— Агх, сволочь… чё за бред вообще? Кто это был? Письмо…

Как только кровь остановилась, боль утихла, хозяин дома вернулся к конверту и отнёс его в спальню. Читать или не стоит? Может там порча? Хер с ним, от этого нос пострадал. Нужно узнать хотя бы за что. Пальцы стали неуверенно двигаться. Спустя пару махинаций согнутый листок вывалился наружу. Мужчина собрался с силами и развернул его. В глазах стало темнеть от первых строчек.

«Если ты читаешь это, значит всё ещё жив, щенок. Помнишь своего отца? А жаль. Видимо, мало бил. Хотя, с другой стороны, это даже прекрасно. Надеюсь, ты жил и страдал всё это время, а не беззаботно радовался жизни! Я вспомнил о тебе случайно. Тут есть заключённый, зовут Зак. Он заговорил про сына. Про его таланты, внешность, ум. Вот там действительно сын. Хороший наследник. А что взять с тебя? Женственный, никчёмный, слабый. Ты мог лишь раздвигать ноги и работать ртом. Только таким и смог похвастаться Заку, он посмеялся. Обслужил бы ещё одного? Хотя кому ты нужен. Собрал ведь весь город, шлюха. Только под моим присмотром оставался чистым, а сейчас уже не отмыть от кучи мерзкой грязи. Собственно, для чего же я пишу? После неприятных воспоминаний о тебе, меня посетили и хорошие мысли, можешь не переживать. Ты ведь живёшь в моём доме. Он всё ещё прописан на меня. И будет. Даже не оправдывайся, что не живёшь там. Моё нутро чувствует. Да и ребята рассказали. К утру тебя быть там не должно. Видел мужчину, доставившего письмо? Теперь в моём доме будут жить другие люди. Если не уйдёшь, даже не знаю, что с тобой сделают. Можешь стать их подстилкой, мне всё равно. Думаю, ребята позабавятся на славу. Покажешь им все свои таланты. Прощай, Прохор. Я буду думать о твоей псовой смерти в сперме или в собственной моче. Твой жалкий вид всегда поднимал мне настроение, а такая картина оставит хорошее воспоминание надолго».

Аксёнов прокусил губу до крови, ощущая влажные глаза. Горло болело, хотелось плакать, но шок и усталость не позволяли. Смешанные эмоции, ноющее сердце. Разве можно просто взять и выставить из дома? Остаться? Наплевать на жизнь и стать секс-рабом, если его вообще не убьют. Дрожащие руки трясли несчастную бумажку. Он с трудом сжал её в кулак, скалясь от боли. Разве так пишут после долгих лет тишины? Кидая дротики в слабые места. Снова утыкая лицом в дерьмо, при этом приспуская штаны… Прохор резко вскочил, замотав головой. Нет. Нет, это не должно повторяться и как-то продолжаться. Теперь у него будут родители, и они сделают его счастливым. Приютят ли? Придётся жить под их дверью. Собаке собачья смерть? Тогда стоит идти. «Если я умру от холода или голода, я хочу быть счастлив в этот момент. Хотя бы немного». Бумажка молча лежала рядом с ножкой кровати. Хозяин уже бывшего дома сложил пару вещей в пакет, оделся потеплее и вышел в спешке. Ему не хотелось оставаться дольше даже на секунду от тревожности и паранойи. Утром — понятие растяжимое. До скольки работает больница? Прохор часто спотыкался, не чувствуя тело. Всё казалось ненастоящим. Плохой сон? Плохая жизнь. Когда мужчина врезался в столб, ему пришлось достать телефон и светить. Нос снова ныл. Так можно и не дойти. Вечером быстро стемнело. Мозг до сих пор не соображал. Цифры расплывались в голове и превращались в кашу, которую отвратно есть по утрам. Рука коснулась долгожданной ручки. Однако дверь не открывалась. Тяжёлый вздох. Глаза поднялись на расписание и опустились на дисплей телефона. Действительно, цифры разные. На мобильном устройстве они были больше. Мужчина осмотрелся и подошёл к ближайшей лавочке, положив на неё пакет, а затем укладываясь и сам. Мало кто решится украсть что-то из-под тебя. Единственная мысль перед сном. И затем только мрак. Никаких сновидений нет. Холод хотел приложить руку к интересному и бесстрашному человеку. Так крепко спит и не обращает ни на что внимания. Наверное, он устал. Пускай спит. Закат сменился рассветом. Лучи широкими объятьями покрывали землю. Просыпались животные, на улицу выходили сонные людишки. Аксёнова разбудил дворник.

— Чувак, всё совсем плохо? Тут больничка рядом. Хочешь сигарету?

Мужчина сел и протёр глаза. Как брошенная дворняжка. Но он не дома. Это главное. Непреодолимая усталость и грусть хотели уложить обратно, из-за чего пришлось встать. Ноги чуть дрогнули.

— Бывало и лучше, — рука похлопала по чужому плечу. Взгляд снова поднялся в сторону больницы, и тело направилось туда. При себе был лишь пакет. Действительно не украли. Дворник помотал головой и продолжил работу.

Ноги шваркали по полу внутри здания. Опустошение и апатия. Желание уткнуться в грудь доброго отца и быть в безопасности. А вот и палата. На этот раз сомнений не было. Дверь открылась сразу же. Прохор прошёл внутрь и никого не увидел. Тяжесть усилилась. В одиночной комнате была заправлена кровать, тумбочка стояла пустой и открытой. Даже воздух казался чище последней встречи. Одинокие слёзы потекли по щекам. Это конец? Мужчина прошёл к кровати и свалился перед ней на колени. Ему приснился прекрасный сон? Или его снова бросили? Большая часть тела легла на мягкую поверхность. Спать не хотелось. Однако и сил не было, чтобы подняться. Всё так несправедливо и бессмысленно. Всю жизнь стараться ради чего-то, выкручиваться, пресмыкаться. Агрессия кажется такой же никчёмной, как и он сейчас. «Я так ненавижу себя… больше, чем кого-либо…» Прохор сидел долго. Руки несколько раз затекли, спина тихо ныла. В палату вошла медсестра. Она шокировалась незваному гостю, отложив в сторону новую простынь и наволочку.

— Мужчина, вы кто такой? Вам плохо? Здесь нельзя находиться.

— Где… — голос хрипел и срывался от сухости во рту.

— Что где? Пациент, который был здесь? А вы кто ему?

— Я его сын… он умер?

— Ох, нет-нет! — девушка спохватилась, решив, что незнакомец по ошибке пережил все стадии принятия и сейчас находится в глубокой депрессии. В чём-то она была права. Она подошла ближе и стала помогать подниматься. — Ваш отец жив! Вам никто не сказал об этом? Его жена забрала домой, потому что состояние улучшилось. Домашняя обстановка для больного всегда лучше больничных стен. Аксёнов с усталостью посмотрел на медсестру, стараясь разобраться в словах.

— Можно мне… позвонить? Телефон…

Девушка протянула своё мобильное устройство и вышла из палаты. Бывают же понимающие люди. Прохор, будто в лёгком бреду, долго рылся по карманам, а затем вытащил маленький клочок бумаги. Вот и номер. Почему он не догадался позвонить раньше? Может это было последним испытанием? Телефон прислонился к уху. Гудки. Глаза опустились в пол. Ему действительно никто ничего не сказал. Неужели такой жест означал, что всё кончено?

— Алло?

— Мама Маша?

— Прохор? Ты всё-таки позвонил… Что с твоим голосом?

— Я… я не могу. У меня нет смысла… жить… без тебя и Сени, — говорить становилось труднее. Появившийся ком в горле от неожиданности звонка только мешался. — Пожалуйста… пожалуйста, скажи, что ты решила.

Женщина долго молчала в трубку. Тишина тянулась и натягивалась последней струной на старой скрипке. На фоне приглушённо говорил телевизор.

— Возвращайся домой, Прохор, — небольшая пауза, после чего последовал адрес, по которому и проживают супруги. — Я вызову тебе такси. Мы решим все проблемы с момента их появления, а сейчас… возвращайся домой, сынок.

Аксёнов с трудом улыбнулся и спокойно заплакал, запрокинув голову. Тяжесть стекала грязью по телу вниз. В палату вошла медсестра, ничего не понимая и пытаясь выяснить что-нибудь, не зная, что всё это уже не важно.

Смирнов решил прийти на работу пораньше. Он неспешно прогуливался по парку, а потом двинулся вдоль тротуара. Зимин с ним всё ещё не связался. Вечером произошла ссора с матерью, было много недопониманий, пререканий. Парнишка остался в своей комнате. Видимо раздражение распространилось не только на одного родителя. Кому-то нужно было время и немного одиночества, чтобы подумать. Пётр поправил воротник рубашки. Он относился к подобному спокойно, ведь сам любил посидеть и о чём-то поразмышлять. Внимание привлекло уведомление в телефоне. Это было СМС от неизвестного пользователя. Пальцы сразу же потянулись открыть его. «Привет, Пётр! И пока. Твоя мерзкая и самодовольная жизнь всё никак не могла закончиться. Я устал смотреть за твоим счастливым лицом. Пришло время страданий.» Смирнов поднял бровь и рассмеялся. В его адрес звучало много угроз. Только здесь даже не было никаких причин. Снова какой-то клоун решил поднять самооценку за оскорбление другого? Звук скрипа шин привлёк внимание. Мужичок немного обернулся, и это всё, что он успел сделать, как в него резко въехала машина и только прибавила газа, уезжая с места. Не стали топтаться из-за свидетелей или из-за не такого яркого желания убить? Пётр отлетел в сторону. Он очухался и поднялся, прихватив рукой грудину. Ничего не болело, но это был скорее всего болевой шок. Сколько осталось? Пару минут? Где-то вдали к нему бежал мужчина. Артур. Глаза заметались по земле. «Мне надо написать ему? Лучше не буду. Я ещё стою на ногах.» Положительные мысли стали обрывать пятна в глазах и внезапная слабость. В пояснице появился спазм. Смирнов до сих пор воздерживался позвонить или даже написать. Однако от усиливающейся непонятной боли по всему телу пришлось мысленно прощаться.