– Хороший вопрос. – Рид сделал глоток бренди. – Я бы предположил, что это Мексика.

– Мексика?

– Я тут на прошлой неделе выпивал с одним морским волком в Макао, и он это объяснил именно так. Какая валюта была основной во всем мире на протяжении веков? Серебряные доллары. Испанские. Восьмерики[28]. Это единственная валюта, которой все доверяли. И бо́льшая часть серебра поступала из мексиканских рудников. Но затем Мексика становится независимой от Испании. Они чеканят собственные серебряные доллары. Неплохого качества. Но в открытом море каждый по-прежнему хочет получать испанские восьмерики, торговля расширяется, а их не хватает. За них готовы даже выложить больше номинальной стоимости. Короче говоря, приемлемой серебряной валюты для торговли не хватает. Улавливаете нить?

– Вроде как.

– Хорошо. Какая всегда была проблема с китайской торговлей?

– Что они продавали нам, а сами в ответ особо ничего не покупали.

– Именно. Полвека назад китайский император посмотрел на английские товары, предложенные на продажу, и как-то не впечатлился.

– И с тех пор особо ничего не поменялось.

– Правильно. А когда китайцы продают нам чай, как они хотят, чтобы мы им платили?

– Серебром.

– Когда ваш компрадор идет на местный кантонский рынок и покупает овощи, в ход идет мелочь, медные монеты. Но более крупные сделки, включая все правительственные налоги и расходы, оплачиваются серебром. Так что китайскому правительству всегда было нужно много денег. Они продавали нам чай, и серебро притекало в страну.

– Ага.

– А когда у нас не хватило серебра из-за дефицита восьмериков, мы придумали хитрый трюк: китайские контрабандисты будут платить нам серебром, если мы втюхаем им опиум. Круг замкнулся. Мы торгуем опиумом и платим Китаю за чай его же собственным серебром.

– То есть Китай не получает столь необходимого серебра.

– О, все намного хуже. Опиум вызывает привыкание. Покупки опиума в Китае растут намного быстрее, чем продажи чая. В результате из Китая утекает больше серебра, чем притекает. Намно-о-о-ого больше. Они истекают серебром, как кровью. – Рид пожал плечами. – Император должен что-то сделать.

– Значит, все дело в серебре! – воскликнул Трейдер. – А не в чем-то еще.

– Не так быстро, Трейдер. Вы спросили, почему император обрушил удар на нас. Я считаю, что у него нет выбора из-за проблемы с серебром. Но означает ли это, что он не печется о своем народе? Держу пари, он обеспокоен. Или что торговля опиумом – не грязный бизнес?

– Что вы хотите этим сказать?

– Я не верю, что все сводится к одной причине, Трейдер. Черное и белое, добро против зла. В реальной жизни все не так. Историки будущего обнаружат, что сейчас одновременно происходят самые разные вещи, причем некоторые из них, возможно, и вовсе случайность. Если историки смогут вычленить какую-либо закономерность, она, вероятно, будет сложной, постоянно изменяющейся системой, как море. – Он улыбнулся. – Бог создал Вселенную, Трейдер, но это не значит, что Он создал ее простой.

На следующее утро по всей набережной расставили на столбах плакаты площадью пять квадратных футов, исписанные иероглифами. Доктор Паркер вышел прочитать, что там написано.

– Линь заявляет, что лучше проявит терпение, чем прибегнет к насилию, но мы должны сдать опиум. Если Эллиот не может контролировать британских торговцев, то ему нет смысла здесь находиться. А если он не подчинится, его поразит само Небо. – Паркер криво ухмыльнулся, глядя на них. – Может, угроза и исходит от Неба, но она вполне реальна.

– Чертовски грубо! – воскликнул Талли.

– Я бы сказал, это скорее похоже по тону на школьного учителя, отчитывающего непослушных школьников, – ответил Паркер. – Наверное, Линь видит это именно так.

Эллиот ненадолго появился в библиотеке, и Мэтисон сразу обратился к нему:

– Мы в тупике. Я собираюсь предложить Линю достаточно опиума, чтобы это устроило императора и он сохранил лицо. Четыре, может, пять тысяч ящиков. Если повезет, это поможет.

– Я запрещаю вам что-либо предлагать ему! – отрезал Эллиот.

– У вас есть план получше? – сердито проворчал Мэтисон.

– Да.

– И какой же?

Но Эллиот уже развернулся и вышел.

Он вернулся ранним вечером. Трейдер, Рид, Мэтисон и большинство британских торговцев, которые оставались на территории фактории, собрались вокруг.

– Джентльмены, ясно, что Линь не может и не намерен торговаться. Поэтому я собираюсь отдать ему весь опиум, – спокойно объявил Эллиот.

Раздался вздох изумления.

– Весь? – переспросил Мэтисон.

– Весь, что у нас есть здесь, на складах, на судах в заливе. Даже опиум под реализацию. Все до последнего ящика.

– Мы должны отдать все Линю?! – воскликнул Дент. – Будь я проклят, если соглашусь на это!

– Нет. Вы отдадите опиум мне. А я – Линю.

Воцарилась ошеломленная тишина.

Первым заговорил Мэтисон:

– То есть вы присвоите себе опиум как представитель британского правительства?

– Верно.

– Собирается ли правительство возмещать нам убытки?

– Замысел именно такой.

Мэтисон нахмурился:

– Если сложить, то получится более двадцати тысяч ящиков с опиумом.

– Я согласен. Простите, джентльмены, но сейчас я вынужден откланяться. – И Эллиот ушел.

– Ну, по крайней мере, он вытаскивает нас из этой дыры, – пробурчал Талли. – Придется чертовски долго ждать денег, если мы их получим, но это лучше, чем ничего. – Он повернулся к Трейдеру. – Вы не согласны?

Джон Трейдер медленно кивнул. Да, если у вас такое состояние, как у Талли и Мэтисона, то можно позволить себе роскошь подождать. Но если все ваши деньги вложены в ящики с опиумом, о которых идет речь, и такую же сумму вы одолжили, это уже совсем другая история. Поскольку Трейдер не мог признаться, то ничего не сказал, просто кивнул остальным и вышел. Но, уходя, Трейдер услышал, как Мэтисон спросил, что по поводу происходящего думает Рид. Выдохнув сигарный дым, американец ответил:

– Мне кажется, сэр, ваш капитан Эллиот – хитрый сукин сын.

Две недели спустя, прекрасным апрельским днем, два британских судна двигались по заливу в направлении Бога. В полумиле с мелководья Ньо с небольшого сампана, в котором сидел вместе с Морским Драконом, наблюдал за британцами, пока они плыли к пункту приема.

Ньо заметил, что контрабандист посмотрел на залив, и, проследив за взглядом Морского Дракона, смог разглядеть еще два судна на горизонте. Они приплывали уже третий день, привозя свой груз эмиссару Линю, который собирался уничтожить весь сданный опиум.

– Огромные потери, – с сожалением произнес Ньо. – Как думаешь, Линь действительно получит двадцать тысяч ящиков?

Морской Дракон снова перевел взгляд на два судна перед ними. Опиума на борту каждого из них хватило бы, чтобы его людям было чем заняться несколько месяцев и они неплохо заработали бы. Но Морской Дракон не ответил своему младшему товарищу. Казалось, у него на уме было что-то еще. Наконец он произнес:

– Ты стал бы мне врать, Ньо?

– Нет.

– Когда ты впервые приехал сюда, Ньо, остальные не хотели брать тебя в команду. Ты знал об этом? Но я сказал: «Он молод, быстро научится». – Морской Дракон сделал паузу. – Почему они меня послушали?

– Ты главный.

– А еще?

– Они доверяют тебе.

– Именно. – Морской Дракон посмотрел на воду. – Доверяют. А еще боятся меня. – Он задумчиво кивнул. – Никто из них не солгал бы мне, Ньо. Ни один. Потому что в противном случае я бы их прикончил. Ты ведь знаешь об этом?

– Да.

– Когда ты только появился, мы делали хорошие деньги. Затем торговля стала падать, но мы нашли опиум, который можно было приобретать вдоль побережья. Тебе хорошо платили.

– Я тебе всем обязан.

– Теперь из-за этого проклятого Линя по всему побережью остро нуждаются в опиуме, а у нас его нет. Мы уже месяц ничего не зарабатывали, – вздохнул красивый контрабандист. – Может, стоит разъехаться по домам. Я разрешил уехать всем, кто хочет. Но возможно, все наладится. Нужно скинуться, чтобы купить еду и переждать трудные времена. Все говорят мне, сколько у них денег. – Он посмотрел на Ньо. – Но когда настал твой черед, я спросил: «Почему у тебя так мало денег?» А ты ответил, что все проиграл в азартные игры.