— Пока нет, но ты хорошо поработала над обстановкой, — говорит он.
Я отмахиваюсь от него.
— Это было легко. Мы с Джоном просто пытались привыкнуть к погоде, если честно. Она так отличается от Флориды.
Я делаю паузу, мои пальцы скручиваются вместе, ладони становятся липкими, потому что это приятный момент, и последнее, что я хочу сделать, это испортить его вопросами и придирками. Тем не менее, слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю их остановить.
— Когда ты собираешься сказать ему?
Его руки лежат в карманах.
— Что ему сказать?
Я закатываю глаза к потолку и выдыхаю.
— Ты знаешь что, папа. Расскажи Джону о том, что ты отправляешь его в школу-интернат.
Он сдвигается, его ладонь поднимается, чтобы потереть подбородок.
— Венди, прошло всего пять минут с тех пор, как я дома. Я даже еще не видел его. Я скажу ему, не волнуйся.
— Когда? — повторяю я.
— Когда что?
Разочарование кипит в моих венах, мой гнев поднимается, как лава, давление нарастает в центре моей груди, пока не вырывается наружу, как гейзер.
Мои кулаки сжимаются по бокам.
— Когда ты собираешься заехать к нам не только на одну ночь? — шиплю я. — Когда ты поймешь, что твои дети здесь? — моя рука шлепает меня по груди. — Мы здесь, папа. А ты… — я размахиваю рукой по комнате. — Везде. Ты и Тина Белль.
— Венди, я…
Я поднимаю ладонь.
— Не надо. Пожалуйста, просто… не надо. Мне так надоели успокаивающие слова и пустые обещания. Я так устала от ощущения, что я подвожу Джона, когда на самом деле это делаешь ты. Это несправедливо по отношению ко мне, и ты это знаешь, — узел застревает у меня в горле. — И я знаю, что ты занят, я понимаю это. Но, черт возьми, просто будь здесь, папа. Как раньше.
Его ноздри раздуваются, когда он выпрямляется из-за стола и медленно идет ко мне.
Я прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол, прижимая ладони к глазницам, чтобы остановить жжение. Я никогда раньше не разговаривала с ним так.
В поле моего зрения появляются туфли, и отец приседает рядом со мной.
— Маленькая Тень, — он вздыхает, опускается рядом со мной, опираясь локтями на колени. — Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Венди.
— Просто скажи, что ты будешь здесь, — слова застревают у меня в горле, дыра в груди пульсирует. — Скажи, что мы будем у тебя в приоритете.
Он молчит долгие мгновения, прежде чем его рука обхватывает мои плечи и прижимает меня к себе. Я прикусываю губу и резко сглатываю, чтобы сдержать рыдания. Последнее, чего я хочу, это выглядеть слабой перед человеком, который всегда такой сильный.
— Ты для меня самое важное на свете, — говорит он.
— Я не чувствую этого, — бормочу я.
— Это так. И всегда было так.
— И Джон, — добавляю я, раздражение пробивается сквозь дымку его внимания.
— Что? — его тело напрягается.
— Ты сказала, что я для тебя самое важное в мире. Но я не единственный твой ребенок. Ты забыл упомянуть Джона.
Он откашливается.
— Да, конечно. И Джон тоже.
— Иногда, — шепчу я, ухватившись за свою вновь обретенную уверенность, и бегу с ней. — Иногда кажется, что ты вообще забыл о нашем существовании.
Он целует мои волосы, и я еще сильнее прижимаюсь к нему.
— Пожалуйста, скажи ему, — снова умоляю я. — Я не хочу быть единственной, кто это сделает.
Он кивает мне.
— Я скажу ему утром.
Выдохнув, я позволяю его словам окутать меня, как одеялом, и облегчение поглощает печаль — по крайней мере, на время.
Но утром, его уже нет. И Джон все еще не знает.
18. ДЖЕЙМС
Встреча с Питером вернула все на свои места; его смерть так близка, что я чувствую ее запах в воздухе. Теперь я просто должен убедить Ру, что заключение с ним деловой сделки не пойдет нам на пользу. Я буду крайне раздражен, если мои планы усложнятся из-за того, что наш бизнес начнет сильно зависеть от него.
Даже если бы дни Питера не были сочтены, я бы поостерегся его использовать. Годы мечтаний о том, как убить человека, ответственного за каждую травму в вашей жизни, дают вам достаточно времени, чтобы узнать о его слабостях. О его прошлом. А я узнал о Питере больше, чем даже его самые близкие доверенные лица. Я знаю, что он вырос в Южной Флориде, его родители были настолько бедны, что едва могли позволить себе рис, который они ставили на стол. Я знаю, что к четырнадцати годам он был обычным наркоторговцем, бегал по улицам под именем Пэн, нашептывая людям идеи величия. Обещая жизнь, полную приключений, если только они последуют его примеру. Я знаю, что пока он медленно поднимался к власти, он оставлял позади других. Большинство из них в итоге бесследно исчезли.
И я знаю, что когда он купил терпящую крах компанию по производству самолетов, это было сделано за жалкие гроши, и каким-то образом о первоначальном владельце больше ничего не было слышно.
Я знаю, что Майклз — не его настоящая фамилия. И я знаю, что единственное, что его волнует в этом мире, кроме денег и положения, — это его дочь.
Венди.
Но я не могу рассказать Ру все это, не признав, что есть огромный кусок моей жизни, в который он никогда не был посвящен. И хотя Ру не из любопытных, я не могу представить, как он воспримет это, зная, что он впустил меня в свою жизнь, а я держал большую часть себя в секрете.
Но я разберусь с этим вечером, когда вернусь в ВР.
Сейчас мое внимание сосредоточено на новой пекарне, которая открылась на Мейз-стрит. Обычно близнецы совершают обход, собирая налог на защиту и тому подобное, но после проблем с новым магазином я решил нанести им личный визит.
Вздохнув, я сажусь в кресло напротив Джорджа, владельца магазина, мой желудок скручивает от беспокойства из-за того, как мука прилипает ко всем поверхностям на кухне. Я достаю свои перчатки, черная кожа которых согревает мои руки, и медленно сгибаю пальцы, пока говорю.
— Итак… Джордж, — я улыбаюсь, скрещивая ноги на противоположном колене. — Расскажи мне еще раз, что произошло.
Джордж вытирает лоб белым полотенцем, его пузо увеличивается с каждым тяжелым вдохом.
— Я же сказал тебе, кто-то уже приходил три дня назад. Я уже заплатил.
— Невозможно, — огрызаюсь я, раздражение от откровенной лжи этого человека разрывает мои внутренности. Сделав глубокий вдох, я наклоняю шею в сторону, позволяя хрусту костей унять мой гнев. — Я прошу прощения, — усмехаюсь я, закрывая глаза. — Я не хотел терять самообладание. Просто… это невозможно.
Он поднимает руки вверх.
— Я говорю тебе правду.
— Я очень на это надеюсь.
Раздвинув ноги, я достаю нож, раскрываю его и провожу большим пальцем в перчатке по лезвию, наслаждаясь тем, как блестит металл, когда он прижимается к коже.
— Скажи мне, ты знаешь, кто я?
Мужчина качает головой:
— Нет.
— Твои соседи не упоминали обо мне? — я прижимаю свободную руку к груди. — Я ранен.
— Послушай, я сказал тебе то, что знаю, — мужчина начинает вставать, перекидывая полотенце через плечо. — Там есть клиенты…
— Сядь. На. Место, — шиплю я.
Близнецы, которые до этого момента стояли в стороне, выпрямляются и подходят ближе. Его глаза расширяются, но он опускается обратно на стул.
— Я разумный человек. И я понимаю, как тебя расстроило известие о том, что тебя одурачил какой-то обычный нищий. Я готов простить твою ошибку, поскольку ты не знал, что делал.
Его плечи опускаются.
— И что, я должен дважды заплатить?
Я наклоняю голову.
— Я сказал, что я разумный, а не слабый. И как бы мне ни хотелось спустить это на тормозах, ты знаешь, как это бывает, — я встаю, закатываю глаза, вертя клинком в воздухе. — Если ты делаешь это для одного, то в итоге ты сделаешь это для всех. И честно говоря, если ты в чем-то хорош, ты никогда не должен делать это бесплатно.