Это сейчас я слышу каждое слово Мэтти. Тогда же в кипящем бульоне его болтовни я различал не больше дальтоника в настройках цветокоррекции. Мне было неловко признаться в этом, поэтому я и соглашался со всем, что вещает Мэтти, хоть это в итоге и стоило мне проживания в доме Вудхэдов.

Он прошел к окну и поднял раму.

– Еще увидимся. Сделай одолжение – не закрывай окно. А я помогу освоиться в городе.

Мэтти выпрыгнул за борт. Я улегся обратно на кровать. Сон улетел. Какое-то время я копался в карманном словаре и выискивал перевод слов Мэтти, точно на слух подбираешь аккорды к песне-фантому, отрывок которой долетел из окна промчавшей машины.

Zonqued.

Zond.

Zonked.

Кажется, так. Я раскрыл светло-коричневую книжицу и пролистал до страницы со словами на букву Z.

Zone.

Zoo.

Zoological.

Мимо. Это был словарь времен, когда Ба учила меня основам английского языка. В деле познания голоса настоящего Лондона словарь был так же полезен, как колесо от римской колесницы для спортивного велосипеда на спуске трассы Тур-де-Франс.

Я отбросил затею и достал из рюкзака плеер, чтобы скоротать время. Внутри серебряной коробки лежала кассета. Оранжевые амбушюры отсекли лишние звуки. Я включил запись.

Воображение сделало шаг назад… во время без времени.

Придуманный куплет в июльское безделье. Два голоса напевают в микрофон первого в жизни стерео. Мой шипит сквозь выпавшие передние зубы. Ее – звенит фольклорным распевом.

Тигр бумажный, тигр отважный

Не тронет тебя.

Тигр отважный, тигр бумажный

Боится только огня.

Порою река времени отступает. Отлив обнажает разбросанные мною мгновения. Свет воспоминаний касается их. Они отражают его на черном дне, и тогда мне кажется, что за их янтарным отблеском… это все еще я стою и чего-то жду у окна в чужом доме.

Мне вновь поют наши голоса на кассетном плеере. Вечные, близкие, неизменные. Я приближаюсь к ним, так что протяни руку и ухвати…

Створка окна падает. Глухо, безжизненно. Пленку заедает. Звук плывет.

Стоп-кассета.

И голоса в терруаре памяти больше не говорят со мной. Умолкают.

From: <V****@inbox.ru>

To: [email protected]

Date: 3 June 2005 13:37

Subject: RE: eto ya bezdelnik

Бездельник, мы так ждали первого свободного лета, а оно скшилось. Ты как, затер уже шкуру иммигранта или нет?

Отец пересчитал наличку в сейфе и, что еще хуже, доехал до дачи.

Сослал меня до конца лета на свою автостанцию. Сутки через сутки, выходные – без выходных. Сказал, я безнадежный. Сапог никогда не верил в меня, сечешь? Выдал три месяца на исправление. Если завалю, то за обучение платить не будет и выставит за дверь. Так я ему и поверил, бездельник.

Аборигены на автостанции мне особо не доверяют. Драю толчок, кормлю сторожевого алабая, настраиваю компы в офисе. Тетки в бухгалтерии взамен дают затупить в сети.

Лето настоящее, как тапки Абибас.

Чё еще. Бездельники отвалили. Я один. Ни взорвать, ни угореть. Ладно, не буду грузить. Ушел кормить алабая. Здоровый людоед – башку заглотит и не подавится. Охранники забираются на крышу, если спустить скотину с цепи. По ходу, я единственный, кого он слушается. Лижет мою морду. Скулит, когда ухожу.

Гляжу вот в окно. Трубы завода пускают напасы отравы. Над городом плывут феноловые облака. Слышал, от этого растет Зло.

Зло – так отец называет рак. Боится его как огня. Говорит, что надо валить из города, пока Зло не выросло.

И он туда же. Свалить. Как и все вы. Пиши, бездельник, а то я свихнусь в одиночку.

P. S. Пересекся с твоей подругой. Она вроде поверила. Я только не понял: тебя на самом деле ждать в августе или как?

4. РАЙГОРОД

Глиссада проходила над крышей резиденции Вудхэдов. Ранним утром самолеты ревели над ухом и крошили сон, как птицу, попавшую в воронку авиадвигателя.

Это полбеды. Миссис Вудхэд обозначила, что за девяносто фунтов в неделю я приобретаю птичье право – размером не больше перуанской колибри – на туалет и спокойный сон. В ксерокопии памятки, которую украшала чайная окружность блюдца, она перечислила мои привилегии.

Две штуки (галочка):

кровать (без смены белья),

душ (утром!).

Список ограничений, разумных ограничений, был чуточку длиннее. Мне был заказан доступ (крест):

холодильник,

кухонные шкафы,

посудомоечная машина,

стиральная машинка,

гостиная,

задний двор.

Главная же статья в билле о правах гласила: ВХОД ДО 20:00. ПОЖАЛУЙСТА, УВАЖАЙТЕ НАШЕ ПРАВО НА ЧАСТНУЮ ЖИЗНЬ.

– Полагаю, вы вполне осведомлены, что погода в Лондоне изменчива. Учтите, это другое лето. Не то, к которому вы привыкли, – объяснила миссис Вудхэд.

Также она потребовала внести оплату вперед до конца месяца. Из моей бухгалтерии поступили первые уведомления о банкротстве. И это я еще не вышел из дома. В тот же день я позвонил турменеджеру в Москву.

– Ты ошибся. В счет включили только первую неделю. Дальше сам.

– Но это ты сказал, что проживание оплачено на весь месяц.

– Нет-нет, исключено. Ты путаешь. Перечитай переписку.

Турменеджер поклялся, что выход на работу – дело двух недель. Пройти собеседование, пробную смену, и вот зарплата. Он заверил, что моего звонка очень ждут в кадровом агентстве Total Recruitment Team в Холборне.

– Визитку я передал. Устроишься на склад. Или курьером. Помогать с переводом. Как повезет, но не меньше восьми фунтов в час. Отобьешь за месяц. Я веду программу пять лет, и еще никто не возвращался без денег. Четыре сотни отправил.

– Ты говорил – три сотни.

– Чего? Пропадаешь. Короче, не парься. Пятьсот клиентов – все разбогатели. Ну все, счастливо.

Турменеджер выслал номер телефона и адрес сайта. Если перейти по ссылке сегодня, то попадешь в цифровую витрину амуниции для уличных пацанов. Тогда же… Да я и не перепроверял. К чему? Машина воображения затарахтела, а я складывал в карман первый заработок – шесть сотен вымышленных фунтов в неделю.

Я установил лимит, пока не найду работу. Пять фунтов в день. До языковой школы на Фулэм-роуд я добирался пешком через мост Патни. Перед занятиями я перехватывал в кафетерии сэндвич с тунцом, который варганил молодой поляк. Он крутил сутки напролет Iron Maiden и тряс гривой. Я не раз вытаскивал из тунцовой жижи его каштановые волосы, сечешь.

Днем я покупал половину порции картошки в уличной забегаловке.

– No fish, mate?

Не вопрос, а упрек.

– Да-да, без рыбы, пожалуйста. На вынос.

Я хватал полупустой контейнер и, не оглядываясь, быстрым шагом выскакивал на улицу, чтобы не встретиться взглядом с продавцом. Вечером на оставшиеся пятьдесят пенсов брал две булочки, которые съедал в своей каморке, запивая их водой из-под крана. Вот и весь мой рацион в те дни.

Просмотр венгерских детективов на языке оригинала и то был интереснее учебы. Я попал в группу к корейцам, колумбийцам, японцам, тайцам, туркам, венесуэльцам и китайцам. Они чирикали, пищали, шипели и гаркали. Издавали три тысячи звуков в час, но я ни черта не понимал. Я чувствовал себя в эпицентре событий – с таким же премиальным доступом к ним, как к кислороду в завязанном полиэтиленовом пакете.

К тому же погода. Я выглядывал в окно и, приметив свинцовые тучи, надевал куртку и свитер. Солнце жгло точно паяльник, когда я удалялся на пятнадцать минут от входной двери. Мокрая от пота ткань липла к телу. Кожа краснела, как будто меня выпороли крапивой.

На следующее утро я замечал те же тучи. Я шутку понял, сечешь. Меня больше не провести. Я выбирал рубашку с коротким рукавом и легкие светлые брюки. На Фулхэм-Хай-стрит меня ждали колотун и ледяной душ. От переохлаждения белки глаз прорезали красные капилляры. Ночь я встречал ознобом. Наутро кутался еще сильнее. Мимо. Солнечная лампа плавила как воск, а затем ливень хлестал по щекам. Я так и не разгадал секрет – что надеть, когда за день тебе предстоит пройти сквозь все времена года.