Он долго молчал, прежде чем заговорить снова:

– Бифосы уже поведали мне об этом. А иначе они бы не направили тебя сюда. И Мартайн наполовину прав – при вторжении Повелитель Вод пал. Но ничто не пропадает насовсем. Повелитель вернется вновь, быть может, не таким, каким был. Ничто не остается неизменным. Но он еще вернется. – Капитан вздохнул: – Из меня плохой жрец, Кари. Я никогда не учил священных писаний и мало разбираюсь в трактовке знамений. Но я верю – Повелитель Вод уготовил тебе особенную судьбу. Если тебе обязательно нужно в Кхебеш, то я помогу. Но наберись терпения: сначала тебе надо поправиться.

Артоло провел призрачными пальцами по ружейному стволу. Поработал кистью, чтобы удостовериться, хватит ли в пальцах скорости и силы, когда придет момент спустить тугой курок. Взглянул на безжизненный склон и представил, как из-за какого-нибудь валуна выскакивает Карильон Тай. Хватит ли ей пули? Ружье было расточено под увеличенные флогистонные заряды, и ведьма оплела заклятиями каждый патрон, чтобы усилить их пробивную мощь.

Нет. Застрелить – выйдет чересчур быстро и безболезненно. Надо что-то помедленней.

В любом случае сегодня его добыча не Тай.

Ведьма указала на подъем.

– Часовня вон там, – сказала она, показывая рукой в металлической перчатке. Она запыхалась от усилий по наводке вокруг Артоло защитных заклятий, но работа предстояла опасная – охота на бога.

Часовня на отроге Ильбаринского Утеса была неказистой – приземистой и грубо вырубленной из составлявшей гору породы. Раньше здесь было много молелен и храмов, посвященных горной богине, но сейчас от них ничего не осталось. Большинство затопило море, остальные осквернили ишмирцы. Похоже, эта часовенка на высоком склоне последняя.

Он помедлил.

– Ты сказала, снос часовни рассердит богиню.

Ведьма пожала плечами:

– Богиня уже рассержена. Уже взбудоражена. С разрушенной часовней ей будет труднее восстановиться как надо. И вернется она в еще более сумбурном виде.

Артоло поднял ружье, приложил глаз к прицелу. На этой часовне и пристреляет. Вон там статуя, изваяние богини Ушарет. Красивая работа преданного поклонника. Каждый бережный скол резцом – акт посвящения, молитва. Фигура молодой женщины, высокой, атлетически сложенной, непокорной, как сама гора. Ушарет до войны.

– Лучше заканчивать побыстрей, пока она кого-нибудь не освятит, – проговорила ведьма. Несомненно, среди выживших ильбаринцев есть много душ, которые знают угодные, привлекающие внимание богини обряды. Если образ Ушарет воронкой смерча снизойдет на какую-нибудь совместимую душу, то возникнут неприятности, совсем не нужные Артоло.

Особенно при Прадедушке, летящем с юга, чтобы ознакомиться с выработкой илиастра.

Он поводил прицелом влево и вправо, вверх по склону и вниз. Кроме пары пылевых завихрений, никакого движения на этом запустелом пейзаже.

– Ничего, – пробормотал он. – Стерва небось на западной стороне Утеса.

– Вы рассуждаете как смертный, – возразила ведьма. Ее костюм жужжал, пока она обозревала ландшафт. – Ушарет являет себя во всей этой горе. Она и есть гора. Нам надо заставить ее сконцентрировать свою сущность. Добиться ее зримого воплощения. И тогда вы ее застрелите.

Двое других стрелков по бокам от Артоло знаками подтвердили боеготовность. Когда богиня Ушарет была на вершине могущества, она б отмахнулась от таких жалких пищалок. Но, как и прочие боги Ильбарина, она была сломлена Праведным Царством. Ныне это всего лишь безмозглая оболочка богини. Несоизмеримо умаленная, и скоро умалится еще.

Артоло утвердительно буркнул. Еще раз проверил оружие, проверил пальцы. Было время, когда бы он расхохотался в лицо такой задохлой богиньке, как Ушарет. А потом в это лицо бы и выстрелил. Но теперь ему не до смеха.

– Мартайн! – позвал он. Дол Мартайн обернулся и поспешил к Артоло:

– Слушаю, сэр?

– Возьми четверых бойцов. Взорвите ту часовню. Будь начеку – это призовет Ее, так ведьма сказала.

– Я установила спусковые обереги, – добавила ведьма. – Они сработают, когда Она воплотится. Хоть как-то вам ее обозначат.

– Насколько точно?

– Лучше, чем никак. Но не слишком.

– Моя жизнь в ваших руках, босс, – сказал Мартайн, бросая косой взгляд на задрапированные пальцы Артоло. Это граничило с дерзостью, а Мартайн всего лишь Эшдана. Ему не по чину высказывать свое мнение.

– Двигай, – рявкнул Артоло.

Мартайн отобрал четверых из кучки загонщиков и караульных, которых привели на охоту в эти не совсем богом забытые скалы, и они приступили к медленному восхождению, неся с собой упаковки алхимической взрывчатки. Робко ступали по неустойчивым камням. Избегали сухих колючих кустов. Вздрагивали при каждой перемене ветра.

Кто-то оглядывался назад, будто волновался, как бы их не принесли в жертву Ушарет на этом проклятом склоне. Мартайн, к его чести, не оглянулся ни разу.

Артоло до сих пор сомневался в Мартайне, но было очевидно, что амбиции подручного простираются куда дальше полуразрушенного острова. Большинство выживших здесь слонялись в прострации, растерянные, выхолощенные, неспособные отделить память о том, каким Ильбарин был, от того, каким стал. Они нянчились с пережитками прошлого, словно эту разруху можно было просто переждать. Артоло сам видел, как жители города Ильбарина, спасаясь, волокли с собой мебель, как будто бы наводнение скоро спадет и они вернутся по домам. Некоторые все пытались обратиться с жалобами к правительству, хотя действующего правительства на Ильбарине нет уже много месяцев. Переводили еду на детей, хотя нет никакой надежды, что те увидят следующую весну. Придурки, все как один.

А Мартайн не такой, размышлял Артоло. Может, это признак бывалого путешественника – повидаешь мир и обретешь широту взглядов, необходимую, чтобы успешно выживать. Уяснишь, что возможности есть везде и бессмысленно привязываться к бесплодной почве, к мертвому прошлому. Всегда есть новые, еще не завоеванные края.

– Ты-то поездила по миру, до того как я тебя нашел? – негромко спросил он ведьму.

– Поездила. По всему югу, потом была в торговых городах. Чуть не доехала до Архипелага. Вместо этого попала в Гвердон. – Она занята, творит волшебство. Он сам должен смотреть в оба. Богиня может воплотиться в любую секунду. Сияние охранных рун, нанесенных ведьмой, не изменилось. Мартайн и его люди почти достигли часовни.

Его мысли вернулись к Карильон. Гадина заслужила медленную смерть в его руках. Да, от его рук, буквально. Это она отрезала ему пальцы – наказание вынес Прадедушка, но изначальная вина на ней. Будь прокляты боги и их долбаная раздача даров. Наделять силой из прихоти или по каким-то вычурным философским принципам, ничего в реальной жизни не значащим, – как же это отвратительно. Сила должна доставаться тем, у кого хватит твердости ее взять, хватит смелости ею пользоваться. Когда Прадедушка его наказал, в этом была справедливость. Он подвел дракона, за это вот принял страдания. А не из-за какого-то там зачуханного греха, совершенно случайной жестокости свыше или занебесной войны. Нет, драконам известно, как на самом деле устроен мир, если отбросить напускное притворство, священные тексты и божественные повеления.

Будь сильным, или тебе будет худо.

Ильбарин был тому доказательством. Край сломленных, разбитых богов, у которых не осталось ни сил, ни воли порождать святых. Беззаконная, безбожная земля, слишком много народу, и на всех недостаточно пищи. С Ильбарина ведет только один путь, и этот путь в распоряжении Артоло. В его власти награждать достойных, тех, кто, обладая отвагой, разумом и стойкостью, вступает в Эшдану, а остальным – худо.

Уж Карильон придется несладко. Он… он закопает ее на этой горе. Наверняка в недрах Утеса есть нехоженые пещеры, где он погребет ее заживо, в темноте, в каменной утробе, и корни колючек проникнут в питательную липкую слизь в глазницах, упиваясь ее душой…