Забавно, что он назвал миссис Виллемс матерью Мариссы. Но если подумать, она вполне могла ею быть.

– Мне очень жаль слышать это, – серьезно сказал Сесил Уайтпэриш. – Я буду молиться, чтобы вы вернулись на путь добродетели.

– Возможно, однажды, – согласился Трейдер, – но пока не планирую.

– Истинная любовь, любовь к Богу, – сказал миссионер, стараясь, чтобы глаза лучились добротой, – приносит гораздо больше радости, чем похоть.

– Не спорю, – согласился Джон. – Вы пробовали плотские утехи, чисто ради интереса?

– Не надо издеваться надо мной, мистер Трейдер, – укоризненно посмотрел на него Уайтпэриш.

– Боюсь, в нашей семье дурная кровь, – признал Трейдер, а затем с беспощадной логикой добавил: – Возможно, в ваших жилах течет такая же.

Бедный Уайтпэриш замолчал. В социальном плане, как и в других вопросах, он был невинен. Но он отнюдь не дурак и понял, что по какой-то причине двоюродный брат не хочет с ним дружить.

– Думаю, я должен оставить вас, мистер Трейдер, – заявил он с достоинством. – Если вы когда-нибудь захотите меня найти, это не составит труда.

Трейдер смотрел ему вслед. Ему было жаль, что он так грубо себя повел – не то чтобы у него было что-то общее с этим непрошеным кузеном, – но он не сожалел, что Уайтпэриш решил стереть его из своей жизни.

Если ему выпадет когда-нибудь шанс возобновить ухаживания за Агнес Ломонд, Сесил Уайтпэриш не должен появиться на горизонте. Это точно. Так нужно. А потом он понял, что если откажется от амбиций и сбежит с Мариссой, то вряд ли когда-нибудь встретится с миссионером, и эта мысль не может не радовать.

Шижун был вне себя от радости. Он пока отлично справлялся. Но сегодняшняя миссия помогла установить совершенно новый уровень доверия с эмиссаром Линем. Когда его так неожиданно избрали личным секретарем великого человека, Шижун получил самый низкий из девяти чиновничьих рангов. Он занимал официальную должность, и ему разрешалось носить серебряный шарик на шляпе, а в особых случаях – большую квадратную нашивку из шелка с изображением райской мухоловки, которая выглядела красиво.

Поскольку он был личным секретарем эмиссара Линя, провинциальные чиновники старше его и намного выше по рангу относились к нему с осторожным уважением, поскольку все они понимали, что Шижун пользуется доверием комиссара, а тот подчиняется самому императору.

И в самом деле, Линь нагружал Шижуна работой так, что тот с позволения эмиссара нанял своего учителя кантонского языка Фонга в качестве помощника на полставки. В частности, Фонг часто помогал ему убедиться, что он верно понимает слова местных жителей, потому что деревенские порой говорили на диалектах, которые было трудно понять даже горожанам.

Шижун с гордостью написал отцу три письма, сообщая об очередном задании от Линя. Но нынешний вопрос был настолько личным и деликатным – доказательство того, что эмиссар делился с ним своими самыми сокровенными секретами, – что Шижун не стал бы писать о таком отцу, ведь письмо всегда могло попасть не в те руки.

Он повернул с улицы Тринадцати Факторий на Хог-лейн и оглянулся, чтобы удостовериться, что за ним никто не следит.

Все лавки были заколочены. Даже маленькая миссионерская больница доктора Паркера переехала на территорию одной из факторий. Он добрался до набережной, тоже заброшенной.

После отъезда британцев в Макао фактории использовала только горстка иностранцев, в основном американцев. Место напоминало город-призрак. Шижун шел вдоль молчаливых факторий, пока не добрался до скромного дверного проема.

Доктор Паркер только что закончил прием китайского пациента, и Шижун попросил разрешения поговорить наедине.

Китайцы никогда не доставляли Паркеру никаких хлопот. Во-первых, он был американцем, а не англичанином и не имел никакого отношения к торговле опиумом. Во-вторых, он лечил их от болезней, которые китайские врачи лечить не умели. В-третьих, он им нравился, так как был хорошим и честным человеком.

– Я пришел от имени эмиссара Линя, – объяснил Шижун. – Его превосходительство не желает, чтобы его видели приходящим сюда лично, и не желает приглашать вас к себе. Он предпочитает, чтобы о его болезни никто не знал. – Он сделал паузу и улыбнулся. – В этом нет ничего шокирующего. Он просто хочет держать это в секрете.

– Вы можете заверить его в моей осмотрительности. Могу я спросить, в чем заключается проблема?

– На самом деле, – сказал Шижун, – у эмиссара грыжа.

– Что ж, в таком случае я могу кое-что предпринять. Например, установить грыжевой бандаж. Но было бы намного лучше, если бы я сделал это лично, и для него так было бы удобнее…

– Я понимаю и передам ваши слова. Но он надеется, что вы сумеете прислать бандаж. Может ли он что-то исправить?

Паркер обдумал ситуацию:

– Я довольно хорошо представляю его рост и вес. Позвольте мне внести предложение. Подождите до завтрашнего вечера, и я пришлю более полудюжины бандажей. Он сможет примерить, выбрать тот, который лучше всего подходит, а остальные вернете через пару дней. Я упакую их и отправлю завтра после наступления темноты. У меня есть совершенно надежный посыльный. Он доставит посылку, но не будет знать, что внутри. – Доктор улыбнулся. – Но попробуйте убедить эмиссара позволить мне осмотреть себя.

Шижун поблагодарил и ушел. Эмиссара Линя, казалось, вполне удовлетворило предложение Паркера.

Затем Шижун отправился обедать с Фонгом.

Ночью Ньо проскользнул обратно в лагерь. Сгустилась тьма, но он так хорошо знал дорогу, что почти бежал, а когда прибыл, то все еще дрожал от волнения.

Лагерь находился всего в десяти милях от Гуанчжоу, но пока оставался надежным убежищем для Морского Дракона и его людей. Половина приехала из соседней деревни, поэтому никто из местных не собирался сдавать их властям. Благодаря тайным взяткам магистрат следил, чтобы деревню оставили в покое, и даже, когда в этом году меры контроля усилились, предупреждал о грядущих рейдах.

И все же это было депрессивное место. Потому что делать здесь было ровным счетом нечего. После того как Линь уничтожил опиум, торговля наркотиками в прямом смысле слова сошла на нет. До них долетали слухи о судах, заходящих в небольшие бухты с дюжиной ящиков, которые им удалось достать, но не в залив. Нет контрабанды – нет доходов. По крайней мере пока Линь победил. Как долго это могло продлиться?

– Всем нужен опиум, – заявил Морской Дракон. – Я мог бы доставлять полную лодку каждый день. Все деревни отчаянно в нем нуждаются. Будем надеяться, что император даст этому проклятому Линю повышение и отправит его в другое место.

– А если следующий эмиссар будет таким же ужасным? – спросил кто-то из его людей.

– Нет! – отрезал Морской Дракон. – Император может направить, кого ему вздумается. Но ни один другой чиновник не сможет сдерживать торговлю. Линь – единственный, кому это удалось. Вопрос заключается в том, сколько еще он планирует здесь оставаться? – заметил он мрачно.

Ньо всегда хотел убить эмиссара, но Морской Дракон только смеялся.

– Это не так-то просто, мой юный друг, – говорил он. – Мы можем застичь его врасплох в один прекрасный день прямо посреди улицы, но он будет не один. Сопровождающие лица, войска… Трудно будет скрыться.

В последнее время Морской Дракон несколько раз отправлял Ньо в город. Это имело смысл. Ньо не только умен, но и благодаря акценту и диалекту, которые сразу же подсказывали любому горожанину, что парень приехал с далекого побережья, никто не стал бы связывать Ньо с Морским Драконом и его людьми. Ньо был этому рад. По крайней мере, передышка от скуки в лагере. Задание заключалось в том, чтобы узнать все, что только можно, о следующих шагах эмиссара Линя и прислушиваться ко всем слухам об опиуме, который можно ввезти контрабандой.

Он знал, что Шижун вот уже несколько месяцев служил личным секретарем Линя. Торговец на рынке показал ему на молодого человека, и Ньо несколько раз следил за Шижуном, чтобы узнать о нем все. В прошлое посещение Ньо, увидев его с молодым Фонгом, выяснил, что тот работает на Шижуна, и подумал, не попробовать ли завести разговор с Фонгом.