Роман Иванович от возмущения бровями сделал домик:

– Я даже не пойму вот как тебе искусствоведу?.. Нет, вспомни, Маша, кто ты? Ведь ты искусствовед.

– Ну да. И что?

– И как тебе возможно об этих мелких кражах так по-хозяйски рассуждать?

– Нормально.

– Мне, право, неуютно и неловко, – Роман Иванович смутился и расстроился: – И, в общем, до такого мне противно, как словно чавкаю прилюдно на работе вот этими котлетами из свёртка и деловые письма в жирных пятнах, а из кабинета убежали все сотрудники, всё потому, что сплошь воняет чесноком.

– Ой, Рома, мне бы вот твои заботы и неловкости. И мне ли не понять сегодняшний менталитет и помыслы простого обывателя?

– И как же понимаешь? Объяснись.

– Как мне понятно я тебе отвечу.

Мария Анатольевна оставила мытьё посуды и по-простецки объяснилась:

– Уж если есть чего спереть с работы, то люди нынче прут. И то совсем не важно, откуда и куда упрут и что там храм или бордель. Театр?.. Стырят и театр, а было бы кому продать.

– Так что же это значит?! – возмутился Ситник. – По-твоему все люди поголовно потеряли стыд? Утратили духовность? И всех их можно под одну гребёнку? Воруют, тырят, прут! Вор на воре и вором погоняет?

– Перефразировал великого? – Мария уколола, но смягчилась. – Ну ладно. Я согласна. Не все конечно тырят, прут… Не все. Есть и теперь по совести убогие. Но большей частью тянут, Рома. Ой, как тянут. А вот тебе как раз такое дело невдомёк.

– И от чего же? Поясни.

– Изволь.

– Я весь – внимание. Давай, давай.

– Ведь у тебя на службе в «Горзаносе» спереть-то толком нечего? – подметила Мария. – Воруют, тырят и несут мимо тебя. А ты хоть с фонарями в белый день ищи, а окромя бумаги с дыроколом ничего и нет. Вот ты и заскучал и о высоком призадумался. И пыжишься. Ага?

– Да ну?! – сплеснул руками Ситник.

– Ну да, – ответила Мария. И вновь пустилась отскребать посуду.

Мария Ситник, а в девичестве Захарова, была, как говорится, женщина уже в летах, но яркая и статная. И с волевым характером. Но всё же женщина. И хоть имелось у неё образованье высшее гуманитарное и стаж приличный театральным критиком, но нынче рукоделила она швеёй-надомницей, что собственно отчасти объясняло холёный вид одежды Ситника. Одет он был, что называется «с иголочки».

Сторонних поручений и заказов на шитьё от прочих частных лиц ей поступало редко, и оттого она всё больше хлопотала в доме и на кухне и сделалась со временем домохозяйкой. Вела бюджет, ходила за покупками. Меблировала общую квартиру, обновляла утварь, стирала, гладила бельё, чинила кран на кухне и вбивала гвозди туда, где не было крючка.

Роман Иванович всех этих сложностей домашнего хозяйства не ведал вовсе. Порой не ведал даже то, куда носить оплату за жилищно-коммунальные услуги. Все деньги, что имел от службы, отдавал жене. А по хозяйству?.. Ну, в общем, мусор из квартиры выносил периодически и тут, пожалуй, всё. А прочее?.. Всё остальное в доме было не его и мягко запрещалось: «Не надо, я сама. Не трогай, разобьёшь». Вот так со временем и отучился от забот. Да и привык.

Конечно, был он не всегда таким, как говорили в старину тетёхой. По молодости бегал кросс на три и пят, крутил на перекладине подъём переворотом и разгибом, не дурно плавал стилем брас. Мечтал вообще-то стать полярным лётчиком. Но как-то вот пришла пора – влюбился и женился.

– Ты не припомнишь, Машенька, кто ставил в БДТ «Трактирщицу»? – осведомился у жены Роман Иванович и повинился: – Я как-то позабыл.

– Тебя какая постановка беспокоит? – переспросила та. – Что при Лаврове? Или нечто раннее?

– Да уж конечно та, что при Лаврове. Мы ведь ходили в Каменноостровский в двенадцатом году, а это после реконструкции. И Каменноостровский в двенадцатом году уже отдали в БДТ. А именно Кирилл Лавров руководил. И помню, что Мирандолину играла Ксения Раппопорт.

– Так и в шестом году играла Раппопорт, – ответила жена. – И мы с тобой ходили на Фонтанку. Спектакль шёл на главной сцене БДТ. И это тоже было при Лаврове. А режиссёром был у них тогда Темур Чхеидзе. Но позже разругались.

– Пожалуй, это странно, – сплющил губы Ситник, заинтересовался: – А из-за чего?

– Не помню. Вроде бы «шерше ля фам». Обычно и банально. А может просто не сошлись во взглядах. Или быть может бытовые склоки на почве личной неприязни. Дескать, вот вы милостивый государь неверно и дурно трактуете Кречинского, а потому верните мои тапочки, что взяли, не спросив из шкафа. Актёрско-режиссёрский коллектив – гадюшник, как говорил Георгий Товстоногов. И всякое житейское недоразуменье меж ними там могло произойти. Давно всё было. Я теперь уже не помню.

– Георгий Александрович не говорил «гадюшник». Он изъяснялся пафосно и чуть гундосил в нос: террариум.

Мария усмехнулась: – Какая разница?

– Ну, надо же, как интересно? – увлёкся Ситник. – И как же там сейчас? Каков у них теперь репертуар? Кто худруком? Кто из актёров в трупе?

– Не знаю.

– Так и давай же сходим, Маша, поглядим.

– Ну, поглядим, – покладисто ответила жена. – Конечно, поглядим.

Мария подала на стол душистый чай и выпечку.

– Ура! – воскликнул Ситник и ухватил румяный штрудель с апельсиновым вареньем. – Мы с Машенькой идём в театр!

Ситник весь расцвёл, игриво глянул на Марию:

– Ах, ты моя голубка!

Роман Иванович невысоко, как ловко смог подпрыгнул и, подхватив жену за талию, пустился пританцовывать и что-то напевать из «Труффальдино из Бергамо». Местами сжёвывал слова, местами вовсе перепутал, к тому же несколько фальшивил ноты. Но всё кружил, кружил по комнате. И увлекал жену в нехитрые движенья. И как ему казалось он вальсировал. И даже пробовал пуститься в краковяк, не вышло. Уронил торшер, зашиб об стул колено. Но эйфория, предвкушенье праздника и ожиданье чуда всё не отпускали. Припомнились сюжеты пьесы. Находчивый, паяц, проныра, балагур. Служанка Смеральдина и синьор Распони. Прекрасная, комфортная Венеция. Каналы и мосты, гондолы, гондольеры, роскошные наряды, карнавальные костюмы, красочные маски…

– Венеция?! Ох, да! Венеция!..

А ведь погожим летом Петербург такой же, а порой и лучше. Ах, этот несравненный мастер бытовых комедий Карло Гольдони! Сработал на века. Для всех. Ну что за прелесть его пьесы?!

Глава 2

На следующий день Роман Иванович усердно обзвонил театры города. Вернее, театральные билетные агентства, кассы. И выяснил, что нынче с билетами в театр образовалась немалая проблема. Что не спектакль, то аншлаг. Билетов просто нет. А если есть свободные места, то будь любезен лезть на верхний ярус к студентам в чёртову галёрку и получить безномерные кресла, а может быть и хуже – приставные стулья.

«И что за праздник мять бока в галёрках и напрягать глаза, абы чего увидеть там – внизу на сцене? – прикинул Ситник. – Вот это да! А говорят искусство лицедейства обветшало, зачахло, отмирает, ныне не в чести. Брехня. Видать народец наш насыщен, расправил плечи, жаждет зрелищ. И не каких-нибудь нелепых, пошлых, глупых, а предположим, телевизионных. А настоящего, живого и сценического действия. А за живое надобно платить. И платят, коль заняться больше нечем, как только шляться по театрам ища от скуки развлечений?»

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.