Стейнбек размещает подлежащие или сказуемые в самом начале или практически в начале каждого предложения. Ясность и сила повествования нарастают на протяжении всего отрывка, от предложения к предложению. Автор избегает монотонности, уместно дополняя рассказ небольшими вводными фразами («с рассветом») и изменяя длину предложений – этот писательский инструмент мы рассмотрим позднее.
Подлежащее и сказуемое в прозе часто разделены, обычно по той причине, что автор желает донести до читателя нечто о подлежащем до того, как он перейдет к глаголу. Подобное замедление темпа изложения, даже при наличии на то оснований, рискует запутать читателя. Если же действовать осторожно, то это может сработать:
Истории из моего детства, те, которые приклеились, которые рассказывались и пересказывались за праздничным столом, когда я сидел, сгорая от стыда, и позднее моим собственным детям моим отцом, – это истории бегства.
Так начинается книга воспоминаний Анны Квиндлен How Reading Changed My Life («Как чтение изменило мою жизнь»): главное предложение с 26 словами между подлежащим и сказуемым. Когда тема более техничная, то в результате разделения предсказуемо случается путаница. Вот характерный пример подобных излишеств:
Законопроект, которой исключит налоговые поступления от оценочной стоимости новых домов из формулы государственного финансирования образования, может означать потерю выручки для школ Чесапика.
Четырнадцать слов разделяют подлежащее «законопроект» от его неубедительного сказуемого «может означать», и в этом кроется фатальная ошибка. Для читателя важная общественная информация превращается в тарабарщину.
Если автор желает создать интригу или добавить напряжения, заставить читателя теряться в догадках, присоединиться к путешествию или держаться за драгоценную жизнь, он может приберечь подлежащее и сказуемое главного предложения напоследок. Как я только что и сделал.
Келли Бенхэм, моя бывшая студентка, прибегла к этому инструменту, когда ей поручили написать некролог о Терри Шайво – женщине, чья длительная болезнь и нашумевшая смерть сделались предметом международных дебатов на тему ухода из жизни:
Пока молящиеся не собрались под ее окнами, не было вынесено решение в шести судах, Ватикан не выступил с заявлением, президент не подписал закон, а Верховный суд не сменил своего председателя, Терри Шайво была самой обычной девушкой с двумя упитанными котами, скромной работой и простой американской жизнью.
Откладывая главное подлежащее и сказуемое, автор нагнетает напряжение между нашумевшим делом и его героиней, простой девушкой.
Такое смещение работает только тогда, когда большинство остальных предложений имеют правое ветвление; оно образует структуру, которая создает смысл, динамику и литературную силу. «Яркая комната рушится, – пишет Кэрол Шилдс в романе The Stone Diaries («Дневники Стоуна»), –
…оставляя кромешную тьму. Выжило только ее тело, и теперь проблема заключается в том, что с этим делать. Оно не обернулось в пыль. К ней приходит ясное, забавное осознание того, что ее конечности, органы обратились в библейский прах и тлен или даже погребальный пепел. Смешно».
И достойно восхищения.
ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ
1. Возьмите газету. С карандашом в руках прочитайте ее, отмечая расположение подлежащих и сказуемых.
2. Проделайте то же самое с вашими собственными текстами.
3. Проделайте то же самое с набросками, над которыми вы сейчас работаете.
4. Когда в следующий раз будете биться над предложением, перепишите его, поместив подлежащее и сказуемое в начало.
5. Для создания драматического эффекта напишите предложение с подлежащим и сказуемым в конце.
Инструмент 2. Задайте порядок слов для выразительности
Размещайте сильные слова в начале и в конце
Странк и Уайт в «Элементах стиля» рекомендуют писателям «размещать сильные слова в конце предложения». Это пример их собственного правила. Наиболее выразительное слово появляется «в конце». Применение этого инструмента мгновенно улучшит ваши тексты.
В любом предложении точка действует как знак «стоп». Эта короткая пауза в процессе чтения «усиливает» заключительное слово. Эффект аккумулируется в конце абзаца, где за последней строкой часто дается увеличенный интервал – белое поле. В этом случае взгляд читателя притягивают слова, расположенные за отступом. Они будто кричат: «Посмотри на нас!»
Порядок сильных слов помогает автору решить большие проблемы. Познакомьтесь с началом истории, опубликованной в The Philadelphia Inquirer. Автор, Ларри Кинг, должен был весомо отразить три мощные темы – гибель сенатора США, столкновение воздушных судов и трагедию в начальной школе:
Частный самолет с сенатором США Джоном Гейнцем на борту столкнулся с вертолетом в чистом небе над районом Лоуэр-Мерион вчера, что привело к взрыву в воздухе и падению горящих обломков на игровую площадку начальной школы.
Семь человек погибло: Гейнц, четыре пилота и две ученицы первого класса, игравшие на школьном дворе. По меньшей мере пятеро присутствовавших на площадке были травмированы, трое из них – дети, один из которых, получив ожоги, находится в критическом состоянии.
Горящие и дымящиеся обломки воздушных судов обрушились на территорию Мерионской начальной школы на Боуман-авеню в 12:19, однако каменное здание школы и те, кто в нем находился, не пострадали. Напуганные дети разбежались с площадки, когда учителя вывели остальных наружу. В считаные минуты к школе начали сбегаться встревоженные родители в тренировочных костюмах, деловой одежде, халатах. Большинство из них были вознаграждены трогательным воссоединением со своими детьми в клубах едкого дыма.
Почти все время эти темы не сходили с полос газет, вместе формируя мощнейшую новостную картину, с которой обозреватель или редактор должны были обращаться осторожно. Что имеет наибольшее значение в этой истории? Гибель сенатора? Зрелищное крушение? Смерть детей?
В первом абзаце автор решает упомянуть сенатора и крушение сначала, приберегая напоследок «игровую площадку начальной школы». На протяжении всего текста подлежащие и сказуемые размещаются в начале, подобно паровозу и вагону с углем, оставляя другие интересные слова, как служебный вагон, на потом.
Обратите также внимание на порядок, в котором автор перечисляет взволнованных родителей, которые появляются у школы «в тренировочных костюмах, деловой одежде, халатах». Любой другой порядок слов ослабил бы предложение. Уточнение «в халатах» в конце подчеркивает экстренность ситуации: люди выбегали из дома в чем были.
Размещение сильного материала в начале и в конце помогает авторам прикрыть более слабый материал в середине. Обратите внимание, как в приведенном выше тексте автор оттеняет менее важные элементы новости – «где» и «когда» («над районом Лоуэр-Мерион вчера») – в середине лида. Эта стратегия также работает при оформлении цитат:
«Это было ужасающее зрелище, – говорит Элен Амадио, которая прогуливалась неподалеку от ее дома на Хампден-авеню, когда произошло столкновение. – Как будто взорвалась бомба. Сразу заклубился черный дым».
Начните с цитаты. Спрячьте атрибуцию текста внутрь. Закончите выразительным отрывком.
Некоторые преподаватели называют это инструментом выразительности 2–3–1, где наиболее яркие слова или изображения помещаются в конце, следующие по степени выразительности – в начале и, наконец, наименее сильные – в середине. Но как по мне, тут слишком много расчетов. Вот моя упрощенная версия схемы: расположите лучший материал в начале и в конце, а более слабый спрячьте посередине.
Эми Фасселман делает нечто подобное в первом предложении ее романа The Pharmacist’s Mate («Помощник фармацевта»): «Не вступайте в интимные отношения на судне, если только вы не хотите забеременеть». Наиболее интригующие слова идут в начале и в самом конце. Габриэль Гарсиа Маркес использовал эту же стратегию, начиная роман «Сто лет одиночества», для получения ошеломляющего эффекта словами: «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед»[7].
