— Ты бывал в таких городах, арнасон? — спросил Унномтюр, кивая на Хройтхельм.

— Я был в Гуйноссе, Бергрейме, Хилльдуфе, — принялся перечислять Фьольвир. — В Хилльдуфе домов не меньше.

— И чтобы бог их отстроил?

— Такого, наверное, не было.

— Увидишь, — пообещал Унномтюр. — Офнир между братьями — непревзойденный строитель. Уж построит так построит. Хоть из чего. Хоть из кизяка и веток. И веками стоит! Красота! Случались, правда, с ним и промашки. Если не в настроении или в задумчивости, такого может поналепить…

— Какого? — спросил Фьольвир.

— Есть город Фатам. Слышал?

— Нет.

— И слава Йоруну! Войти в город можно легко. Одиннадцать ворот! Колодцы, сады, фонтаны, дворец правителя с колоннами и высоченной башней, дома горожан — ни одного одинакового, все с террасами и дворами, и стоят ярусами — один над другим. Арки, улицы верхние, улицы нижние, лестницы и переходы. Беда одна — покинуть его почти невозможно.

— Почему? Стража?

— Да нет, — качнул головой незнакомец, — там не стража. Там — время.

— Как это?

— Когда Офнир строил его, он случайно или намеренно сделал помещения и улицы, отдельные комнаты и лестницы разновременными. Вошел ты, скажем, в дом, а в нем время течет не так, как снаружи. На долю, на две вперед или назад. Или вообще скачет то туда, то обратно. И выйти никак.

Фьольвир нахмурился, не понимая.

— Почему это?

— Потому что ты находишься в одном временном потоке, а улица в другом.

— Так что мне мешает? Дверь же осталась на месте, так? Почему я не могу открыть ее и выйти?

— Потому что… Вот, смотри.

Унномтюр нагнулся и подобрал булыжник с обочины. Несколько раз подбросив его в ладони, он предъявил камень Фьольвиру.

— Видишь?

— Вижу, — кивнул Фольвир. — Камень.

Незнакомец перекинул его спутнику.

— Сожми.

— Пожалуйста.

Фьольвир обхватил булыжник пальцами.

— Можешь ты стиснуть руку с камнем в кулак? — спросил Унномтюр.

Фьольвир напряг пальцы, но потом мотнул головой.

— Камень мешает.

— А теперь?

Унномтюр выхватил булыжник. Фьольвир фыркнул.

— Теперь-то легко.

— А теперь представь, — хитро прищурился незнакомец, поймав спутника за запястье, — что у тебя в руке нет камня. Но вдох назад был. И пальцы твои существуют как бы этот вдох назад. Сам ты здесь. А пальцы там, и сжать их ты не можешь, потому что в твоих пальцах, что вдох назад, все еще находится этот камень.

— Но камня же нет!

Унномтюр вздохнул.

— Хорошо. Давай так, хотя, думаю, я зря тебе это объясняю. — Он подбросил булыжник вверх. — Где камень?

Фьольвир поднял голову.

— В небе.

Они оба подождали, пока булыжник упадет на землю.

— А сейчас где? — спросил Унномтюр.

Фьольвир помолчал. Он искал подвох.

— На дороге, — не слишком уверенно ответил он.

— Встань рядом.

— Так?

Фьольвир сделал шаг.

— А теперь представь, что камень все еще в небе, — сказал Унномтюр. — Ты стоишь, а я его подбросил. И если что, он упадет точно тебе на макушку. В этом времени он уже упал, а во времени чуть раньше еще только падает.

— Так я отшагну.

— Нет-нет. Как? Ты его даже не видишь. Его нет в твоем времени.

Фьольвир подумал.

— Тогда почему он должен упасть мне на голову? — спросил он.

— Э — э… — сказал Унномтюр, — тут ты прав. Но я же не о том, что камень обязательно упадет тебе на голову. Я о том, что вы с камнем существуете в разных долях времени. Вы не совпадаете. Ты здесь, он — все еще в небе. Так и с выходом из комнаты.

Фьольвир почесал затылок. Видно было, что ему не хочется огорчать своего спутника непониманием.

— А Офнир… — произнес он. — Зачем он это сделал?

— О, спроси что-нибудь полегче! — воскликнул Унномтюр. — Офнира даже братья не всегда понимают. Где уж мне? Он бог, в общем-то, нормальный, но, знаешь, и на него иногда находит.

— Просто, как там люди-то?

Незнакомец пожал плечами.

— В Фатаме? Живут. Иногда даже встречаются.

— Что? — удивился Фьольвир. — А что едят?

— Ну, представь, — сказал Унномтюр. — Есть у тебя кус мяса. Пожарил ты его, повесил над очагом, и все — оно застыло во времени. Проголодался, забираешь кусок в свое время, но в прошлом это мясо, как можно понять, никуда не делось, не так ли? Оно все еще существует, там, в прошлом. В общем, в следующий раз тот же кусок можно взять снова. Только на долю времени раньше.

— Ради Йоруна — все! — взмолился Фьольвир. — У меня сейчас голова треснет! Дай мне лодку! Я уплыву в Тааливисто.

— На самом деле, все это только на первый взгляд сложно, — заявил незнакомец. — Ты поймешь. Потом.

Они спустились, наконец, по склону к подножью, к одинокому каменному домику и широкому ровному месту, где, судя по следам колес, разворачивались, перегружались телеги. Фьольвир оглянулся. Кромка крепостной стены, за которой лежал раздробленный каменный исполин, розовела высоко вверху.

Ветер притих. В облачной пелене появились разрывы, и в эти разрывы то и дело плескало солнце. Стало ощутимо теплей. Справа и слева от спутников потянулось черное, недавно вспаханное поле.

— А почему мы не торопимся? — спросил Фьольвир, забегая вперед.

— Потому что Мтаг в Хройтхельме, — ответил Унномтюр. — Куда спешить?

— Он же взял ключ!

— Да. И Эйяльтог не был ему большим препятствием, как бы великан ни утверждал обратное. Увы, не очень умные создания нашего Йоруна почему-то всегда считают себя великими и непобедимыми. Видимо, берут это от своего создателя. Эйяльтог — из таких, и бахвальству его, конечно, верить нельзя. Но Мтаг открывал тонкий путь. Ведь так? И, судя по дождавшимся нас кааряйнам, влил в них прорву своего драгоценного эйхе. Кроме того, достать ключ из груди великана — совсем не то, что победить великана, арнасон. Еще эйхе. Нет, мой друг, Мтагу в любом случае понадобилось бы время, чтобы восстановиться, и оно еще не вышло.

— Так, может, Мтаг ушел дальше!

— Зачем? — удивился незнакомец. — Люди в Хройтхельме всегда под рукой, почувствует Мтаг, что оправился, тут же с их помощью откроет тонкий путь к следующему ключу.

Фьольвир аж подпрыгнул.

— Так тем более надо спешить!

Унномтюр покосился на спутника.

— Ты видишь дымы, арнасон?

Фьольвир прищурился.

— Да, — сказал он, глядя на тонкие ниточки дыма над приближающейся городской стеной.

— Что это? — спросил Унномтюр.

— Ну, топят печи.

— Правильно. Значит, что? Значит, ничего еще не случилось. А вот нас, арнасон, в этом случае могут встречать.

— Кто?

— Мтаг, конечно. Но вряд ли он сам. Он, как паук, сидит где-то в центре паутины, а люди для него — ниточки. За какую потянет, та перед нами и объявится. Ты же, кажется, знаешь, как макафик овладевает разумом человека?

Фьольвир вздрогнул, мотнул головой.

— Мне рассказывали, — сказал он.

— Для него это просто, — сказал Унномтюр. — Достаточно уколоть палец человеку и получить каплю его крови. Но иногда и этого, арнасон, не нужно. Макафики могут подчинять людей одной силой своего эйхе.

Поле кончилось, уткнулось в ограду. Спутники остановились у бревенчатого моста, перекинутого через ручей. Русло его, похоже, было расширено и углублено вручную. Склон на противоположной стороне поднимался отвесно.

До стены, которой отгораживался от мира Хройтхельм, оставалось никак не больше тридцати крафуров. Стена была серой, неровной, необычной. Она поднималась на высоту пяти человеческих ростов, то тут, то там выгибаясь фальшивыми арками. Между арками камень выступал вперед, словно исполины вроде Эйяльтога просунули свои серые носы сквозь кладку, и те застряли там, схваченные раствором.

Ворота же имели треугольную форму.

Незнакомец пихнул Фьольвира в плечо. На пустом лице проклюнулся голубой глаз и подмигнул Маттиорайсу.

— Ну? Как тебе?

— Стену тоже Офнир делал?

— А как ты думаешь? Он, конечно!