Он повернулся к Леониду с величественным жестом и уважительным поклоном.

– Господин, согласятся ли твои спартанцы руководить нами в этой битве с персидским царем?

Леонид медленно поднялся и повернулся лицом к собравшимся. Бормотание сменилось полной тишиной.

– Клянусь в этом, – произнес он, – честью Спарты.

– Как можем мы верить кому-то на слово, – вопрос был брошен в него из глубины мраморного зала подобно камню, – когда речь идет о жизни и смерти наших людей?

На какое-то время всем присутствующим показалось, что все вновь вернется к исполненным страха и неразберихи пререканиям. В этот момент в зале опять прозвучал голос Леонида.

– Мы в Лаконии привыкли к немногословию, но если мы что-нибудь скажем, то остаемся верными нашим обещаниям. Спартанцы первыми нанесут удар в этой войне, независимо от того, пойдут за нами остальные или нет.

Фемистокл быстро подхватил:

– Царь Леонид, благодарю тебя от имени Греции. И еще хочу дать встречное обещание. Если спартанцы возглавят борьбу греков, Афины уступят им право руководства полностью – не только на земле, но и на море.

В зале воцарилась гробовая тишина. Фемистокл насладился ею в полной мере, а потом закончил:

– Во имя единства греков с этого дня все афинские корабли перейдут под командование спартанцев.

И зал вновь загудел – но это уже был гул уважения, возрождающейся надежды и уверенности.

– Голосуем, давайте голосовать!

Сидящий выше остальных делегатов президент поднял руку для наведения порядка.

– Мы выслушали предложения Афин и Спарты, двух наших самых крупных государств. Теперь мы должны выслушать и остальных. Отвечайте, когда будете названы.

Один за другим он начал поднимать кандидатов. Некоторые из них горели энтузиазмом, хотя еще несколько минут назад были бледны в своей нерешимости. Если Спарта выступит – Аркадия тоже выступит. Если Спарта выступит, а Афины пошлют свой флот, эвбейцы будут сражаться. Коринф последует за Спартой. Беотия намерена воздержаться. Аргос…

Обещания и аргументы восходили к потолку, который нашептывал их эхом обратно. Казалось, что это эхо останется здесь несмолкаемым навечно, превратившись в бессмертное свидетельство выступлений греков перед лицом величайшей опасности.

Фемистокл подошел к Леониду и положил руку ему на плечо. Когда Леонид повернулся и улыбнулся, афинянин знаком показал, что им нужно на несколько минут выйти из зала собраний.

Леонид только обрадовался предоставившейся возможности сбежать. Звуки голосов, особенно тех, которые запинались в своих извинениях или просили об отсрочке для принятия решения, начали его утомлять.

Ему не терпелось действовать. Теперь важным был каждый час.

Внутренний двор зала был прохладен, слышался плеск окруженного колоннадой фонтана. Здесь ощущалось спокойствие и достоинство, здесь мужи могли прохаживаться, медитировать и обсуждать вопросы как равные с равными. Если к советам Спарты и Афин не прислушаются, этому спокойствию скоро придет конец.

– Голосовать, – резко произнес Леонид, – когда дом в огне!

Фемистокл опять положил руку на плечо союзника.

– В этом источник нашей силы, – сказал он успокаивающе. – Мы можем свободно высказывать свое мнение. Мы можем не соглашаться и спорить. И для защиты именно этой свободы мы должны объединиться.

Леонид не нуждался в этой лекции. Он нетерпеливо кивнул головой в сторону двери, из которой они только-что вышли.

– Они объединятся?

– Да, но только, если их поведет Спарта.

– Ты слышал мои слова, – сказал Леонид.

– А ты – мои.

– Вот я и думаю…У Афин больше кораблей, чем у всех остальных государств вместе взятых. Почему вы предлагаете спартанцам взять командование над ними?

Фемистокл позволил себе тонкую ироническую усмешку.

– Политика – лукавое ремесло, Леонид. Человеческие души для нее служат глиной, а слова – инструментами. Но случаются времена, когда дела говорят сами за себя. Сегодня я призвал к предводительству спартанцев во имя Греции.

– Мы исполним свой долг.

– В этом я уверен. Но у нас мало времени.

Эти двое разительно отличались. Благородный Фемистокл был эстетом, политиком и горожанином. Его благородство было четко очерченным, а речь всегда была расчетливой, даже когда он был полностью искренен. Благородство Леонида ни в чем не уступало его гордости, но в его благородстве присутствовало какое-то животное начало – это был блистательный человек в гордом теле животного. Его львиная голова казалась звериной на фоне гладкой темной головы Фемистокла. Зато думали они одинаково.

Фемистокл подвел Леонида к фонтану. Около него на большой плите голубого мрамора с помощью разноцветных глин была выложена карта побережья Греции. Она была сделана руками человека, влюбленного в свое дело: миниатюрный мир, в который его создатель вложил душу и сердце, истинный краеугольный камень этого зала собраний и земель за его пределами.

Фемистокл печально указал на Фессалию на севере. Его палец описал дугу и спустился ниже.

– Они уже здесь, продвигаются, словно стая саранчи. Мы не можем позволить нашим воинам сразиться с ними на открытой равнине…

– Как и нашим кораблям – в открытом море, – поддержал его Леонид.

Фессалия оставлена. Если не остановим продвижение врага, то другие государства вскоре поднесут Ксерксу в знак сдачи землю и воду. Его палец замер, потом резко уткнулся в точку ниже.

– Наша первая подходящая для обороны позиция может быть здесь.

Леонид склонился над картой. Горы из обожженной глины спускались к узкому заливу.

– Фермопильский проход?

– Фермопилы на земле и Эвбейский пролив на море. Здесь мы можем остановить Ксеркса, чтобы доказать грекам, что это возможно.

Леонид медленно кивнул.

– Это хорошая позиция. Горы не дадут персам продвигаться в других направлениях. Единственный альтернативный путь для них будет… – он склонился ниже, изучая очертания, – на юге, далеко на юге. И пролив достаточно узкий, чтобы сыграет на руку твоему флоту…

– И если мы займем позицию в этом месте, то тем самым обеспечим соблюдение взятых обязательств государствами, расположенными к северу от Коринфского перешейка.

– И Афин в том числе? – улыбнулся Леонид.

– Многие хотят, чтобы линия обороны не вышла за северную границу перешейка. Но я предлагаю сразу же перегнать мои корабли к Артемисию. Смогут ли твои спартанцы занять проход до подхода персов?

– Сделаю все, что в моих силах. – Леонид с возрастающим сомнением вглядывался в карту. Спарта лежала далеко на юге. – Пока мы готовимся, быть может небольшой афинский отряд…

– Нет, – прервал его Фемистокл. – Я буду с тобой откровенен. Я знаю афинян, в решающий момент они не подведут. Но сейчас они напуганы, как и все остальные. Только когда спартанцы выступят, они возьмутся за оружие.

– Это будет продолжительный марш, – произнес Леонид.

– У свободы нет коротких путей. Не теряй времени, Леонид. Ксеркс разослал тайных посланников во все государства, за исключением Афин и Спарты. Нас он намерен уничтожить. Другим могут быть предложены любые условия, для нас выбор ограничен – борьба или смерть.

Леонид в последний раз бросил взгляд на карту. Потом повернулся и внезапно пожал Фемистоклу руку.

– Увидимся в Фермопилах, – сказал он.

– До встречи, – подтвердил афинянин.

Их улыбки были такими же твердыми и верными, как и их рукопожатие. И такими же искренними. Леонид высвободил руку и быстро зашагал прочь. Фемистокл проводил его взглядом. Улыбка по-прежнему играла у него на губах. Когда Леонид скрылся из виду, афинянин с обновленной решимостью вернулся в зал собраний.

На открытом дворе возле зала под присмотром рабов и возниц разместились лошади и колесницы делегатов. Время от времени раздавался раздражающий скрип или лязг упряжи; копыта били о землю, перекрывая бормотание сплетничающих илотов, иногда слышалось судорожное ржание застоявшегося коня.

Леонид вышел на залитую ярким солнцем площадку и дал сигнал, чтобы подали его колесницу. Его глаза задержались на ожидающих экипажах. Сколько из них вернутся в свои города с решительными и отважными седоками? А сколько отвезут малодушных и слабых духом, готовых пасть на колени, едва царь персов покажет из-за горизонта свою бороду?