Древний вампир лишь сдержанно ухмыльнулась, засчитав удачный подкол.
Девушка ловко завила высокий пучок, подвязав его выскакивающими прядями.
— Да, двигайся в этом направлении.
— Угу-у… — старательно мыкнула цирюльница, зажав гребень между губ.
Разговор сменился стреляющими звуками горящих дров, сменяясь шуршащим пробором укладки. Старшая Дочь Холодной Гавани внимательно следила за каждым действием рук Сераны в отражении. Невеста была слишком сосредоточена на причёске, стараясь довести свою задумку до идеала. Её озорные глаза тщательно выискивали каждую лишнюю прядь, пучок и волосинку, лихорадочно заправляя их в общую форму.
— Всё. — кратко и облегчённо донеслось от вампира, когда та наконец расправила спину, чтобы оценить свою законченную работу.
Валерика молчаливо осмотрела старания, пытаясь выявить недостатки в этой строгой, завихренной ввысь, причёске. Не найдя ничего лишнего, сдержано похвалила:
— Можешь, когда стараешься.
— Я ещё думала вывести тебе чёлку за ухо.
— Нет, никаких чёлок. — на отрез заявила леди, довольствуясь неплохим результатом.
— Как угодно.
— Мне тут вспомнилось… — внезапно щёлкнула мысль в голове древнего вампира, и та встала с кресла.
— Что конкретно?
Мама вновь не ответила на заданный вопрос, а лишь развернулась в направление сундука.
— Ты просила. Думаю, это пригодится тебе завтра ночью. — Валерика протянула ей кружевное и полупрозрачное нижнее бельё кремового цвета.
Серана невольно отдёрнулась, услышав последнее словосочетание. Её сознание взорвалось ужасающими образами и далёкими событиями той устрашающей церемониальной ночи, когда она с матерью предстала перед демоном порабощения в качестве дара в обмен на могущество. Фантомная боль и режущий страх вновь окутали её, заставляя дрожать, как хаотичная водная рябь. После перерождения в Дочерей Холодной Гавани, принцесса очень глубоко закопала любые мысли о плотских утехах, заметя их в самый дальний и тёмный угол комнаты её души, стараясь избегать любые намёки и потуги.
— Серана, — Валерика положила бельё на кресло и чутко приобняла парализованную воспоминаниями дочь — я понимаю тебя, как никто другая. Мне очень жаль, что твой первый опы…
— Я прекрасно помню, какой был мой первый опыт. — резко раздалось от девушки, болью голоса колыхнув стены.
— Поэтому мне хочется тебя разубедить, что отпечатанное в твоей памяти и студящее кровь в жилах клеймо, в действительности совсем не такое, каким ты его себе запомнила. В своей жизни мне довелось понять, где была пылкая любовь, рьяная страсть и раздирающее желание, а где холодное, болезненное и… — Валерика тяжко вздохнула, ощущая противность тех воспоминаний — похотливое удовлетворение князя даэдра. Я хочу заверить тебя, что это не раздирающие страдания души и тела, а наоборот, одна из высоких степеней отношений и доверия между тобой и Хьялти. Не бойся этого. Лучше спроси себя, приносил ли тебе твой будущий муж боль и испытывала ли ты к нему животное отвращение? Был ли он когда-либо груб с тобой?
— Никогда. — прошептала Серана, прижавшись ближе к матери.
— Вот видишь. Он готов всю свою короткую жизнь потратить только на то, чтобы лелеять, оберегать и выхаживать тебя, постоянно готовясь закрыть тебя грудью от выпущенной стрелы. Разве я не права?
— Права. — так же тихо отозвалась девушка.
— Просто… доверься ему, откройся, и ты ощутишь взамен невероятную заботу и одно из самых внеземных чувств. Я говорю тебе, как прошедшая через это женщина. Только объяснись с ним, предупреди, а то он не знает, так ведь?
— Не знает… Мне всё равно боязно. — дочь крепче вцепилась в мамин плащ.
— Я знаю… я знаю. Но ты же храбрая девушка. Тебе хватит сил перебороть эту боязнь. А если и не получится в одиночку, то на помощь непременно придёт твой возлюбленный. Он то уж точно не оставит тебя без внимания и поддержки. Вместе вы точно сможете разбить эти оковы.
— Вместе.
Валерика мягко похлопала её по спине.
Простояв в окутывающей тишине пару минут, Серана слегка расцепила объятия, сказав:
— Пойду проветрюсь.
Мама с пониманием кивнула.
Вампир легонько сняла венок, оставив его на комоде, скинула с себя красную накидку, аккуратно сложив её в ларец, и спустилась по лесенкам к арке, растворившись своим белым платьем за углом.
Миновав горгулью, лестницы, главный зал и прихожую, Серана распахнула входные ворота, почувствовав дуновение морозного ветра, прожигающего лёгкие изнутри. Мелкие снежинки охотно залетели в замок, быстро растаяв в темноте теней помещения. Порог был не расчищен от набежавших тут сугробиков. Убирать было некому. Наступив на эту холодную вату, её ступни оказались полностью скрыты. Мягкое обволакивание снега слегка щекотало голую кожу. Вампирам обморожение было чуждо, они и сами были такой же температуры.
Пройдясь по мосту, собирая платьем белые сгустки, девушка вышла на отчуждённый берег, на который лениво нахлёстывали волны. Морской бриз омыл своей свежестью. Серый песок каменистого пляжа, стал похож на заледенелую глину, грубо ломавшуюся под сандалиями.
Остановившись у одинокой коряги, Серана устремила свой взгляд в чёрный горизонт, делящий мир надвое. Шум прибоя растапливал позабытую и замёрзшую детскую и подростковую грусть, оставленную на этих же берегах. Синяя тьма облачного неба не пропускала сквозь себя столь желанный проблеск звёзд. Вечная тоска погрузила девушку в свой серый омут, разбив ощущение радости.
Вампир могла бесконечными часами блуждать в своих пустых мыслях, созерцая эту омрачённую картину, но возникший вопрос смог растрясти её почти ушедшее сознание:
— Как мы будем дальше жить?… — она вслушалась в произнесённый вопрос, увядший в плеске воды, улавливая его отголосок в своей голове.
Захватившая медитативность пленила ответ, но невеста честно призналась себе, не взирая на любые призрачные убеждения:
— Я не знаю… Вампир и человек скрепляют между собой союз. Правильно ли это?… Вопрос даже не в этом, а в самой сути ситуации: человек, он же живое существо, дышащее, чувствующее, такое уязвимое… заключает любовные узы с человеком, но не живым…мёртвым, без стучащегося сердца, не чувствующим холода, питающегося только кровью. Это ломает одно из основных целей Жизни – оставить наследников. Первая брачная ночь для этого же и существует, не так ли? Молодожёны закладывают фундамент их дальнейшего сосуществования, укрепляя свою любовь полным домом детишек… Он идёт на такие жертвы ради меня, ради нашей любви. А на какие жертвы могу пойти я в ответ? От чего мне стоит отказаться, чтобы зажить полноценной жизнью? Предполагаю, что я уже знаю ответ на свой вопрос…
Продолжительная пустота заставила её бесцельно вглядываться в очерневшее море своего разума, но вновь ей удалось выбраться вопросом из этой темницы:
— Готова ли я пожертвовать своей силой, чтобы полностью погрузиться в омут его любви, не боясь, что смогу его покалечить? Пути назад не будет – мама не станет обращать меня обратно, если я добровольно исцелюсь. Я бы тоже отказала… — Серана убрала за ухо развьючившийся на ветру небольшой локон волос — Я знаю, что в Морфале живёт некий Фалион, который может совершить исцеляющий ритуал, но, если его вдруг не станет: он уедет, умрёт, откажет… то тогда и выбора я сделать не смогу. Больше не смогу… — шёпот прибоя поглотил последнее предложение, растворив его в своих моросящих каплях. Дочь Холодной Гавани закрыла глаза, став вслушиваться в шуршащее пение моря. Падающие с неба снежинки нежно ложились на её плечи и голову, не желая тревожить.
— Как это, быть вампиром? — разразилось в нависшем безмолвии — Ужасно тоскливое бессмертие, постоянная жажда, которую дразнят аппетитные запахи окружающих, и в особенности даже не запах, а ласкающий аромат моего любимого человека… Испытывать каждодневное жжение кожи, после наслаждаясь облегчающим ощущением наступившего вечера. Видеть там, где он – слепой дракончик. В такие моменты мне нравится наблюдать его беззащитность: такой напряжённый, собранный, ожидающий удара с любой стороны, но в тоже время очень милый. Каждый день ощущать на себе косоватые, но хоть благодарные взгляды – скажем спасибо опережающей нас молве. Страх разжать губы, чтобы не увидели клыки. Форма Вампира-лорда, разрывающая наших неприятелей на куски и испепеляющая магией. Невероятный слух, обоняние. Нечеловеческая реакция и ловкость. Невосприимчивость к холоду и любым болезням. И как же я могла забыть про нашу сокровенную и обще-женскую черту, как предменструальный синдром, который исчез благодаря моему омертвевшему телу. Ох, и “весёлые” были времена… — вспомнила она те резкие перепады настроения и прочие “радости” — Дова один раз обмолвился, что видит красоту в моём устрашающем обличии нетопыря. Как человеку может это нравится?… Он принимает меня такой, какая я есть, даже не смотря на настоящего монстра, сидящего во мне и иногда выпрыгивающего наружу и растерзывающего врагов в клочья. Мне нравится, когда он думает, что я слабее него. По-хорошему, это я должна выхаживать моего любимого человека, а то он такой… смертный. — Серана вновь замолкла, вспомнив его кому, от чего невольно вздрогнула. Открыв веки, она стала вглядываться на взбудораженную пену, приливавшуюся к её ногам нежными лоскутами. Её белое платье смотрелось очень одиноко на фоне тёмного морского пейзажа — Первый смертный, который сознательно предлагает мне отведать его крови. Поразительно. Со здравомыслием у него всё в порядке, но почему он так рьяно хочет искалечить себя, сделав меня только сытнее? Потому что любит и заботиться… Всё просто. Ах, Хьялти… — тяжело вздохнула Серана и печально замолкла, подняв свой взгляд на плещущуюся чёрную лазурь.