Литературовед-японист, критик, эссеист-культуролог. Кандидат филологических наук.

-–

Тихие праведники, доставайте свои платочки, но не чтобы плакать, а чтобы собирать руки в лодки. Река – это речь, как мы знаем. И они приходят и складывают руки вот так, и у них лодочный ансамбль, а то, что они играют – это тишина.

И каждый из них секретный агент, из тех, что присутствуют на земле в любой момент. Но наш герой – самый секретный. Когда он родился, ангелы хлопнули в ладоши и выкинули коленца, но он нашел их и подобрал. Коленца ангелов. Вот они, теперь он может и сам их выкидывать.

Детство было смешным и волшебным. Он катался по миру на синем велосипеде и хотел быть писателем. Вместо ложки, которой обычно копают стену, у него была ручка, и он копал и копал – на разных листах бумаги, в блокнотах, на салфетках, в тетради, копал и копал. И иногда выкапывалось что-то обалденное. «Эпифания». Да. Написал сочинение, учительница не поверила: «Откуда содрал?» Ох уж эти взрослые. И он катался на синем велосипеде, а еще стрелял в стену красными ягодами, чтобы были кровоподтеки, ел книги и мастерил лазы в другие миры.

И кто-то в нем просыпался, а кто это такой? Словарный агент. Тот, кто спасал слова от забвения: «исихазм», «алетейю» и десятки других, он ходил и забирал их к себе в речь, и они как лохматые собаки, спаниели с ушами дымкой, бассеты и всякие корзиночные бродяги – вставали в его тексты и охраняли их от всего страшного и легковесного. Мало кто мог их понять, но он не бросал бедолаг, кормил, иногда выводил гулять. И они шли – через лес, поле, непонимание, шли, ветер дул в уши, и все-таки они шли, не теряли друг друга, находили шоссе, дорогу. Мир был в стороне, а наша банда гуляла, резвилась. Здесь, недалеко от дома, здесь.

Вот, посмотрите, он ведет их, борода по ветру. Наш секретный агент. Он ведет их туда, где им можно будет разойтись смыслами, поделиться значениями. Так он их ведет. Теперь они уже не бродячие псы. Они начинают светиться, но не от радиации, а потому что другие могут их понимать. Они входят в обиход, и значит, больше не бродячие, он оживил их, вынул за хвост из реки несуществования и пригласил в речь (это река получше, как считаете?).

Так он говорит и ставит этот фонарь на стол. Начинается праздник на веранде. Приходят гости, целуют его в щеки, желают счастья. Приносят свои слова, свои фонари. Некоторые из них тоже из бродячих слов, но они такие воздушные, что медленно подымаются. И они сидят на веранде и фонари над ними, слова на разных уровнях, надо же, красота такая, что хоть реви. Этот небесник – новый тип вечеринки, куда приглашены все – и слова, и люди, и ангелы над Берлином, и те, кто уже улетел в эмпирей. Небесник разрастается – больше и тише. Они будут по очереди заводить песни, сначала, например, Chinawoman, более знакомая как Мишель Гуревич, "First six months of love", после сумерек: Lhasa – "Rising". Свет меняется в зависимости от музыки, и слова подлетают или опускаются, некоторые плюхаются на стол, а третьи вообще отрастили шляпы и сидят как собеседники рядом. Как тебе вечеринка, Sir? – Ничего так, небесненько.

Вот они сидят на веранде дома из естественных материалов и ставят музыку – не только для тех, кто с этой стороны, но и для тех, кто с той. Кто ушел, улетел, взял чье-то сердце и память. Эй, приходи назад! Он хотел бы устроить чудо, пригласил их сюда, но они не могут пройти, паспортный контроль или какая-то незадача. Но он будет работать над этим дальше. Слова же он воскресил, значит, воскресит и людей, и не будет страданий, многие станут счастливей. А где они будут жить? В космосе, очевидно.

Что вы думаете? И огоньки подмигивают всей теплотой тел, а музыкальное действо набирает силу. Гости ставят «Рамштайн», потом Стравинского. Многие из них хиппи, тихие праведники, а другие хэппи. А он и такой, и такой. А, кроме того, у него есть предполагаемая шапка. Шапка – это смех, чувство юмора. Так-то ее не увидишь, но, если узнать его лучше, она проступает, маленькими звенящими ворсинками. Такая у него шапка. Иногда она растет на нем, но никогда не горит. Когда она растет, люди замечают это, и им тепло и смешно.

Вот какой это хороший небесник. А что они празднуют? Всё. Тихие-претихие явления. Выключите звук и еще выкрутите его в обратную сторону, так они и получатся. Счастье, любовь, озарение. Да. Ангелы кивают и закуривают от фонарей. Пришла их очередь ставить музыку, и они машут перьями: U2, "Stay"! А потом все танцуют, не выходя из-за стола, складывают руки в лодки, а кто-то крылья в корабли, и это как ламбада, но намного чудней. Ох уж эти лодочные игры. Река, речь, ну вы понимаете.

А с утра он просыпается – голова совсем не трещит. Она больше сияет и горит нетерпением. Пора мастерить новую дверь. Что такое дверь? Это книга. Он стоит на втором этаже у окна, смотрит вдаль. Поплыли. И тихий канцелярий заводится как удивительный механизм, и летают стрижи и ангелы, они подрезают друг друга, а еще стрижи стригут даль собственным телом, а ангелы бросают курить, и пепел летает по небу как милые фейерверки. Так он мастерит новую дверь.

И у него на завтрак – замысел, невероятно свежий. Это такая задумка – стекло вокруг того, что вы видите, магический шар, покрути его, покрути. Честно говоря, там нет резких стихий, всегда август месяц, падают первые листья, идет небольшой дождик, и в небе летит самолет.

А еще там множество совпадений, стоит его потрясти, и тут же позвонит знакомый. Он постоянно встречает знакомых, это его тайная сила, куда ни приедет, всюду «привет-привет». Так что в шаре все время звенит чудо – тишина, полная памяти о тех и о том, что встречалось ему на пути.

Так он стоит на втором этаже своего дома и смотрит на небо. Он секретный агент, но такой, что небо его видит, то есть немножечко явный. С небом они обмениваются любезностями и, честно сказать, не только. Иногда небо позволяет себя пить, и он стоит и пьет из него коктейли. Так ему хорошо. Лицо в рамке из бороды. Намечающаяся дверь на листе – лаз в другие миры.

Он стоит, мастерит дверь и задумывает новый небесник. Вот они придут и опять выставят свои фонари слов, придут ангелы и те хиппи, что тоже суперагенты, некоторые из них писатели, другие даже еще тише – праведники, праведники, чудаки, очень секретные и оттого очень спасающие. Они бьют светом, но так бьют, чтобы никто не пострадал. Ведь этот небесник устроен по типу мира. Свет тут спасающий, а волшебства очень тихие. Только шапки растут со звуком, да еще музыка играет. Но это чтобы руки складывать в лодки более-менее синхронно, и получалась молитва, ведь это лодочный ансамбль, вы не забыли?

Он трясет шар, и человеку летит лист древесный, считай, приглашение. Кстати, если вы читаете это, вы тоже приглашены.

Герой: Даника Крагич

Профессор компьютерных наук из Королевского технологического института (KTH), Стокгольм, Швеция. Признана членом Института инженеров по электротехнике и радиоэлектронике (IEEE) за вклад в создание систем машинного зрения и манипуляции с роботами.

-–

Она муравьиное дерево. Мурашки снуют по нему, снизу-вверх и в обратную сторону, они не от страха, они от того, что каждый день – это поле для экспериментов. Из ее стеблей можно делать духовые трубки, а из веток – лук, чтобы стрелять по мишеням. Ее цветы опыляют колибри, это их пища. А кора целебна, адаптоген, антибиотик и вечная лапачола.

Она дерево со множеством имен, листопадное, с шарообразной кроной, устойчивое к воздействию окружающей среды, высокое, но миниатюрное, с плодами-коробочками, в которых крылатые семена.

Она не просто дерево, она живой великан, зеленый и сильный. Точно зеленый? О, да. Она может быть очень яростной, а может быть очень любящей. Как природа, как сила, схваченная в жизнь, яркая, сложная и простая в один момент. Иногда чересчур оберегающая, но способная улыбкой уравновешивать колебания явлений. Этот великан находит счастье внутри. Ее внутренний мир просторный, там много света и две закрытые фабрики по производству парчи. Brocade произносится как брокколи, и оба от одного слова, и оба очень изысканны – красавчик-овощ и материал из цветного шелка с золотыми нитями.