— Ну-ну, арнасон, — с усмешкой сказал тот, с носка поддев песок и кинув его в спутника, — не время лежать.

— Устал, — выдохнул Фьольвир.

Ознобная дрожь заколотила его, он съежился, подтянув ноги к груди и пытаясь согреться. Зыбкая, приятная дрема затуманила мозг.

— Арнасон!

Бросив свой хельк, незнакомец принялся поднимать Фьольвира. Дернул за волосы, шлепнул ладонью по щеке. Фьольвир вяло отмахивался.

— Я сейчас… мне немного… — бормотал он, стуча зубами.

— Герой, войца-пекку тебе в штаны! — ругался незнакомец, не давая Фьольвиру лечь обратно. — Ну-ка! Живо!

Он рывком поставил спутника на ноги.

— Я же сдохну, — шлепнул посиневшими губами Фьольвир.

— Ляжешь — сдохнешь! И никакого тебе Тааливисто.

Незнакомец стянул с Фьольвира рубаху.

— Ну зачем?

— Затем!

Скрученная, отжатая рубаха ударила вновь надумавшего прилечь Фьольвира по спине.

— Эй! — взвился он.

— Уже лучше? — отскочил, раскручивая неожиданное оружие, незнакомец. На его смутном лице расцвела хищная улыбка. — Хочешь еще?

Рубаха выстрелила снова. Тугой мокрый ком обжег Фьольвиру грудь.

— Ты! Медвежье дерьмо!

— Да?

— Еще раз…

Договорить Фьольвир не успел. Оставляя красную полосу на бледной коже, рубаха отметилась на ребрах, на рубце, на недавней ране.

— Все! — проорал Фьольвир. — Все!

Он бросился на незнакомца, который ловко увернулся и даже на мгновение успел впечатать рубаху своему неуклюжему противнику в физиономию. Это уж точно было лишнее. Фьольвир рассвирепел. Топорик прыгнул ему в ладонь.

— Все, Унномтюр, ты — мертвец.

Незнакомец отступил, накручивая ткань на предплечье.

— Коггфальтаддиру бы это сказал.

— А-а-а!

Фьольвир взмахнул топориком. Минуты три он гонял незнакомца по песку, выцеливая его бугристую, волосатую спину. Тот петлял зайцем, крутился и со смехом пропускал лезвие в ногте от своего носа, лопатки или плеча, словно чуял, когда Фьольвир решался на удар. Ну, понятно, самим богам служил мишенью.

— Я… тебя…

— Давай-давай.

— Убью…

Обессилев, Фьольвир остановился, согнулся и, бросив топорик на песок, упер руки в колени. Смотрел он исподлобья. Дыхание вырывалось из его рта короткими облачками пара. Кажется, и штаны слегка курились дымком.

Жарко!

— Все? — подступил незнакомец.

— Все, — кивнул Фьольвир.

— Согрелся?

— Я сразу… — Фьольвир перевел дыхание. — Я сразу понял, для чего ты это затеял. Я тебе… подыграл.

— Серьезно? А я вот решил, что ты с этого берега, минуя наш уговор, захотел ползти прямо в Тааливисто.

— Я замерз!

Незнакомец возник сбоку тенью и подхватил с песка топорик.

— Я пока подержу его у себя, — объяснил он. — Что-то у меня нет к тебе доверия. К тому же мне идти впереди.

Фьольвир выпрямился.

— А если кааряйны? — спросил он.

— Разберемся. Пошли.

Незнакомец накинул хельк, сцепил крючки, пряча оружие под косматой шерстью, и двинулся к расщелине в скалах.

— А рубаха моя? — крикнул Фьольвир.

— Отдам наверху, — отозвался незнакомец, вскинув обмотанный кулак.

Фьольвир плюнул, морщась, потрогал голый раненый бок и побрел следом за своим провожатым. У самых скал он повернулся, но Коггфальтаддира уже не увидел. Мертвое чудовище то ли действительно унесло течением в море, то ли оно благополучно пошло ко дну. Ветер дохнул холодом, вонзил невидимые иглы в плечи, и Фьольвир заторопился к взбирающемуся на камни незнакомцу.

Кто об этом споет? — подумалось ему. Никто.

Незнакомец, оказалось, прекрасно знал путь наверх, и, ныряя вслед за ним в расщелины или поднимаясь на выветрившиеся площадки, Фьольвир гадал, по какой надобности тот пользовался подъемом раньше. Или просто знал, потому что знал?

— Не спи, арнасон, — склонился, подавая руку, незнакомец.

— Я сам!

— Как знаешь.

Незнакомец скрылся. Все еще злой на спутника, Фьольвир подтянулся, махнул ногой мимо камня, но перевалился на узкий карниз, который, поднимаясь, вел к самой вершине.

— Ты как? — крикнул сверху Унномтюр.

Расцарапавший торс Фьольвир послал его в задницу Коггфальтаддира. Незнакомец захохотал.

Небо светлело. Птицы кружили над скалами. Внизу шумело море, и казалось, будто оттуда, подбадривая взбирающихся, доносится многоголосый хор. Какое-то время спустя, чтобы одолеть отвесный участок, Фьольвиру все же пришлось воспользоваться помощью незнакомца, и он, скрипя зубами, ухватился за протянутую ладонь. Унномтюр легко вытянул его, пофыркивая и скалясь.

Оказавшись на вершине, Фьольвир обессиленно упал на спину, и тут же скомканная рубаха плюхнулась ему на живот.

— Молодец! — крикнул незнакомец.

— Ты зачем… — Фьольвир подышал, прерываясь. — Зачем стегал? Мог ведь меня, как свейки… Нагрел — и все.

Спутник присел рядом.

— Если все буду делать я, что будешь делать ты?

Фьольвир закрыл глаза.

— Отец тоже любил так, — проговорил он. — Только с хитринкой. То у него спина, то нога. Поднеси. Наруби. Разожги. — Он вдруг улыбнулся. — Но и гонял тоже, бывало. Только я еще малый был. Головы нет, на уме одни шалости.

— Ты кончай лежать.

— А где кааряйны?

— Будут тебе кааряйны. Пошли.

Незнакомец легонько пнул Фьольвира, чтобы тот поторапливался.

— Вот знаешь, — сказал Фьольвир, натягивая рубаху, — не надо со мной так. Если боги со всеми героями так обращаются, то ну его к Хэнсуйерно.

Незнакомец вскинул косматую голову к солнцу.

— Это тебе кажется, арнасон. Люди склонны замечать плохое и не обращать внимание на хорошее. Я тебя пнул — ты запомнил. Я тебе жизнь спас — ну, будто так и надо. Подумаешь, жизнь! На Пожирателе кораблей обогрел, а ты уже и забыл, наверное. А свейки? А забраться сюда помог?

Он хлопнул задумчиво нахмурившегося Фьольвира по плечу. Тот скривился.

— Не, так-то так…

— Именно так, — сказал незнакомец. — А подгоняю я тебя потому, что ты, как козленок на жертвенник, все в Тааливисто смотришь.

— Не смотрю я уже, — буркнул Фьольвир.

— Так и не стой. Нам мир спасать.

Незнакомец двинулся к соснам, казалось, вырастающим прямиком из скал. Шагал он бесшумно. Камень, мох, хвоя — ничего не издавало ни звука под его ногами. Свой плащ-хельк он намотал на руку.

Со стороны берега скалы, как линялой шкурой, заросли моховыми кочками и низкими кустами кислой северной ягоды. Сосны стояли чуть дальше, сначала отдельными редкими деревьями, потом сбивались теснее, по мере спуска по пологому склону превращаясь в лес. Фьольвир молча шел вслед за незнакомцем, больше смотря по ноги, чем вокруг. Из-под свеек летели камешки. Воздух звенел мошкой. Солнце светило вовсю.

Незнакомец петлял между валунов, обходя расщелины и заполненные водой ямы.

Сосны скоро обступили путешественников, сделалось темнее. Ветер покачивал кроны, то там, то здесь слышался треск сучьев. Фьольвир на всякий случай взял отданный незнакомцем топорик в руку. Так было спокойнее.

Шли долго. Унномтюр неожиданно стал рассказывать, как получился этот край. Скалы — это Йорун неловко присел. Сосны — волосы из ушей Офнира, мох — он же прочищал нос, а выходы рыжей породы — дерьмо какого-то местного божка. Хотя, может быть, это Калнир постарался.

Оглядываясь и видя, как темнеет от рассказанного лицо спутника, незнакомец в конце концов расхохотался.

— Арнасон! Ты что, думаешь, я это всерьез?

Фьольвир обогнул валун, похожий на гигантское яйцо.

— Не знаю.

— О, обрежь мне нить, Утойя! Могу сказать тебе, что процесс творения есть процесс трансформации, и я недалеко отступил от истины. Хотя, наверное, с физиологическими подробностями перегнул.

— Ты не очень их любишь, да? — спросил Фьольвир.

Незнакомец обернулся.

— Кого?

— Богов.

— Ну, как тебе сказать? Странно спрашивать об этом слугу, которого Йорун, в лучшем случае, замечал, когда у него чесались кулаки. Для остальных же я и вовсе существовал как предмет мебели. Хотя Наккинейсе иногда…