Хотя она сама ведь и не давала наводок, а напротив, любила любые методы дешифровки, прохождения увлекательных ментальных лабиринтов. Так ведь существенно интереснее. Тем не менее, он справился слишком быстро. Даже чересчур.

Фелиция решила взглянуть на экран телефона, вспомнив о пропущенном вызове. Номер телефона был полон загадочных комбинаций из девяток: напоминало массовый обзвон или службу такси. Мало кто перезванивал по подобному номеру.

И все же Фел решила набрать:

– Кхм. Да. Алло, – отозвались на другом конце провода.

– Здравствуйте. Я получила ваш вызов…

– Фелиция, – прервали ее голос, —это я. Роб. Хотел убедиться, что вы не померещились мне вчера. Если не возражаете, жду вас в пять вечера у Собора, – отрезал он.

– Что ж, Роб… – она почувствовала легкую тошноту, – да, давайте в пять. До встречи, – вымолвила она, – надеюсь… надеюсь, вам хорошо спалось.

– Да, спасибо. До вечера.

Стоит сказать, что Фелиция обычно не была сговорчивой и столь послушной, но ей казалось чрезвычайно естественным согласиться с ним и просто покладисто следовать его инструкциям.

Это было бы вполне обыденное утро воскресенья, если бы не его звонок с этого загадочного номера. Возможно, кто-то бы начал рассуждать о том, куда именно они пойдут, почему именно у Собора, что следует надеть на эту встречу и обдумывать прочие внешние факторы; но Фелиция попросту решила не терзать себя подобными измышлениями, потому что от них обыкновенно пропадало то самое ощущение тайны, которое уже между ними появилось. Именно эта мистерия казалась столь удивительной и одновременно пугающей.

Фелиция погладила Шредингера, развалившегося на белом пушистом ковре. Кот всегда спал у нее в ногах и дожидался ее прихода, во сколько бы это ни происходило. Выходит, они вдвоем были семьей.

– Милый мой милый! – сказала Фел. Глаза будто игрушечные: как с картинки.

У кота и правда были удивительно ясные золотисто – зеленые глаза, такие чистые, как будто из стекла. Было в нем что-то от персонажей Миядзаки. Наверное поэтому Фел дала ему такое необычное имя.

Она уткнулась в его мягкую шерсть и вдохнула запах шампуня; лапой он мягко коснулся ее щеки. Фел подумала, что все-таки совсем неспроста назвала его Шредингером. Да и вообще: нам ведь всегда приходится балансировать между двумя пограничными состояниями. Ясность – замешательство – ясность; смирение – отторжение – смирение. И это не квантовая физика, а простая истина человеческого бытия.

Встреча, которая была назначена на 5 часов вечера, тоже, конечно, вызывала некое смятение, ту самую рыбу или медузу на худой конец, бьющуюся о внутренности, но не ледяную, а просто холодную. Но была неизбежна. Ибо anything that can go wrong will go wrong.

Итак. На электронных часах 16:04. До Собора на Площади добираться не более двадцати минут. Фелиция распахнула створки ее высокого шкафа, затем открыла высокие сводчатые окна, чтобы проветрить комнату. Полки были полны свитеров из деликатной пряжи. Она выбрала кофейный пуловер из шерсти альпаки – его для нее связала бабушка на окончание школы. Пуговицы тогда Фелиция выбирала сама – лазурные, с переливами – они украшали горловину свитера, придавая ему немного девичьего изящества. Бережно надев пуловер и темно-синие грубоватые джинсы, Фел взглянула в высокое зеркало. Оставалось сделать что-то с волосами. У Фелиции были темные каштановые кудри до поясницы, которые она частенько собирала в хвост или неброский пучок. «Пожалуй, распущу сегодня» – подумала она.

Мама с детства весьма холодно относилась к подобной прическе, называя это примитивным простоволосием, но сегодня Фел искренне хотелось легкости и свободы. Волосы рассыпались по плечам, почти сливаясь с оттенком шерсти, из которой был связан свитер. Ее карие глаза оттенял голубоватый пигмент на веках, сочетавшийся с пуговицами, напоминавшими перламутр. Губы были покрыты блеском с запахом ментола, создававшим влажный эффект. Создавалось ощущение облака из мельчайшей пудры.

Фел накинула теплую дубленку, сердечно попрощалась с Шредингером и наконец, вышла из дома. Ее металлически-синий миникупер не сильно запорошило снегом – так что ей не пришлось его расчищать. Она включила в машине одну из самых любимых своих песен, которая не мешала думать, но при этом и не позволяла мыслям лихорадочно разбредаться – Space Dementia Мэттью Беллами – и отправилась в путь. С двенадцати лет этот музыкант был ее личной панацеей и вдохновителем.

Дорогу совсем замело, пришлось ехать еле-еле. Над городом виднелся густой туман, похожий на парное молоко, небо походило на дымящийся котел, приходилось пробираться через эти препятствия. Собор уже виднелся, и она неторопливо подъехала на парковку.

Конечно, он уже ждал. Фел махнула ему рукой и затаила дыхание. Дверь его отполированного иссиня-черного автомобиля распахнулась.

– Добрый вечер, мисс альтернативное видение.

– Что ж, вы весьма тонкой душевной организации, – ответила Фелиция, – и наблюдательны.

Стоит пояснить, что все заметки, рецензии, аннотации и статьи Фел подписывала так: alter_vision. То был ее журналистский псевдоним.

– Куда мы идем? – вновь обратилась к нему Фелиция, – и да – почему именно у Собора?

– Я не даю наводок, – рассмеялся он.

– Вот еще! – возмутилась она.

Роб очень осторожно взял ее за локоть и повел по заснеженной тропе прямиком к Собору. На заднем дворе оказалась высокая винтовая лестница, ведущая, судя по всему, на чердак.

– Осторожнее, Фелиция. Держитесь за меня.

– Куда же мы? Что за странная лестница в небо?

– Сейчас узнаете.

Они медленно, ступень за ступенью поднимались по кованой обледеневшей лестнице. Волосы Фел заиндевели, щеки покрылись алым румянцем. Фелиция тяжело дышала, воздух обжигал легкие, а голова была совсем туманная.

– Еще немного. Потерпите, – отозвался он.

Вот они наверху, на какой-то смотровой, под куполом же виднелась маленькая черная дверца.

– Нам сюда, – указал он путь.

Ей оставалось повиноваться.

С мороза они зашли внутрь, и Фелиция не смогла сдержаться:

– Роб! Боже ты мой. Вы…как вы все это устроили?

– Вы написали, что вам отчаянно не с кем смотреть на звезды. Давайте же смотреть.

Это была смотровая площадка с планетарием, о котором Фелиция никогда даже не подозревала, живя в этом городе. Один из сводов Собора был в форме купола, специально отведенного для планетария.

Маленькая щуплая старушка сидела за письменным столом на входе. «Вероятно, контролер» – подумала Фел.

– Вы по билетам? – спросила старушонка, заговорщически подмигнув Робу.

Он улыбнулся:

– Да. Нам, пожалуйста, два.

– Сожалею, сэр. Вход только для групповых просмотров. Исключительно для двоих мы не будем транслировать фильм.

– Сколько мест в вашем зале?

– Пятьдесят.

Он просиял:

– Тогда нам, пожалуйста, пятьдесят билетов.

Старушка вдруг захохотала и протянула целую вереницу бумажных билетов с необычной символикой. На них было изображено Всевидящее око.

– Пожалуйста, – сказала она, – вы не из робких, сэр! Ради женщины – такое.

– Что ж, эта женщина – редкая реликвия, мэм. Для нее и Вселенной наверняка мало.

Фелиция вздрогнула. Теперь она поняла, что это был человек-индиго – сомнений быть не могло. Откуда-то донеслись звуки неоклассической музыки.

Весь этот антураж: маленькая старушонка, пачка билетов, завывающий гулкий ветер отдавали чем-то магическим, как из волшебной сказки.

Казалось, того и гляди: появятся другие загадочные персонажи.

Они зашли внутрь в довольно обветшалое, но отчего-то очень уютное помещение со стульями, обтянутыми грубой кожей, похожей на кобуру. На каждом из них виднелся номерок.

– Что выбираете? – спросил Роб.

– Давайте, пожалуйста, по вашему вкусу.

Он выбрал два стула в левой части зала – 19-й и 20-й. Экран в помещении все равно был полусферический, посему рассадка не столь влияла на просмотр.