– Вы знали, что все режиссеры наблюдают картину сидя слева?

– Да, слышала о таком, – промолвила Фелиция.

В зале стояли старенькие проекторы с диафильмами, пахло книгами и немного лимонным антисептиком, которым, вероятно, протирали поверхности. С мороза находиться здесь было невероятно уютно и как-то согревающе. Они опустились на кожаные сиденья, взглянули друг на друга, а затем на потолок, ощутив странное смятение. У Фелиции даже закружилась голова, было действительно тяжело сфокусироваться на чем-то.

На выбор им предложили два фильма: «Черные дыры. Таинственные и чудовищные» и «Мы сами – звездная пыль». Оба решили выбрать второе – все-таки они здесь за звездами. Хотя пришлось, конечно, немного поразмышлять, уж очень нестандартной была сама обстановка, которая почему-то действовала замедляюще и оттого тормозила и процессы принятия решений.

Наконец, ледяная рыба в животе Фел окончательно утихла, окоченевшие ладони наполнялись теплом. Они сидели совсем рядом – так, что она улавливала его запах – аромат герани с едва различимым оттенком гвоздики и кедра. Ее вдруг снова бросило в дрожь. Фелиция зажмурилась и прислонила голову к его плечу – так ей было хорошо.

Вступительной заставкой в планетарии был ролик о падении звезд. На экране виднелись два небесных тела, которые находились в танце падения.

– Роб, а как выдумаете: у падающей звезды есть хоть сколько-нибудь ничтожный шанс обратно попасть на небо?

– Вознестись? Было бы, конечно, романтично, – Роб улыбнулся, – но боюсь, небесные тела – не птицы и не самолеты, которым под силу выйти даже из самого крутого пике. Или даже из свободного падения. Падение звезды практически мгновенно. И может потому и прекрасно, что мгновенно. Хорошо было бы управлять этой россыпью звезд, чтобы возвращать самые яркие из них вновь сиять на темном полотне и вызывать тихий восторг у смотрящего. Но нам дано наблюдать этот полет лишь долю секунды.

Фелиция тяжело вздохнула:

– Прекрасное слишком часто быстротечно.

Она слышала музыку и закадровый голос, рассказывающий о небесных телах. Лекция была ненавязчивой, даже убаюкивающей. Было поистине трудно поверить, что это происходило в реальности, а не в ее фантазиях.

Вдруг раздался тихий голос:

– Фелиция, открывайте глаза. Мы приближаемся к звездам.

– Он это сказал полушепотом и так деликатно, но, казалось, самое ядро внутри нее обнажилось и оголилась самая сущность. Такое попадание.

Она приоткрыла глаза, слегка запрокинула голову и увидела под потолком необыкновенное свечение, сопровождавшееся голосом диктора. На темном небе стали обозначаться созвездия – необыкновенные по структуре и такие неизведанные. В темноте зала их свет был еще более заметным.

Вдруг подумалось, что рефракция – именно то физическое явление, которым можно было объяснить происходящее между ними. Дефиниция ее такова: преломление светового луча.

На небе появлялись созвездия Райской Птицы, Тукана, Северной Короны, Кассиопеи. Фелиция вдруг как будто вновь почувствовала касание Бога, ощутила внутри теплые и рассеивающиеся лучи. Это было необъяснимое ощущение.

Голова слегка кружилась, все казалось таким чудным и неправдоподобным. Она ощущала себя подобно скитающемуся спутнику, высадившемуся, наконец, на верной орбите. Что-то незримое как будто указывало ей путь, подтверждая: «вот он, твой мир, и ты – наконец здесь, где нужно».

Слезы застыли в глазах, губы были слегка приоткрыты:

– Спасибо вам, Роб… Спасибо. Я…

Он прервал ее, прикоснувшись теплыми губами к ее щеке.

– Тише. Вам же хорошо. Надо в такие моменты молчать.

Беззвучные слезы очищения невозможно было сдержать. Началась будто бы тихая панихида по ее прошлой жизни. Фелицию переполняли чувства истинной благодарности и восторга. Что-то в ней зародилось. Она испытала настоящее потрясение от этого зародыша. В голове сразу заиграла акустическая версия New born – Muse.

Кажется, именно так ее настигла любовь, болезненная и чудовищно огромная. Почти как бездна. Огромная, несколько устрашающая, но все же прекрасная.

– Мы с вами. Как элементарные частицы одного фотона, – сказал Роб, – иными словами, две частицы могут быть прочно связаны, не только находясь сколь угодно друг от друга, хоть на противоположных концах Вселенной. Но даже не существуя одновременно.

Фелиция широко улыбнулась. Все ее тело вдруг пронзило легкое покалывание.

– Да, мне знакомо это явление, при котором состояния частиц оказываются взаимосвязанными вне зависимости от расстояния, разделяющего эти частицы. А помните закон Ома для замкнутой цепи? – отозвалась она, – ток, проходящий через лампочку, проходит также и через источник тока.

– И это справедливо, – ответил он.

– В школе я очень любила физику, но все же выбрала гуманитарные науки, не прислушиваясь к учителю. А может стоило все-таки согласиться с ее видением.

Затем они метафорически и витиевато рассуждали о различных состояниях, квантовых явлениях, сопоставляя или же вовсе отождествляя их с собственным внутренним ощущением. Фелиция заметила, что в рамках квантовой электродинамики два фотона могут столкнуться друг с другом и рассеяться. Она все же привыкла придерживаться скорее пессимистичных, ну или же в крайнем случае реалистичных сценариев. Роб постарался успокоить ее, сказав, что такой процесс очень маловероятен для квантов видимого света, даже ничтожно вероятен.

Фелиция была спокойна, на своем месте, на верной орбите. Она крепко сжала его руку своей крошечной ладонью, чтобы заземлиться и все-таки чувствовать, что она не вращается вместе со звездами на сферическом экране. Было увлекательно наблюдать за сосредоточенностью Роба, было интересно как никогда. Время замедлилось и ускорилось одновременно. Законы физики переставали действовать в их классическом ключе.

Финальная заставка фильма сопровождалась фортепианной музыкой, мягкой и рассеивающейся, напоминавшей теплую колыбельную. Роб приблизил к себе ее ладонь, взглянул на серебряное кольцо с птицей на безымянном пальце правой руки, сверкнувшее в лучах планетария.

– Подарок? – спросил он.

– Да. Это ласточка.

– Что ж, вас и правда легко ассоциировать с птицей, мой друг.

– Отчего же?

– Вы неуловимы и не терпите клеток. А еще хрупки, изящны и звонко щебечете.

Она вновь рассмеялась.

– Откуда вам известно? Да и вообще – почему так хорошо, Роб? Вы снитесь мне? И этот планетарий…

– У нас собственный портал, так и знайте.

– 

Точно. Все так, – воодушевленно вымолвила девушка.

– Вы знали, что Фелиция – это небольшой астероид главного пояса?

– Правда?

– Чистейшая. Поэтому космическое пространство – это в каком-то смысле именно ваша территория. Вам… понравился фильм?

На экране погасло изображение и включились маленькие светодиодные лампочки, россыпью напоминавшие как раз скопление звезд на небосклоне.

– Фильм? – вымолвила Фелиция, – да, он необыкновенный.

– Вы теперь не будете страдать от того, что вам не с кем смотреть на рисунок созвездий?

– Не буду. Обещаю. Вы же у меня вдруг появились. Смотритель хрустальных сфер, круговых орбит и хвостов комет, – сияя ответила Фел.

– Вы – хрустальная роза. И смотреть надо за вами. Еще как. Так что буду лучше вашим смотрителем. Разрешаете?

– Еще бы. Но, наверное, будьте осторожны.

Они неторопливо вышли из зала. Роб помог ей одеться, повязав сверху свой клетчатый шарф из мериноса. Слабый запах кедра можно было уловить и на нем.

– Да у вас привычка укрывать меня клетчатым! Помните плед? – захохотала Фелиция.

– Не противьтесь, там наверняка метель. Все небо во мгле.

– Если уж в январе, когда виднеется только густое снежное марево, вы разыскали звезды, следует все-таки вас послушаться, – улыбнулась она.

На улице завывал жутковатый посвистывающий ветер вперемешку с мелким градом. Они несколько ускорились, торопясь добраться до парковки.