Вы слышите обрывки разговоров, но они опять непонятны. Часто звучит слово «сторожиха» и многие поминают какое-то око.
Вот деревня опустела. В ней никого не осталось. Так вам, во всяком случае кажется. Вы вдруг чувствуете, что ужасно голодны. Не воспользоваться ли тем, что все ушли, и не поискать ли съестного, колеблетесь вы.
Но скоро выясняется, что ушли не все.
Из крайней избы выходит старуха в большущих стоптанных валенках. Она тащит санки.
Переваливаясь с ноги на ногу, старая женщина движется прямо на вас. Вы опять прячетесь.
– Как печева, пирогов подóвых, так Акимовна-ластонька, а как уважить, так шиш, – слышите вы сердитое бормотание. Физиономия у старухи злющая, как у ведьмы.
Вы ощущаете аппетитный запах выпечки. На санках лежит что-то, обернутое в медвежью шкуру. Кажется, завернуты пироги, чтоб не остыли.
И вы вдруг понимаете: вот оно, спасение. Старуха никакой опасности не представляет. Можно отобрать у нее санки. Медвежья шкура и запас продовольствия – это шанс. Пригодятся вам и валенки. Можно выбраться из долины, пока деревенские отсутствуют. Вы догадались, что они отправились за телами ваших товарищей – это надолго. Санки облегчат вам передвижение по реке Онон. Можно опереться на них коленом больной ноги, а второй отталкиваться – это ускорит движение.
– Как вы поступите, Антон Маркович? Человек, лишенный рефлексий, пожалуй, попросту укокошил бы старушку. Я понимаю, вы этого не сделаете. Но отобрать санки ради спасения своей жизни, ей-богу, грех небольшой.
Клобуков представил, как будет стаскивать с перепуганной старообрядческой дамы валенки.
– Нет, исключено. Я лучше понаблюдаю за деревней еще. Может быть, эти люди не такие уж страшные.
– Хм. Здесь никаких сюрпризов… – Сделала какую-то пометку. – Стало быть, мы даем старушке тащить свои пироги туда, куда она их тащит, и переходим вот к этой странице…
Скоро появляется еще одна обитательница деревни. Это девочка-подросток. Она сильно припадает на ногу. Тащит на голове огромную корзину с каким-то тряпьем. Хромает от домов куда-то вглубь леса.
Вам приходит в голову, что самый безопасный способ понять, помогут вам эти дикие люди или лучше поскорее убираться отсюда – поговорить с этой девочкой. Вреда вам она не причинит. Поднимет крик – взрослые далеко. И убежать от вас ей трудно – она такая же калека, как вы.
Вы очень устали, ужасно голодны, и в любом случае нужно на что-то решиться.
Поэтому вы идете за девочкой. Вы намерены ее остановить подальше от домов, где никого не будет рядом, и попытаться вступить с ней в беседу.
Вы оба ковыляете по тропинке через чащу. Девочка не подозревает, что сзади кто-то есть, напевает звонким голосом какую-то песню со странной мелодией.
Слышится журчание. Впереди проточная вода – должно быть, деревенские полощут там белье.
Расщелина шириной метров в пять. Через нее перекинута узкая доска. Хромоножка, очевидно, привыкшая к этому жутковатому мостику, бесстрашно перебирается на ту сторону, исчезает за утесом.
Вы подходите к краю, заглядываете вниз. Там, метрах в трех, бежит горный ручей, блестят камни, в воздухе из-за водяной взвеси висит радуга.
У вас дилемма. Переходить на ту сторону по хлипкой доске, да еще с вашей сломанной ногой рискованно. Что вы решите? Пойдете по доске или нет? Представьте себе: деревяшка шириной двадцать сантиметров, внизу острые камни…
– Сказать я могу что угодно, но в реальной жизни я и на двух здоровых ногах по доске не пошел бы, – честно ответил Антон. – Я бы подождал, пока девочка пойдет обратно.
– И это подводит нас к четвертому этапу, – торжественно объявила Мария Кондратьевна. – Берем вот эту стопку…
Вы движетесь вдоль обрыва и видите, что ниже теснины ручей разливается вширь, а потом опять сужается, зажатый утесами. Девочка на противоположном берегу, под скалой. Там удобный подход к воде, устроены мостки.
Она полощет белье и распевает во всё горло.
Вы можете наблюдать за ней издалека, но тогда вам не будет слышно, чтó она поет. Или же можно прокрасться кустами до следующего утеса. Тогда вы не сможете видеть певунью, но окажетесь прямо над ней и, вероятно, разберете слова песни.
Что вы предпочтете?
– Конечно, я буду смотреть. Может быть, пойму, как к ней лучше подступиться. А поет она скорее всего какое-нибудь фольклорное ай-люли.
Епифьева вздохнула.
– Значит, песня нам не понадобится. Жалко. Я ее столько времени сочиняла. Ладно. Убираю эту страницу.
– Нет-нет, – запротестовал Антон. – Давайте я послушаю, чтó она поет.
– Так не положено. Решили наблюдать без звука – наблюдайте.
Несмотря на увечную ногу, девочка очень подвижна. Она ни секунды не находится в покое. При этом не всё время работает – постоянно на что-то отвлекается. Вот разинула рот, смотрит на низко летящую сороку, что-то кричит ей, машет рукой. Потом заинтересовалась чем-то в воде, вылавливает веткой, рассматривает, прицепляет себе на лоб, к платку. Кажется, это рыбья чешуя – она поблескивает на солнце. Девочка, наклонившись, рассматривает свое отражение, вертит головой, чтобы точка на лбу посверкала. Но и работа у нее идет споро. Корзина быстро пустеет, а потом так же быстро наполняется уже прополосканным бельем.
Всё. Вскочила. Захромала обратно к доске.
– У вас минута-другая, чтобы решить, как вы поведете разговор, от которого будет так много зависеть. Ну-ка, каково ваше предварительное впечатление от девочки?
– Непосредственна, импульсивна, существует в очень замкнутом мире, ограниченном пределами кратера. В ее жизни огромную роль играют религия, традиции, всякого рода суеверия… – стал перечислять Антон. – Наверняка имеет весьма туманное, насквозь мифологическое представление об устройстве природы. Хромая – значит, не может полноценно участвовать в играх с ровесниками. Вероятно, привыкла быть сама по себе… Не знаю, что еще.
Епифьева покивала, быстро записывая.
– И тем не менее вам пора ей показаться. Многое будет зависеть от того, как вы это сделаете. Вы вернулись к месту, где девочка перейдет расщелину. Что – просто выйдете из-за куста? Или сначала подадите голос?
– Дайте подумать… Главное ее не испугать. Это будет трудно, она ведь скорее всего никогда не видела чужих. Вторая задача, тоже непростая, – нужно сразу ее к себе расположить… Хм. Нужно, чтобы я был в пассиве, а она в активе.
– Как это?
– Если я выйду к ней или ее окликну, то активность проявлю я, а девочка окажется пассивным рецептором. Это нервирует, пугает.
– Любопытно. А как может быть иначе?
– Она должна увидеть меня раньше, чем я ее. И так, чтоб не испугалась, а ощутила… например, любопытство. Вот что я сделаю, – окончательно вовлекся в игру Антон. – Я положу на тропинку цветастый платок, которым замотана моя шея. Вы же помните, я взял его с собой?
– Так-так.
– В домотканном, блеклом гардеробе нашей героини ничего яркого никогда не было. Она обомлеет, когда увидит этакую красоту с ярко-красными цветами. А потом услышит тихий, жалобный, совсем не страшный звук. Посмотрит вокруг и увидит стонущего человека без сознания – меня. Пугаться такого не приходится. К тому же девочка поймет, что невероятно красивая вещь как-то со мной связана. Может быть, девочке все же захочется убежать, но тут я тихо и жалостно попрошу воды… Нет, чтобы она не вообразила, будто я бес или леший – раскольники ведь суеверны, – я обязательно помяну Христа. «Доченька, Христа ради, водицы испить…». Что-нибудь в этом роде. Ну как?
– Довольно неожиданно, – деловито ответила исследовательница, записывая. – Не вполне совпадает с моим прогнозом. Тип «Ученый», это теперь ясно. Сугубо головные умозаключения. Не обратили внимания, что хромоножка любовалась своим отражением. Значит, чтобы расположить ее к себе, не мешало бы ввернуть что-нибудь типа «какая ты красивая». Зато нетипичное для «Ученого» довольно точное понимание девичьей психологии…
– Ой, – спохватилась Мария Кондратьевна. – Что же это я вслух-то! Не слушайте, это может вас сбить. Так. Теперь у нас будет пьеса. Вы – это вы. Я – девочка, от которой вам необходимо получить важную информацию. Никакого текста я заранее не приготовила. Буду импровизировать в зависимости от ваших реплик. Посмотрим, сумеете ли вы разговорить юную дикарку и добьетесь ли от нее того, чего хотите. Итак, я вас увидела. Сначала шарахнулась. Потом любопытство взяло верх над испугом. Я не из робких. Вы могли бы об этом догадаться по тому, как лихо я перебежала по доске. Водицы испить я вам пока не даю, но я не бросилась наутек и готова вас слушать.
