречу я его или не встречу, чем это обернется для нас обоих – может быть, разочарованием, потерями и искореженной жизнью. Некоторым везет. Даже противоположности уживаются – как те же Брант и Элверд. Некоторые разбегаются, несмотря на кажущуюся общность. А кто-то получает урезанную порцию счастья».
На следующий день Валериан развил бурную деятельность. Купил огромный торт «Янтарный принц» – безе с курагой – выдернул Анджея с работы в обеденный перерыв, потащил вручать торт его мужу и сыну. Искупление грехов более-менее удалось. Мелкий обрадовался, муж Анджея заметно смягчился – возможно, потому, что Валериан трижды повторил, что завтра уезжает и еще очень долго не вернется. Потом выпили кофе – почти на бегу – и попрощались. Валериан пообещал приехать на суд над торговцами фальшивым антиквариатом и дать показания, а передавать привет Светозару – если они где-нибудь встретятся – категорически отказался.
– Сам ему звони. Номер знаешь. Я с ним не разговариваю. Мало того, что он мое масло украл, он в прошлом году, когда ОМОН на ярмарку присылали, меня в эфире сивым мерином назвал. Скотина!
Анджей вздохнул, и сказал, что наверняка чем-то сильно прогневил Камула. По незнанию или неосторожности. Иначе как объяснить тот факт, что два его лучших приятеля – волк и лис – упрямо грызутся между собой не из-за омеги, а по абсолютно надуманному поводу. И не желают умерять пыл.
Валериан эти слова привычно пропустил мимо ушей. Он-то знал, что во всем виноват Светозар, а себя мог только похвалить за миролюбивый нрав – ведь он больше омоновца не оскорблял, с кулаками на него не кидался и соль в чай не сыпал. Ну, почти. Короткая потасовка в прошлом году не считается, ее командир Светозара сразу пресек.
Вечер промелькнул незаметно. Валериан поставил будильник на половину пятого утра – до вокзала рукой подать, но ретро-поезд отправлялся рано, в шесть уже надо было стоять на перроне. Скоростная электричка довозила пассажиров в Чернотроп за семь часов, экономя время, а ретро-поезд ехал медленно, зато обещал вкусный ресторанный рассольник и лекцию об утраченных фрагментах железной дороги. Валериан упомянул ретро-поезд в разговоре с Анджеем, и узнал, что желающих потратить на поездку лишний десяток часов действительно много. Оборотни и люди скучали по чаю в стаканах и подстаканниках с гербом железной дороги, по обедам под стук колес и неторопливым разговорам в купе. Билеты были нарасхват, и Валериан оставалось только поблагодарить Элверда за приглашение – его служебная бронь на такие изыски не распространялась.
