***

Наши дни. Москва.

Я сидел в своей комнате за компом и что-то строчил на фандомный форум. Горбился, щурился от света экрана в темноте, одной рукой печатал, а другой, разгребая весь мусор на столе, пытался нарыть нераскрытую банку с энергетиком.

На стенах, поверх детских обоев, которые уже давно следовало поменять в моей комнате еще лет пять назад, висели плакаты с вульгарными изображениями героинь из разных аниме. На полках рядом с учебниками по программированию красовались коллекционные фигурки, тоже в основном вульгарные.

Хорошее слово – вульгарность. В него можно вместить очень много.

Во всю мощность мерцали светодиодные ленты, увешанные беспорядочно по комнате, переливаясь разными цветами под орущую музыку из колонок.

За окном уже светало, и доносилось пение птиц, предвосхищающих рассвет. В коридоре послышалась легкая поступь моей сестры.

– Чем занимаешься? – без спроса ворвавшись мою комнату, спросила она.

– Библию читаю.

– Это твоя библия? – она выудила из кипы макулатуры, лежавшей на столе подле меня, один из журналов. – Манга. Так-так. Иссекай-говно, ты в курсе?

– Положи где взяла, – пришлось развернуться на крутящемся кресле к ней и вернуться в реальность.

– Брат, – обратилась она ко мне, еле различимая в темноте.

– Сестра.

– Пойдем со мной, – она поманила меня пальцем к себе, чуть задирая клетчатую юбку, оголив бедра. На ней была белая рубашка с закатанными рукавами и черным галстуком. Вязаные белые чулки были натянуты чуть выше колен.

Я забыл сказать, что она сводная сестра?

Только дело даже не в этом. Она так зарабатывала себе на жизнь, вытворяла всякие вещи перед веб-камерой на публику за донаты. Иногда ей требовался, как бы сказать, второй человек для её деятельности, чтобы увеличить интерес аудитории. Я не могу её осуждать, ведь доход от видео покрывал расходы семьи с лихвой.

Меня усыновили, когда мне было пятнадцать. Не тот возраст, чтобы привыкать к устоям чужой семьи, но новый отец попытался вложить в меня всё хорошее, что только мог. Вроде счастливая, добрая история про то, как сироту усыновили, когда его уже никто не хотел брать, но потом отчим умер, когда мне было восемнадцать и всё покатилось к черту. Мать осталась единственной кормилицей с родной дочерью на попечении и с усыновлённым мной. Я иногда подрабатывал официантом, вкладывался в общий бюджет, а сестре надо было еще школу закончить.

Приходилось многим жертвовать, если вкратце. И только когда мы чуть выдохнули и приспособились, меня забрали в армию, и матери стало совсем туго.

Это я к чему? Мне уже стукнуло двадцать с хреном, точно не помню сколько, и я работал программистом в одной сетевой фирме, пока моя уже совершеннолетняя сестра зарабатывала за один чат с извращенцем больше, чем мы с матерью за месяц.

В общем, всё законно ввиду возраста персонажей в данной сцене, да и заодно с моей биографией вы тоже познакомились.

– Эй, ты че залип? – сестра щелкала пальцами у меня перед лицом, пока я всё это вам рассказывал.

– Тань. Во-первых, отвали. Во-вторых, скоро мать с суток придет.

– Вообще-то, это я плачу за интернет, в котором ты залипаешь по ночам, будь добр, помоги мне.

– Нет.

– Вот и сиди дальше, на нарисованных девок своих наяривай!

Она хлопнула дверью.

***

Приготовив завтрак для мачехи, я встретил её в коридоре и проводил на кухню.

– Ты всегда так рано встаешь, чтобы меня встретить, – сказала мачеха, грея замёрзшие руки о кружку с горячим чаем.

– Да, – ответил я, постоянно скрывая, что еще и не ложился. Я почти не спал последнее время, – как дела на работе?

– Началось всё с пациента, который пришел с прибитой гвоздем насквозь рукой к доске. Он сказал, что отвлекся на телевизор, когда пытался сделать полку дома, а закончилось бездомным, что умер от переохлаждения.

– Хм, – никогда не знал, что надо отвечать на её истории с работы в больнице, но всегда усердно спрашивал об этом.

Из комнаты вышла сестра, потная и изможденная, прикрывая халатом свой стыд.

– Тань, ты тоже уже проснулась? – спросила мать.

– Да, были важные переговоры с клиентом, – сказала сестра и заперлась в ванной комнате.

– Сереж, вот Тане повезло, нашла себе работу на дому. Я особо не разбираюсь, что у неё там, но вроде что-то с продажами, может, и ты себе такую работу найдешь.

– Нет, – иногда лучше жить в неведении, по крайней мере, мы так посчитали с сестрой, и всё это время дурили мать, – меня вообще-то должны сегодня повысить. Ладно, мам, я на работу, отдыхай.

Я поцеловал её как-то неуклюже в висок и пошел собираться.

***

Компания, в которой я работал, обязывала носить строгий костюм по дресскоду.

Внимание, а сейчас будет книжный штамп с описанием!

Я встал у зеркала, там отразился худой молодой человек, одетый в шорты и застиранную футболку. Растатуированные руки туго переплетены вздутыми венами-жгутами, ногти выкрашены желтым лаком.

Спросите, почему я крашу ногти? Я обязательно отвечу, но давайте пока продолжим.

Я коснулся своего лица, отраженного в зеркале, на левой руке отсутствовал средний палец, несчастный случай в армии, такое случается, когда тебя определяют в сапёрный взвод. Еще легко отделался. На обрубленной фаланге был выбит улыбчивый смайлик.

Я причесал взъерошенные волосы цвета глицинии. Да, я и волосы еще крашу. Густые копны чуть доходили до серых глаз и скрывали уши.

Я напялил на себя белую рубаху с красным галстуком, втиснулся в серые брюки и накинул всё такого же серого цвета пиджак. Лишь в обуви я оставался верным себе и впихнул ноги в белые кроссы. В регламенте фирмы о внешнем виде ничего не было про обувку, и я пользовался этой единственной возможностью проявления своей натуры.

***

В прихожей меня остановила сестра. Она сунула мне в руки исписанный клочок бумаги и свою банковскую карту.

– Сходишь после работы в магазин. Купишь всё необходимое, – сказала она в приказной форме.

– Так, – я попытался разобрать кривые пляшущие синие буквы на белом и принялся перечислять список вслух, – наручники, ободок с кошачьими ушами, фаллоимитатор. Ты че издеваешься?

– Я куплю тебе приставку, ну ту, о которой ты мечтал.

– Ладно, – я продолжил, читать, – стоп, еще один и еще. Я даже не знал, что таких видов они бывают, – сбившись со счета, я продолжил, – куда столько?

– Они должны быть разных цветов, форм и длины.

– На каждый день недели? Что там дальше по списку? Хлеб…

– Да, и хлеб не забудь.

– Просто, прям лучше некуда, – сказал я, выходя из квартиры, схватив нескладной желтый зонт, показав сестре на прощание обрубленный средний палец со смайлом.

***

Улица встретила меня затхлым запахом сырого бетона. Мир всё гоготал о своём, гудя трансформаторами, завывая ветром в подворотнях, шурша мусором, раскиданным по обочинам. Люди различны в этой какофонии. Кто-то спешит, расталкивая других плечами, ловко перепрыгивая ямы, колдобины и выбоины. Кто-то застывает посреди движущейся толпы, что-то вспоминая или же забывая.

Вокруг менялся пейзаж, закулисный персонал двигал в спешке декорации, пока я продолжал идти.

Нужно как можно больше ослепительных приборов, господа!

Вылизанные здания торговых центров красовались на фоне полуразвалившихся голых домов из кирпича и дерева, выглядевших так, будто с них содрали кожу.

У бога, ну того, что там наверху, где-то за черной грязной ватой облаков, заурчал живот, после чего засеменил редкий дождь, бьющий длинными растянутыми каплями. Все окружающие люди как по команде открыли зонты, вознесся их вверх, и толпа оградилась черными щитами от дождя.

Последовав их примеру, открываю свой желтый зонт, перекинув его через плечо, и шагаю дальше, вклиниваясь в сумятицу людей, идущих в другом направлении. Перепрыгиваю через открытый люк, чуть туда не угодив. Краем глаза замечаю что-то там под землей, но не всматриваюсь, боюсь заглянуть, как и все стараюсь не замечать ничего. Как и все.