Плотно закрыв дверь, Волошин нацепил гарнитуру и уселся в неудобное кресло напротив терминала. На экране уже маячила широкая физиономия Петровича. Сегодня на нем было поло мутно-зеленого, болотного цвета с помятым воротником.

– Так, бегунок, доложи по состоянию здоровья, – деловито начал он, обделяя вниманием радостные приветствия.

– Да нормально, – пожал плечами Андрей. – Нас тут кормят как на убой. К тому же я целыми днями сплю. Вроде даже потолстел.

– Во-от! Скоро и пробежки свои забросишь, курить начнешь. Пяток лет в таком ритме – и по телесным объемам нагонишь меня.

– Нет уж, Петрович, в этом виде спорта первенство я оставлю за тобой.

– Врачи чего говорят? – перешел на серьезный лад начальник. – Контузия твоя аукнется?

– Пугают сильными мигренями, но я ничего такого пока не ощутил. Даже головокружения нет.

– Никаких панических атак? Аритмии, тревожности, тошноты?

«Я тут начал ауры видеть», – едва не брякнул Андрей, но вместо этого покачал головой и коротко ответил:

– Нет.

– Ну, ты парень молодой, спортсмен – на тебе всё как на кошке заживет.

– Вот и проверим.

Петрович выдержал неприятную паузу, во время которой Андрей утвердился в мысли, что позвонил начальник не просто так. Возможно даже, с плохими новостями.

– Я к тебе – с плохими новостями, бегунок, – нехотя пробурчал в микрофон Петрович.

Волошин внутренне собрался, но внешне остался спокоен, даже немного отстранен.

– Мы же тут по твоему случаю небольшое расследование закрутили – хотели разобраться, какого рожна Джером потащил тебя по опасным районам, в объезд города.

Андрей почувствовал, как ускорился пульс. В своих размышлениях он множество раз возвращался к мысли о том, зачем же водитель и Джером поехали непривычным маршрутом. Он хотел верить, что это была чистая случайность, сиюминутное решение ленивого экипажа, вздумавшего сэкономить лишние пятнадцать минут в дороге. Но, судя по неловкости на лице Петровича и тембру его голоса, картинка могла оказаться куда сложнее.

– И? – неожиданно для самого себя поторопил обычно сдержанный Андрей.

Петрович почесал щеку пальцами-сардельками с очень короткими ногтями.

– Есть у нас информация – пока непроверенная, правда, – что Джером переметнулся на сторону врага. Вроде бы какой-то там друг мужа его двоюродной сестры – большой человек в стане боевиков, полевой командир. Вероятно, он-то Джеромчика и вербонул. Информация, как я уже сказал, жиденькая, с неприятным душком. Но если подтвердится, то выходит, что наш африканский коллега тебя похитил и вез в лагерь боевиков.

Петрович умолк, а Андрей не сумел сдержать усмешки. Похитил, ага… Да у него даже пистолета никто не отобрал!

– Понимаешь, что это значит? – с неприятным нажимом в голосе уточнил Петрович.

Волошин понимал. Еще как понимал.

– Что моя внешность и принадлежность к российским спецслужбам стала известна противнику.

Петрович вздохнул.

– Да по ходу дела, не только твоя. Это же Джером – у него со всеми нами хорошие отношения сложились. Кое-кто с ним даже имейлами обменялся.

Андрей лишь покачал головой.

– Короче говоря, начальство посчитало, что скомпрометирован весь наш заезд, – подвел черту Петрович. – Я уже сдаю дела новому сменщику, и через пару дней мы возвращаемся домой, в Москву.

– Охренеть.

– Точнее не скажешь, бегунок. Предлагаю собраться в кабаке и как следует отметить бесславное возвращение на Родину. Обжабаться то есть.

– Я рапорт на отпуск написал. После выписки отсюда – сразу в Серпейск.

– Отличная идея! Дома и стены лечат.

Внезапно Андрея охватила неприятная догадка – он даже встрепенулся.

– Так, погоди, Петрович… Если все мы скомпрометированы, вся наша группа… Это что ж получается – мы теперь невыездные?!

Пару секунд подполковник задумчиво жевал губу.

– Ну… наверняка сказать нельзя. Возможно – да, начальство захочет подстраховаться. Но я-то и так уже морально готовился, что это будет моя крайняя командировка. Хватит, наездился. Даже на Северном полюсе бывал, представляешь? Вот ты много народу знаешь, кто на Северном полюсе морозил свои…

– Что будет со мной, Петрович? – перебил Андрей. – Для меня-то это первая загранкомандировка, и только не говори, что она же станет последней!

Петрович вздохнул, опустил глаза.

– Возможно, придется посидеть в управе лет пять, – мрачным тоном предположил он. – Может, дольше.

– Твою мать! – выдохнул Андрей. Он откинулся на жесткой спинке, натянув провод гарнитуры. – Да этот ниггер даже не угрожал мне! Своим оружием в морду не тыкал, мое – не отбирал! Мы ехали в «сварку», а не в какой-то лагерь боевиков!

Петрович взглянул на Волошина с бессилием человека, неспособного помочь тяжелобольному.

– Слушай, мне самому хреново. Это ж я тебя к «пиджакам» направил, черт их всех раздери… Ты знаешь правила: засветился – садишься за стол. Но никто не скажет наверняка, каким окажется итоговое решение руководства. Так что не вешай нос, гардемарин. Авось обойдется.

Андрея слова начальника нисколько не приободрили. Не любил он исконно русское «авось», предпочитая полагаться на ум и психологическую выносливость.

Волошин отвернулся от экрана. На стене помещения, поверх стойки с аппаратурой, висел плакат с Джессикой Альбой в малинового цвета бикини. Андрей выбор плаката одобрил: Джессика Альба ему нравилась. Красивая женщина. И почему провалилась «Фантастическая четверка»?..

– В любом случае не драматизируй, – звучал в наушниках голос Петровича, принесенный с другого континента. – Тебе здоровье поправлять надо. А на службу выйдешь – там и ситуация прояснится.

– Ладно, уговорил, – бесцветным голосом поддакнул Андрей. – Продолжу наедать бока и отсыпаться на жизнь вперед.

– Вот это правильное решение, бегунок. В голодный год бока спасут.

– Спасибо, что позвонил.

– Жаль только, что с плохими новостями. Но ты не раскисай, боец. Твоя история только начинается.

Петрович показал поднятый вверх большой палец и отключился. Когда изображение пропало с экрана, Андрей бросил гарнитуру рядом с клавиатурой терминала. Плечи его заметно просели, а сам шифровальщик почувствовал себя старым, уставшим неудачником, которому жизнь казалась слишком затянутым мероприятием.

Пять лет просидеть в Управлении – да, как же! Волошин знал правила: если тебя хоть раз скомпрометировали на территории неважно какой страны, неважно какого континента – это финиш, мальчик. Сидеть тебе в кабинетах до самой пенсии, а по загранкомандировкам будет мотаться кто-то другой. Петрович знал это. Но Андрей видел, что нравится командиру и тот просто не хочет огорчать молодого подопечного.

Лейтенант стремительно погружался в болото уныния. То, ради чего он пошел в разведку – командировки в дальние страны, тайные операции, – всё это только что помахало ручкой. Скоро в личном деле появится отметка о запрете выезда из России, и единственное, с чем он будет иметь дело в ближайшие двадцать лет, – бесконечные шифры в тесной неприметной каморке.

На сей раз быстро собрать волю в кулак не получилось, и оставшиеся три дня госпитализации Андрей посвятил жалости к себе и размышлениям о будущем. Размышлизмы получались довольно-таки мрачными. Был ли резон оставаться в разведке? И чем заняться на гражданке, если уйти прямо сейчас, в период смуты, охватившей Вооруженные силы?

Андрею было двадцать три года, за плечами он имел два высших образования, несколько научных работ и весьма специфические навыки военного шифровальщика. Он знал, что не пропадет, но оставлять дело, которое считал своим жизненным кредо, очень уж не хотелось.

Однако Волошин совершенно позабыл о новоприобретенном даре, вывел его за скобки. И как окажется в дальнейшем – зря.

Странноватый подмосковный городок – лучшее место для того, чтобы заниматься самокопанием. Любопытная штука – осознавать, что с тобой происходит нечто странное, знать об этом, но совершенно не понимать, что именно творится. Непривычные мысли. Незнакомые вопросы.