– Бат Эль, – прошептала женщина.

– Алазар, – мужчина слегка наклонился вперед, словно в старомодном поклоне, но тут же выпрямился и указал рукой на гостиную, словно говоря «Проходите, пожалуйста».

Сиван проследовала в гостиную.

– Сколько времени вы тут живете?

Бат Эль и Алазар переглянулись.

– Пятьдесят, – ответил Алазар.

– Впечатляет. Вы, наверное, живете здесь дольше всех.

– Только Маргарита поселилась тут еще до нас, – ответила Бат Эль, все еще тихо, но уже не шепотом. – Царство ей небесное.

На комоде стояло несколько старых фотографий в рамках. Бат Эль и Алазар в день свадьбы на фоне висящих на стене портретов родителей. Портрет улыбающейся женщины лет тридцати с темными коротко подстриженными волосами, нежным лицом и сияющими глазами. Фотография молодой женщины, стоящей на коленях рядом с двумя малышами примерно двух лет от роду: она прижимает их к себе, а на заднем плане стоит мужчина со сложенными на груди руками и смотрит на них сверху, его изображение слегка размыто. На этажерке напротив – фотографии детей и внуков разных возрастов.

– Это все ваши дети? – спросила Сиван, зная, что большинству людей нравится говорить на эту тему. Ей показалось, что в глазах Бат Эль промелькнула печаль, но она тут же отвела взгляд и пристально посмотрела на мужа, словно прося его избавить ее от излишних страданий.

– Да, – ответил Алазар на невинный вопрос Сиван с таким видом, словно увидел перед собой веревку, на которой его должны были повесить. – Дети.

– Сколько их у вас?

– Двое, – ответил Алазар.

– Один, – поправила его Бат Эль и добавила, чтобы стало понятно. – Пинхас уже не с нами.

Только теперь Сиван поняла, что невольно вторглась на запретную территорию.

– Примите мои соболезнования.

В воздухе повисла тяжелая тишина.

– А… – начала было Сиван и остановилась, не зная, что спросить: «от чего он умер?» или «чем он болел?». А, может, он погиб на войне? Но она не успела продолжить.

– У Пинхаса была неизлечимая болезнь, – ответил Алазар, и хотя он не стал больше ни о чем распространяться, Сиван и так все было понятно. Рак. Бедные старики!

– Сколько ему было?

– Тридцать четыре.

Слишком молодой, чтобы умереть, подумала Сиван, не зная, что делать дальше раз даже такие невинные вопросы могли привести к совершенно непредсказуемым последствиям.

На помощь ей пришел внезапно появившийся из ванной Бадья.

– У вас протекают трубы, – объявил он. – Они очень старые и совсем проржавели.

– Вы сможете их починить? – спросил Алазар. – Сколько это может стоить?

– Думаю, что-нибудь порядка шестисот шекелей.

– Давайте мы поделим расходы пополам, – быстро предложила Сиван.

– Но течь-то ведь у них, – заспорил Бадья. – Я могу показать.

– Я понимаю, – ответила Сиван. – Но они почти наверняка терпят неудобства из-за шума, и хоть труба течет у них, но стена-то ведь общая, поэтому я готова поучаствовать в ремонте.

– Эй! – раздался с лестничной площадки голос Лайлы. – Вы там? А то я не поняла, куда вы подевались.

– Это моя дочь, – представила ее Сиван.

– Привет, – Лайла приветливо улыбнулась старикам и повернулась к Сиван. – Мам, мне пора уходить. Ты пойдешь со мной или останешься?

– Подожди еще пару минут, – попросила Сиван и повернулась к Алазару. – Бадья обговорит с вами все, что надо будет сделать. Возьмите у него номер моего телефона и если что-то понадобится – звоните.

Когда они вернулись в свою квартиру, Бадья снова приступил к работе, Лайла погрузилась в чтение полученных сообщений, а Сиван решила еще раз все осмотреть.

– Мам! Тут какая-то женщина! – позвала Лайла испуганным голосом, оторвав глаза от экрана.

– Михаль! – удивилась Сиван, подойдя к двери. Перед ней, сгорбившись, стояла соседка снизу с измученным лицом и слезами на глазах. – Что случилось?

– Я так больше не могу, – прорыдала Михаль. – У меня просто голова разламывается от шума. Я уже не знаю, что мне делать.

Сиван вышла на лестничную площадку. Михаль уселась на ступеньку рядом с дверью квартиры Бат Эль и Алазара и прикрыла лицо своими большими ладонями.

– Это просто невозможно терпеть, – сказала она сквозь слезы. – Никакого покоя!

– Послушайте, Михаль, – сказала Сиван. – Вы совершенно правы. Так как ваша квартира находится прямо под моей, вы страдаете больше всех. Давайте подумаем, как можно облегчить ваше положение.

– Снимите мне номер в приличном отеле, – ответила Михаль.

Сиван была удивлена этой внезапной переменой настроения. Еще минуту назад Михаль выглядела совершенно беспомощной, и вдруг стала предъявлять какие-то требования. Было очевидно, что она подготовила эту сцену заранее.

– Я не могу этого сделать, Михаль. Я знаю, что вам приходится нелегко, но я не могу оплатить ваше проживание в отеле в течение двух месяцев.

Михаль выглядела разочарованной. Слезы снова покатились у нее из глаз.

– Это совершенно невозможно вынести. Я целый день дома, у меня уже просто голова разламывается.

– Вы что, не работаете? И вы никуда не ходите?

– Нет, я на пенсии.

– Сколько вам лет? – спросила Сиван, потому что на вид Михаль еще не было пятидесяти.

– С чего это я буду вам отвечать? Оставте меня в покое! Вы же сами сказали, что хотите мне помочь, но если не можете, так и не надо.

– Хорошо, хорошо, – попыталась успокоить ее Сиван. – Да, я знаю, что начало ремонта – самое тяжелое время, но недели через три-четыре оно должно закончиться. У меня есть предложение. Я буду давать вам по двести шекелей в неделю. Каждый раз, как вам будет казаться, что вы больше не можете терпеть, сходите в кафе, посидите, отдохните, соберитесь с силами.

– Не нужны мне ваши подачки.

– Какие подачки! Вам кажется, что я хочу отделаться от вас подачками? Просто я буду лучше себя чувствовать, если смогу что-нибудь для вас сделать, а вы будете лучше себя чувствовать, если сможете время от времени отдохнуть от этого шума.

– И я ничего не буду вам должна?

– Абсолютно. Двести шекелей в неделю до конца ремонта. Договорились?

– Только никому не говорите.

– Это останется между нами.

Интересно, кто о ней заботится, подумала Сиван.

– Мам, мне пора, – сказала Лайла, выходя на лестничную площадку.

– Лали, это Михаль, наша соседка снизу.

Лайла окинула Михаль недовольным взглядом, но, присмотревшись, пожалела ее:

– Почему вы плачете?

– Ей мешает шум ремонта, – поторопилась объяснить Сиван. – Она очень устала.

– Целый день бум-бум-бум, бум-бум-бум, – пожаловалась Михаль, театрально прижимая руки к голове, словно защищаясь от ударов.

– Я могу дать вам наушники с шумоподавлением. Последнее слово техники!

– Что? – удивилась Михаль. – Какие еще наушники?

Сиван оценивающе посмотреле на Лайлу.

– Правда! У нас есть наушники, в которых не слышно никакого шума. Хотите, чтобы я вам их принесла?

– Идет, – ответила Михаль, подумав, а потом встала со ступенек, прошла между Сиван и Лайлой, чуть не сбив последнюю с ног, и удалилась к себе, не произнеся больше ни слова.

– Ни фига себе! – прошептала Лайла, услышав, как дверь внизу захлопнулась. – Кто она такая? Она такая странная!

– Мне кажется, у нее какая-то форма аутизма, но она вполне интеллигентная.

– Ты видела ее одежду? Она что, не слышала о существовании стиральной машины?

– Да, я обратила на это внимание.

– А какие у нее штаны! Кто-то должен ей сказать, что нельзя ходить в штанах, из которых торчит задница. Люди будут над ней смеяться.

– Как тебе пришла в голову идея с наушниками?

– А что, не надо было говорить? Такие дорогие наушники, но я никогда ими не пользуюсь, вот я и подумала.

– Да нет, все правильно. Мы вполне можем себе это позволить, даже если не услышим от нее ни слова благодарности.

– Да уж какая там благодарность! Она даже спасибо не сказала.

– Какая есть, такая есть.