Девушка свободной рукой поправила локон своих темных волос. Смуглая кожа становилась еще темнее в свете неонового освещения.

– Наш поселок жил замкнутой жизнью, особенно после перестройки, когда все развалилось. Но мы выжили. Потом появилось братство. Точнее оно всегда было, где-то находилось, о нем говорили, про него все наши люди всё знали. Где-то кочевали, а тут, вот, вернулись, и стали осваивать заброшенные в округе хутора, восстанавливать разрушенное хозяйство нашего бывшего колхоза-миллионера. В тот период мы с братом были еще маленькие, ничего не понимали, но это было потрясающе. Мойка. Кафе. Заправка. Все это открылось благодаря приезжим братьям. Они такие же, как мы, просто раньше им приходилось много скитаться, точнее скрываться. Сначала восстановили колхозный гараж, привезли топливо, закупили запчастей к тракторам, это потом приобрели новую технику. Это дало всем возможность спокойно работать. Детей стало больше. Для поездок в школу приобрели автобус, наняли водителя, чтобы можно было туда ездить.

Опять поправила волосы, о чем-то подумала.

– Так я стала учиться в Местищево. Учителя к нам относились хорошо, они словно знали что-то про нас, но ничего никогда не спрашивали и сами не говорили. Горожане нас избегали, поэтому дети города нас сторонились. Наверное, боялись.

Она отстранилась, вытаращила глаза.

– Представляешь? Они называли нас румынами, словно в этом было некое ругательство. Путали с цыганами. Возможно, что мы для них были слишком дикие. А что нас бояться? Мы, что проклятые?

Старик в этот момент крякнул, он-то прекрасно знал, что проклятие существовало.

– Впрочем, оказалось, что проклятые. Когда в какой-либо нашей семье рождался покрытый шерстью ребенок, об этом узнали все. Устраивали праздник. Старые сказания нашего народа подтверждались все чаще и чаще. Оказывается, что традиции наши сильны, и они не подвластны течению времени. Что было не так с нашими детьми?

– В наше время часто рождались дети, покрытые шерстью, словно в теплой рубашке.

– Говорят, что мой брат тоже был покрыт шерстью, когда родился. Я этого конечно не помню. Возможно, что он полинял после купели, то есть после крещения. Поймите, мы не звери. Но глубоко в душе мы – волки, мы – медведи, мы – огромные боевые животные. Впрочем, все это было только в сказках, но я в них нисколько не сомневалась. Порой долго смотришь на себя в зеркало, и вдруг образ резко меняется. Моргнешь, и все проходит. Старики говорили, что раньше люди нашего народа могли обернуться в любого лесного зверя, чтобы выследить добычу на охоте. Еще могли стать сильными хищниками, чтобы убить своего врага, защитить свою семью и спасти дом. Возможно, даже голыми руками, не знаю. Вместе с пришлыми братьями, вернулся забытый старый обряд посвящения в юноши. Мой брат его прошел. А, мне, как девушке, это было не обязательным.

– Раньше подростка заворачивали в тушу убитого зверя на несколько часов. Лежать в кровавой бане не самый лучший вариант. Это потом для обряда стали использовать только что снятые со зверя шкуры. Главный элемент тут кровь, которая должна была покрывать все тело, иначе напрасные старания.

– Я прекрасно помню эти подробности. Старики нам их рассказывали. Ими до сих пор детей пугают.

Ее еще передернуло от воображаемого ужаса. Потом она продолжила свой рассказ.

– Если посудить честно, то наша семья всегда жила в достатке. Мы держали лошадей, разводили племенных быков, пасли овец, занимались птицей, была у нас и корова. Был трактор. Он остался после развала нашего передового колхоза. На заброшенном поле гнил, пока его отец сам не перебрал весь.

Старик смутно понимал, о чем идет речь. Трактор для него был понятием абстрактным, девушка об этом даже не подумала.

– Впрочем, перестройка сломала все.

– Перестройка?

– Ну, да, перестройка.

Она вдруг поняла, что о многом старик просто понятия не имеет, в смысле, не знает.

– Это, как война, только экономическая. Тут и блокада и происки врагов, и атаки мародеров. Братство все изменило.

– Конфликты?

– С кем? С городскими? Их почти не было. Город был слишком далеко от нас. Остальной мир, еще дальше, чем я думала. Нет, конфликтов почти не было. Если случались, то нас это не затрагивало. Так получилось, что к нам много лет никто не лез, не мешал нам жить.

Она словно что-то вспомнила.

– Впрочем, конфликтовали часто сами люди из города. Между собой. Однажды бывшие военные не поделили что-то с местными преступными элементами. Это называется, стрелку забили.

Она показала распальцовку козой, как это делают блатные, скривила кончики губ. Тут ей самой стало смешно, засмеялся и князь.

– Встретились они почему-то на нашей территории. Сначала хотели договориться, но ничего не вышло, завязалась драка, стрельба. Мы все еще удирали, потом домой, думали, война начнется. Но ничего, договорились. Потом офицеров подмяли. Я смутно все это помню, взрослые говорили, что Северный этого так не оставит. Вот Северного помню, он часто приезжал к отцу, оказывается, что они еще с детства друг друга знали.

Опять пауза.

– Бывший колхоз-миллионер имел огромные приусадебные территории, на которые раньше приезжали помогать собирать урожай все горожане. В тот же период школьники отдыхали в пионерских лагерях, которые располагались рядом с колхозом, вдоль берега реки. Имелся один трудовой пришкольный лагерь, где также отдыхали и работали школьники старших классов. Совместное детство связало судьбы многих горожан и жителей края. Получается, кроме родственных связей, тут многие знали друг друга со времен своей юности. Страшилки про охотников воспринимались на неком подсознательном уровне. В них верили и не верили. Фотографии в городском музее имели вполне оправданное подтверждение некоторых странных фактов, жители хуторов были особенными, вот и все.

Словно собравшись с мыслями, девушка продолжила свой рассказ.

– Итак, я благополучно окончила школу, и поступила в городское училище. Обычно мы никуда не уезжали далеко. Редко кого-то отправляли учиться дальше города. Нет, денег на учебу хватало. Просто тех, кто куда-то едет, их специально готовили, чтобы они могли выжить в чужой среде. В крупных городах им помогают люди из нашего братства. Практически наши люди есть везде. Например, в Сибири находится один такой же поселок, и другой где-то на Дону.

Она, словно примеряла на себя новое платье, огляделась, провела рукой по волосам.

– Какая у меня рабочая специальность? Раньше это называлось, как оператор кассового аппарата.

Старик озадаченно покачал головой, не зная, что это такое кассовый аппарат.

– Оператор? Где-то слышал.

– Шучу, я – продавщица, кассир. Когда стали расширяться, вожак попросил отца, чтобы меня отправили учиться в город. Отец сначала был против, мол, дома руки нужны. Но это показалось лучше, чем на мойке, и на заправочной станции, куда нам было запрещено появляться.

– На мойке вам с братом делать нечего. Там разврат один.

Отец и его друзья стояли в оппозиции к приезжим новичкам. Но повторяю, что они такие же, как и мы. Возможно, что их город испортил.

Тут старик утвердительно покачал головой.– Итак. Мы стали расширяться, взяли в аренду помещение, которое находилось в старой части города, купили торговое оборудование, холодильники. Соорудили прилавки.

– Чем торговали?

– Продавали свой сыр, свежевыпеченный хлеб, сметану, сыворотку и молоко. Регулярно проходил забой скота, поэтому у нас можно было заказать парное мясо.

Она вздохнула, поправила связанную руку, и продолжила.

– Это потом я перешла в новый бутик. Такой торговый магазин в огромном высотном здании. Там мы выставляли изделия из кожи, сувениры, металлические фляги, памятные вещи, амулеты и обереги. Это было новое направление в бизнесе для нашей колонии. Нас тогда стали называть не иначе, как колонисты. К нам часто приезжали в гости другие братья, селились, место хватало всем.