– Возможно, – согласился Алексей. – Но оно лишило грехопадение радости.
– Говорю же тебе, таков процесс, – повторил Владимир. – И в основе – весьма демократический. Шансы уравниваются, Алеша. Тайные донжуаны вроде тебя постепенно теряют привилегированное положение.
– Какой я донжуан? – Алексей махнул рукой. – Донжуан заслуживает всяческого уважения. Он прежде всего великий труженик. Всегда – в форме, всегда – неутомим. А я?..
– А ты распустил вожжи, – Владимир торжественно поднял перст. – Вспомни, каким ты был в институте? Ты ведь был адски популярен. Предмет толков. Твоей дружбы искали. В сущности, первый человек.
– Любите вы иерархию, бедные люди, – посочувствовал Алексей.
– Да, мы ее любим, – подтвердил Владимир. – Мы такие. Но факт тем не менее остается фактом. Перед нами был прирожденный лидер, как теперь говорят. И кем же он стал? Присяжным поверенным, как говорили когда-то. Член коллегии защитников на нынешний лад. Адвокатствуешь потихоньку. Пишешь слезницы и просишь о снисхождении. Но ведь снисхождения, Алеша, нет. Пустое это дело – просить о снисхождении. Не знаю, как твоим подзащитным, а тебе его не видать.
– Вам бы всем пора успокоиться, – сказал Алексей. – Я не стану руководящим лицом,
– И почему ад-во-кат? – рассуждал Владимир. – Был бы уж следователь, по крайней мере. У тебя худое лицо, выразительный иос, – этакий Холмс московского разлива.
– Какая из меня гончая? Чушь. Я для следователя мешковат, – озабоченно проговорил Алексей. – Для адвоката, впрочем, тоже. Дел у меня немного, и в этом мое спасенье. Дети мои, откажитесь от надежды, что я что-то совершу и чего-то добьюсь. Да это теперь не так уж важно. Мы дали Виктора и тем оправданы.
– Если не перед историей, то перед обществом, – кивнул Владимир. – Ты прав. Мы сказку сделали былью. Кто б мог подумать? Ай да Виктор! А знаешь ли ты, кого я встретил? – спросил он без всякого перехода. – Бесфамильного.
– Удивительно, – сказал Алексей.
– Что именно?
– Все встречают Бесфамильного. Ты встретил Бесфамильного. Виталий встретил Бесфамильного. Валерий, который никого еще не встречал, встретил его тоже.
– А на курсе он был почти незаметен, – Владимир покачал головой. – Он, знаешь, очень тобой интересовался. Говорил, что с юношеских лет испытывает к тебе симпатию.
Алексей пожал плечами.
– Он напомнил, что планируется встреча, – сказал Владимир.
– Да, Виталий мне звонил. Ты придешь?
– Не знаю. Вряд ли. А ты?
– Должно быть, – сказал Алексей. – А что делать? Ведь не отстанут.
– Да, это твой крест, – согласился Владимир. – Ко мне, по крайней мере, никто не пристает. Это уж мой крест.
– Тебе надо жениться, – сказал Алексей.
– А тебе – нет?
– Какой я муж? – усмехнулся Алексей. – Из меня даже сына не вышло.
Владимир подошел к окну. Внизу текла летняя Москва, неслись машины, шагали деятельные человечки.
– Ты навещаешь отца? – спросил он.
– Редко, – сказал Алексей.
– Он один?
– Он уж год как женат, – Алексей спрятал улыбку.
Владимир покраснел.
– Да, да. Я вспомнил. Прости.
– Ради бога, – произнес Алексей великодушно. – Все помнить немыслимо. У меня решительно ничего не держится в голове.
– Нет, я вспомнил, все вспомнил, – прервал его Владимир торопливо. – Она – твоя бывшая учительница, так?
– Все верно. Бывают же совпадения. – Алексей даже развел руками. – Я был ее любимчиком. Отец ходил на родительские собрания и получал удовольствие. Он во всем был тщеславен.
– Подумать, что она стала твоей мачехой, – Владимир покачал головой. – Двадцать лет спустя.
– Она славная женщина, энтузиастка, – сказал Алексей. – При этом много умней отца.
– Сыновья – жестокий народ, – заметил Владимир.
– А какими нам быть? – спросил Алексей. – Мы знаем предмет. Вдоль и поперек.
– Нет, не женюсь, – сказал Владимир решительно.
– Может, ты прав. Семья – это спрут.
– Еще родишь стервеца вроде тебя. Он вырастет, будет над тобой изгаляться.
– Уж не без того, – вздохнул Алексей.
– Поднесешь посошок? – спросил Владимир.
– Не стоит, Володя, – сказал Алексей мягко. – Был бы ты литературный персонаж, другое дело. А тебе – в контору пора.
– Я не персонаж, – подхватил Владимир. – Никоим образом не персонаж. Я юрисконсульт – и тем горжусь.
– Новые песни, – удивился Алексей.
– Наоборот, старая шансонетка. Начало века, мой дорогой. Я одесситка – и тем горжусь.
Владимир сделал несколько танцевальных движений, что-то среднее между забытым канканом и нынешним роком.
Алексей смотрел на него, и ему казалось, что он видит сразу две картинки, как на полиэкране, – на одной пляшет полноватый, рыхлеющий человек с отечным лицом, с поредевшим волосом на круглой бугорчатой голове, на другой – наяривает молодец в белой сорочке с закатанными по локоть рукавами. И все вокруг было несхоже: на первой – летний столичный день, влажное июльское марево, на второй – малиновый закат, Подмосковье, дачная веранда, отцветающая вишня в саду.
Такие синхронные изображения самого странного содержания возникали в последнее время все чаще.
– Я юрисконсульт – тем горжусь, – пропел Владимир, щелкнул каблуками и остановился. – Прощай, Алеша. Спасибо за приют. Выберись и ко мне однажды.
– Если время найдется, – сказал Алексей.
– Ты так занят?
– Да нет. Есть какая-то странность. Некая даже непостижимость. Ничем выдающимся я не занят, а времени совершенно нет. В особенности подумать некогда. Просто сесть и просто подумать. Некогда, хоть ты разорвись. Встанешь утром и тут же несет куда-то.
В дверь звонили. Владимир открыл, в прихожую во-шла Евгения. Она была в легком светлом платье с голыми руками, большое лицо в капельках пота. Гулко дыша, она проследовала в комнату, с размаху швырнула на тахту полиэтиленовую сумку в цветных узорах.
– Ну и жарища, – она измученно посмотрела на Алек-сея. – Дай чего-нибудь холодненького, будь человеком.
Алексей молча ушел на кухню, а она плюхнулась в кресло, одну ногу вытянула, с другой ноги сбросила туфлю и убрала ее под себя.
Произведя все эти действия, сказала:
– Здравствуйте, Володя.
– Здравствуйте, здравствуйте, если не шутите, – отозвался Владимир. – Но я ухожу. Прощайте, прощайте.
– Куда же вы? – спросила Евгения. – Не бегите, я – на секундочку.
– Нет, нет, – покачал головой Владимир. – Не удерживайте меня. Я ухожу бесповоротно.
– Я сама сейчас ухожу, – сказала женщина. – Не верите? Чуток передохну и пойду.
Но Владимир приветливо махнул рукой и направился к выходу. Хлопнула дверь. Когда Алексей вернулся из кухни со стаканом воды, его уже не было.
– Прошу, – он протянул ей стакан.
– Спасибо и на этом, – сказала Евгения, – не пугайся, я на минутку.
– Я очень рад, – сказал Алексей.
– Чему ты рад, свинтус ты этакий? Что я на минутку?
– Я рад тебя видеть.
– В зеркало на себя посмотри, бессовестный, – предложила Евгения, – увидишь, как ты рад.
– Владимир ушел? – спросил Алексей, хотя это было и очевидно.
– Ты не думай, – сказала Евгения. – Я его не спугнула.
– Беда мне с ним, – сказал Алексей. – И ему со мной, впрочем.
– Он какой-то без руля, без ветрил, – сказала женщина. – Может быть, он романтик?
– Вот это мне в голову не приходило. Надеюсь, и ему.
– Я сморозила глупость? – спросила Евгения. – Очередную?
– Просто от этого словечка я слегка захожусь, – при-знался Алексей. – Особенно когда возникает какой-нибудь потрепанный дебил и рекомендуется подобным образом.
– Ты меня прости, – сказала Евгения, слезла с кресла и обняла его. – Я глупая, но добрая. Глупая, добрая, пухлая баба, и у меня большая грудь.
– Что правда, то правда, – согласился Алексей.
– При большой груди не надо большого ума, верно?
– Жарко, Жека.
Она отошла от него и спросила:
– Алиса все еще шляется к тебе?
