Обо всем этом с восторгом и светлой радостью Фел долго рассказывала своему собеседнику, которому потом будет суждено стать ее возлюбленным. До глубокой ночи они сидели друг напротив друга, медленно смакуя чай и печенье с шоколадом и морской солью, которым Фел поделилась с Робертом. Затем Роб встал и подошел к пианино. Других посетителей уже не было. Было безмолвно и так уютно, как бывает только ночью. Роберт почти всегда по вечерам садился за фортепиано, это была часть его рутины. Он это делал не только по работе, но и конечно, для души. Роб мог музицировать часами, писал аранжировки к песням или аккомпанементы для оркестров. Вот и сейчас он решил не нарушать традиции и сыграть что-то ненавязчивое, чтобы вечер, плавно перетекающий в ночь, оставил какое-то теплое и светлое чувство. Роберт сел за инструмент, но прежде, чем сыграть повернулся к Фелиции и спросил:

– Фел, кто ваш любимый композитор?

– Думаю, что любимый – вы, – она рассмеялась, – а близкий моему сердцу – Сергей Рахманинов.

– Это чудно. Мне тоже он по душе.

– А ваш, Роберт? – спросила Фел.

– Хм… скорее это несколько человек, не кто-то один. Надо подумать. Пусть будут Лист, Шопен и Чайковский. Как-нибудь надо дойти до консерватории.

– Конечно сходим!

Роберт коснулся клавиш и начал играть музыку собственного сочинения, положенную на следующий текст, который кстати тоже был авторским:

Siren

I'm lost in the woods of my memories

Till the dusk of my mind I will stray

I'm quietly watching the snow falling down

From the skies through this meaningless day

Сирена

Я заблудился в лесу своих воспоминаний.

До самых сумерек я буду блуждать.

Я тихо наблюдаю за снегом, падающим

С неба в этот бессмысленный день.

Sometimes I embrace the moments of peace

In my dreams I am happily calm

And I find myself in a soft cozy place

I created for us and called home

Иногда я принимаю моменты покоя.

В своих снах я счастливо спокоен,

И я нахожусь в мягком уютном месте.

которое я создал для нас и назвал домом.

Then I wake up again

Feeling empty and cold

I'm used to blaming myself in my state

But the truth is in life

There is more than one cause

And sometimes there's nothing but fate

Но потом я снова просыпаюсь.

Чувствуя пустоту и холод.

Я привык винить себя в своем состоянии.

Но правда в том, что в жизни

есть не одна причина.

И иногда нет ничего, кроме судьбы.

I find this gameplay a bit fast for me

And the rules are not fair at all

That's okay, I will cope

I'm a fucking machine

Ain't no heart and no place for the warmth

Я нахожу этот игровой процесс немного быстрым для меня.

И правила совсем не справедливы.

Ничего, я справлюсь.

Я чертова машина

Нет сердца и места для тепла.

I was facing the hard times

Hurt and confused

Fell in love with the lies

Beaten and bruised

Я столкнулся с тяжелыми временами

Обиженный и растерянный

Влюбился в ложь

Избитый и в синяках

Breath of the plague

Was a pin in the leg

When I woke up

With a knife in my back

Дыхание чумы

Был булавкой в ноге,

Когда я проснулся

С ножом в спине.

I tried to accept it

Failed to forget

I still remember

The day we have met

Я пытался принять это,

Не смог забыть.

Я все еще помню.

День, когда мы встретились.

The slower I'm walking

The clearer my gaze

I can run

But someday I'll be lost

I see where you're heading

I silently watch

You can get anything that you want

Чем медленнее я иду,

Тем яснее мой взгляд

Я могу бежать.

Но однажды я потеряюсь.

Я вижу, куда ты направляешься.

Я молча наблюдаю.

Ты можешь получить все, что захочешь.

We do what we love

Let it be what it will

I find peace in myself all alone

I will not trust my dream

Hollow hands anymore

When the ocean is turning to stone

Мы делаем то, что любим.

Пусть будет так, как будет.

Я нахожу покой в одиночестве.

Я не буду доверять своей мечте

Полые руки,

Когда океан превращается в камень

I'm seeing the end of the forest

I walk out of this darkness alone

We'll all be there soon

So there's no sense of grudge

And for the drama

Thank you so much

Я вижу конец леса.

Я выхожу из этой тьмы один.

Мы все скоро будем там.

Так что нет чувства обиды.

И за драму

Спасибо вам большое.

Фелиция вслушивалась в каждое слово и пыталась представить, кто же был Сиреной для Роба. Она была убеждена, что песня имела символическое значение. Фелиция решился обратиться к Роберту, дождавшись окончания его великолепного исполнения:

– Роб, а вы бы хотели празднично-печальные или торжественно-траурные отношения, о которых поется в этой песне?

– О, нет. Я жду искупления и освобождения. За многие годы я понял: если ты живёшь в надрыве – это только твой выбор и путь. Ведь можно умерить темпы безумия и ограничить страдания, наконец. Просыпаться с утра с улыбкой, таять в объятьях, растворяться в касаниях. Запереть боль – неужели вам такое чуждо?

– Вовсе нет. Я думаю, что любовь для того и дана, чтобы утихомирить беспокойный разум крепкими любящими объятьями, потушить адское пламя трепетными касаниями, утопить боль навсегда. Попробовать, вдруг получится. Другое дело, что у многих существует естественная потребность в такой боли. Тогда все их взаимоотношения превращаются в насилие. Над собой или над кем-то. А зачастую и над собой, и над кем-то. Так вот парадоксально.

– Понимаю, да. Я могу быть источником боли, но мне это отвратительно. Думаю часто в последнее время, когда уже можно остановиться в этой безумной, бессмысленно-разрушительной гонке, так сильно сокращающей жизнь. С вами у меня получается. Вот такие лавины мысли перекрываются одной единственной: я там, где я должен быть.

– Почему вы так решили?

– Я слишком долго смотрел на страдания рядом с собой, иррациональные, невиданной разрушительной силы. Так долго, что хочу покоя. Не хочу вспоминать о боли, хватает того, что я слишком отчётливо помню о смерти. Боль там, она придёт за тем, кто уйдёт вторым.

– Что ж, согласна с вами. Иногда, если представить, как бы ты жил без другого человека, если бы его внезапно не стало. Что бы ты чувствовал, насколько глубокой была бы образовавшаяся пропасть, становится очевидно, что боль – она поджидает, а кажущаяся такой длинной жизнь, подбрасывает неприятные сюрпризы. Поэтому можно попытаться не искать боль там, где её ничтожно мало, готовясь к большой и всеобъемлющей пустоте, а быть все-таки там, где ощущается наполненность.

– Да, но как вы распознали, что вы там, где должны быть? Мы виделись до этого единожды.

– А вот здесь речь идет о сакральном свете, которым ни с кем не хочется делиться. Я увидел его, исходящим от вас. А теперь – Листа. «Le mal du pays». Под него и думается легче, и дышится. И тем более мечтается.

Вообще с детства Фелицию могли растрогать звуки классической музыки. До слез. Так уж повелось. На каждого человека какое-либо воздействие оказывает определённый вид искусства. Для Фел одним из самых прекрасных действ была фортепианная музыка. В ней можно было забыться и мысленно путешествовать. А можно было и вовсе прикрыть глаза – и ты где-то в ином пространстве. Радость, печаль, одухотворение – все смешивалось. В ее семье за рояль садились почти все – мама, бабушка, дядя, брат. Да и она сама, пусть и на любительском уровне. Музыка их объединяла.