Оказавшись снаружи, они бросились бежать к лесу. Здесь дым был даже кстати – скрывал их от взоров убийц.

По крайней мере, так думала Пиппа, пока громкий крик за спиной не подсказал, что их заметили.

Выкрикнув несколько ругательств, доселе ей незнакомых, Деклан толкнул Пиппу вперед, под защиту деревьев. А в следующий миг прогремел выстрел, и обоих осыпало щепой и кусками коры.

Пиппа бросилась бежать что есть духу. Легкие горели, ноги, казалось, вот-вот отвалятся – но она бежала.

Новый выстрел вспугнул птиц и мелких зверушек лесов Мон-Клэр. Что-то обжигающее больно ударило по ноге – и Пиппа резко упала, ободрав ладони и обе коленки.

Даже вскрикнуть не смогла, не осталось дыхания.

Деклан упал на землю за ее спиной. Позвал Пиппу по имени.

– Нога! – простонала она.

Деклан торопливо ощупал ее ногу – и, услышав его облегченный вздох, она сама испытала облегчение.

– Пип, это просто царапина! – успокоил он ее. – Идти сможешь?

Пиппа кивнула, смахнув со щек горячие слезы. Деклан не знает страха – значит, будет мужественной и она.

Однако, стоило наступить на раненую ногу, та подкосилась, и со стоном боли Пиппа рухнула наземь.

Деклан огляделся. Глаза его расширились и потемнели, когда совсем рядом послышался треск – чужаки, ломая ветки, пробирались через кусты.

– Сюда! – Он потащил Пиппу за собой в неглубокий овраг, толкнул в укрытие под корнями одного из ее любимых деревьев, прикрыл сломанными ветками и другим лесным мусором. – К ноге приложи вот этот лист. Прижми, чтобы сильно не кровило.

– Пойдем со мной, – позвала Пиппа и подвинулась, освобождая место рядом с собой.

– Нет. – Он покачал головой, прислушиваясь к шагам и голосам, что звучали все ближе. – Оставайся здесь. А я их отвлеку.

– Не надо! – Она протянула к нему руки. – Они же тебя схватят!

Он наклонился к ней вплотную и затолкнул ее еще глубже в укрытие. Никогда еще Пиппа не видела у Деклана такого серьезного, пугающего взгляда.

– Здесь ты будешь в безопасности. А мне всегда проще выживать одному. Просто доверься мне.

Никогда и никому Пиппа не верила так, как ему сейчас!

Она поцеловала его в губы. Поцелуй, полный отчаяния, со вкусом соленых слез и пепла.

И прошептала, вложив в эти слова всю душу:

– Я люблю тебя!

Он моргнул пару раз, хотел что-то ответить – но справа, совсем близко, хрустнула ветка под чьей-то ногой.

Деклан бросился бежать.

Преследователи мчались за ним по пятам. Пиппа забилась глубоко под корни и обеими руками зажала себе рот.

Несколько выстрелов заставили ее подпрыгнуть в темноте. Затем по лесу разнесся победный вопль – американец подзывал своих товарищей.

Несколько раз Пиппа хотела выбраться из своего укрытия и бежать к Деклану, рухнуть на его тело и умереть вместе с ним – но боль и ужас приковали ее к земле. Скорчившись под корнями огромного дерева, она содрогалась от беззвучных рыданий.

Вдруг зашуршали, раздвигаясь, сломанные ветки, открывая знакомое смуглое лицо.

Сирейна!

С душераздирающим всхлипом Пиппа бросилась в ее объятия и замерла, уткнувшись сухощавой цыганке в плечо.

– Знаю, – коротко сказала Сирейна, опустив ладонь ей на голову. – Надо бежать. Скорее.

– Но Деклан!.. – прорыдала Пиппа.

– Милая, он не ушел. Ему выстрелили в спину. – И карие глаза Сирейны, в которых отражалось пламя пожарища под хмурым небом, блеснули печалью.

Опустошенная, Пиппа позволила женщине взять себя на руки и донести до привязанной неподалеку лошади. Легкие у нее разрывались, пульсировала болью раненая нога – но это было ничто в сравнении с болью в сердце.

Сирейна легко вскинула ее в седло, а затем вспрыгнула туда сама, сев по-мужски. Пиппа сидела безвольно, едва не теряя сознание.

Вдвоем, на спине беспокойного коня, они смотрели, как взвиваются в небеса клубы дыма и языки пламени. Как сгорает дотла ее детство. Все, что знала и любила Пиппа, осталось там, в этом доме. Все горит. Все горят. Ей вспомнилось, как мать жарила на вертеле индеек и кур: пламя лижет плоть, и та сочится жидкостью и покрывается хрустящей корочкой…

К горлу подступила тошнота.

– Почему? – снова прошептала Пиппа сквозь туман горя и ярости. – Почему выжила только я?

Сирейна крепче сжала ее плечи.

– Быть может… ты и не выжила?

Легкий ветерок зашелестел по кронам деревьев – так голубь, взлетев, неторопливо набирает высоту. В воздухе пахло решением. Пахло судьбой.

– Что, если Пиппа Харгрейв погибла в огне вместе со своими родителями? А выжила только Франческа. Наследница титула и состояния семьи Кавендиш. Та, кто, пережив трагедию, сохранила достаточно средств к существованию.

Пиппа попыталась повернуться и взглянуть на Сирейну; ей показалось, что она ослышалась.

– Но я совсем не похожа на Франческу! Она была такой… изящной.

– Изящной? Скорее, хрупкой. А ты не слаба, о нет! С того дня, как помогла тебе явиться в этот мир, я знала: у тебя сердце дракона, в котором однажды запылает неугасимый огонь. Лишь одного не могла предвидеть: что этот костер вспыхнет уже сейчас, зажженный такой трагедией. – Глаза Сирейны странно блеснули; она смотрела Пиппе в лицо, и в глубине ее зрачков плясало пламя. – Ты выжила, потому что ужасное преступление, совершенное сегодня, не могло остаться без свидетеля. Потому что твое предназначение – воздать за гибель тех, кого ты любила.

– Но я… я же просто девочка!

Сирейна вздохнула, и ее вздох был наполнен такой грустью, словно за несколько десятков лет прожила добрый десяток жизней.

– Нет, думаю, теперь ты не обычная девочка. И, если решишься, я тебе помогу. Найду тех, кто научит тебя стать женщиной, способной свершить правосудие.

– Не знаю, что такое правосудие, – сквозь слезы прошептала Пиппа.

– А как насчет мести? Тебе понятно, что значит это слово?

Пиппа задумалась. «Месть». Да, это слово наполнилось для нее незнакомым ранее смыслом: отдалось в ушах раскатом грома, молнией ударило в сердце, обратило океан горя и боли в огненный ад.

Возмездие. И каждому из убийц, и тем, кто послал их на преступление. Пусть все они сгорят!

И самой страшной смертью умрет тот, кто отнял у нее Деклана Чандлера.

Лондон, 1892 год

Двадцать лет спустя

Леди Франческа Кавендиш с отвращением окинула взглядом голого толстяка, распростершегося поперек кровати.

Нет, этого свидания она просто не переживет! Что за крик поднимется в свете! «С чего бы это молодая, богатая, титулованная женщина связалась с отвратительной старой жабой – лордом Колфаксом? Неужели ей совсем все равно, с кем удовлетворять свою ненасытную похоть?»

Что, если это в самом деле слишком неправдоподобно? И враги догадаются, что здесь что-то не так?

Нахмурившись, Франческа закатила глаза, вытащила из прически еще несколько шпилек и бросила оценивающий взгляд в зеркало в позолоченной раме, висевшее в спальне лорда Колфакса.

Выглядеть она должна как потаскуха после жаркой ночки. Счастливой и довольной. Не такой, как другие бедные женщины – которые, если верить молве, вовсе не довольными уходили из спальни лорда Колфакса!

Лорд прославился как отчаянный бабник, губитель женских застежек и репутаций. Женщин он попросту использовал – если не губил.

Что ж, этот человек заслужил все, что его ждет.

Она поджала губы и устало вздохнула. Чего бы такого сделать со своей внешностью, чтобы ее хитрость выглядела правдоподобно? Золотистый лиф разорван в клочья, смятая юбка шелковым облаком лежит на полу. На одной из подвязок не хватает ленты. Алая фероньерка съехала влево, половины шпилек недостает. Закручивать волосы в узел Франческа так толком и не научилась, так что прическа ее выглядит как полное отсутствие прически.

И все же… что-то не так. Не с платьем или прической – с ней самой.

Франческа тряхнула головой, отбрасывая выбившуюся прядь, пожала точеными белоснежными плечами. Старик Колфакс, быть может, даже не заметит. Мужчины изумительно умеют не замечать того, что творится у них под носом. Можно скармливать им любую чушь – проглотят и не поморщатся, лишь бы это льстило их самолюбию!