Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Поскольку я до последнего вздоха, несмотря на все достигнутое в этой чужой стране, буду опасаться не оправдать возложенной на меня верховной миссии, мне хотелось бы отдать необходимые распоряжения о сохранности и назначении обретенных богатств.

Согласно завету Бога с моим отцом Иаковом и его великим дедом Авраамом, известным как Лунный Странник, потомкам двенадцати братьев, именуемым коленами Израиля, предстоит выйти из Дома рабства и подняться в Обетованную Землю, текущую молоком и медом. Предприятие, вне сомнения, непростое и требующее солидных расходов. Свой вклад в этот великий Исход я усматриваю в материальной поддержке моих соплеменников. Поэтому я распорядился, все золото и прочие драгоценности, накопившиеся в моем доме за годы управления Египтом, замуровать в мой погребальный саркофаг и использовать их для нужд Исхода. Мое же тленное тело завещаю не оставлять в Мицраиме, а забрать с собой и похоронить в земле моих предков.

Здесь пергамент обрывался. Перед Корахом лежал документ, превращавший почти мистическую идею избавления его народа в нечто чувственное и близкое. Следуя за пророчествами и прозрениями людей, на место некоего подвешенного в безвременье ожидания лучшей жизни, приходило прямое указание к действию. И спускалось оно от того, кто знал лучше и видел дальше.

– А где же находится саркофаг? – спросил он, сообразив, что даже не знает места захоронения Йосефа.

– Он не лежит в земле, – ответил старик. – Его покрывает вода великой реки.

– А как же… – Корах несколько оторопел, пытаясь увязать столь неожиданно открывшиеся сведения, – как же найти это место и извлечь оттуда саркофаг?

Старик улыбнулся, хитро прищурившись:

– Для этого, господин, – имеется ключ. И хранится он не в завещании и не в каких-либо иных записях, а передается в нашей семье от отца к сыну. Присоединяясь к своим предкам, отец передал его мне и велел хранить отдельно от этого свитка. Мы доверяем тебе, любезный господин, и когда настанет время, я или мой сын придем вместе с тобой на берег Нила и исполним свой долг. И конечно, вместе с нами будет тот, кто поднимет всех нас, чтобы вывести из этого дома рабства.

Невозможно с достоверностью сказать, сколько лун сменилось с того вечера, когда Корах узнал о завещании Йосефа. Но только с тех пор время словно бы изменило скорость своего хода. Дни и недели понеслись в суете дел; сезон дождей сменился распусканием первых цветов, знаменующих приход весеннего месяца Нисана.

И тогда появился Божий Человек.

Освидетельствование

Он возник неожиданно и незаметно, лишь бедуинской одеждой выделяясь из толпы рабов, таскающих солому и обжигающих кирпичи. Его появление не наделало переполоха; только между двумя стоявшими в стороне молодыми людьми состоялся некий странный диалог.

– А что, Датан, – произнес один, кивнув в сторону пришельца, – с таким-то через Зеир-Анпин можно.

– С таким можно, – отозвался Датан.

– А до Бины, пожалуй, не дотянем…

– Ты прав, Авирам, до Бины не дотянем.

На том разговор и кончился.

Высокая женщина с гордо посаженной головой, с резкими и прямыми словно вытесанными из дерева чертами лица стояла рядом с ним, держа на руках младенца. Старший мальчик лет шести цеплялся за ее руку. Они неспешно двигались среди направленных на них удивленных и подозрительных взглядов. Вскоре весть о появлении чужаков распространилась повсеместно в земле Гошен и на стройках Раамзеса и Питома.

Когда Корах увидел Божьего Человека, им овладело двойственное чувство. Долгие годы он ждал его появления, и конечно догадывался, кто обретет эту роль. Однако первая радость от сбывшегося пророчества, обещавшего выход евреев из Египта, вскоре сменилась озабоченностью и даже сомнениями. Дело с самого начала пошло весьма туго. Моше был совершенно не тот египетский принц, которого еще помнили люди старшего поколения. От стройного, прекрасного юноши, твердой походкой отмерявшего шаг и размашистыми жестами руководящего строительством, не осталось и следа. Сейчас он ходил между сынами Израиля в грубой хламиде, с посохом в руке и вел странные речи. Людям, принуждаемым к тяжелому физическому труду, непривычно было слышать от невесть откуда взявшегося чудака свидетельство о его разговоре с Богом. Порой рассказ его был сбивчив, непоследователен, а поскольку незнакомец еще и страдал косноязычием, многих это раздражало, и не все могли дотерпеть до конца повествования.

Вскоре выявилось еще одно обстоятельство, расстроившее Кораха. Обняв старого друга после сорокалетней разлуки и немного пообщавшись с ним, он понял, что отношения им придется выстраивать заново, и скорее всего, они будут уже не те, что прежде. Его симпатия к Моше не приуменьшилась, но тот стал человеком решительно другим. Общение на основе прежних взаимных чувств и общих ценностей не клеилось и заходило в тупик, прерываясь на полуслове. Несколько раз случалось, что они сидели в доме Кораха в молчании, не будучи уверенными, о чем следует говорить. Моше явно стремился выразить сразу многое, но сбивался, заикался и нервничал, когда его не понимали. По счастью Кораху удалось договориться с братом Моше Аароном, человеком уважаемым и сведущим. И хотя даже им потребовалось некоторое время для привыкания друг к другу, в связке Моше и Аарон сделались значительно понятнее. Постепенно все больше людей стали к ним прислушиваться, и дело пошло живее. Происходило это так: Моше в полголоса передавал Аарону сообщение для народа, а тот облекал их в красивые, плавные формулировки, с ясно прослеживаемой мыслью, выделяя интонацией особенно важные места. Голос Аарона звучал громко, отчетливо и убедительно. Зачарованные его бархатной речью соплеменники впервые за много лет слышали слова, обращенные к каждому из них. Те же, кому удавалось правильно расслышать и понять сказанное, убеждались, что говорил пришедший от имени и по поручению Бога.

– Бога? – переспрашивали евреи друг у друга, – это какого?.. Того самого… – и осторожно показывали мизинцем правой руки наверх. И почему-то каждый понимал, какой именно Бог имеется в виду.39

Было бы неверно думать, что Моше по прибытии в Египет немедленно обратился к народу. Этому предшествовало вполне дотошное и обстоятельное выяснение, кто он, с какими вестями пожаловал и от чьего имени собирается говорить. Когда после многолетней разлуки Корах вышел навстречу Божьему Человеку, тот вместо дружеского объятия приветствовал хранителя казны уважительным поклоном.

– Я вернулся, – молвил он.

– Я ждал этого, – ответил Корах. – Ты очень возмужал.

Легкое подобие улыбки пронеслось по заросшему бородой лицу Моше.

– Я так долго жил в пустыне у мидианитов, что совсем забыл дорогу сюда. – Оба слегка усмехнулись. – Кстати, всей жизнью признателен тебе за совет пойти к Итро. Его дочь уже много лет моя жена и сестра. И там… там я встретил Его. – Моше медленно воздел глаза к небу.

– Обо всем этом я мог только догадываться и представлять себе в лицах и числах, – Корах указал Моше на кресло. – Расскажи мне о Нем.

– Конечно, но несколько позже, – Моше слегка запнулся. – Ты мог бы собрать совет старейшин? Мне нужно поговорить с ними.

Вечером того же дня в доме Кораха собрались наиболее почитаемые представители двенадцати колен Израиля. Одни смотрели на пришельца с недоверием, другие с надеждой.

– Многие из вас помнят меня по временам моей юности, – начал Моше. – Я был воспитан во дворце фараона и руководил тогда стройками Раамзеса и Питома. Мне потребовалось время понять, а главное почувствовать, что я, министр северного царства, на самом деле являюсь частью угнетаемого народа. Несколько раз я пытался привлечь внимание фараона, чтобы смягчить жизнь несчастных, однако никто из совета меня не поддержал. Рамзес отнесся к моим словам с полным непониманием – почему ни с того ни с сего меня заботит судьба его рабов. С каждым упоминанием об иврим раздражение владыки нарастало. А тут еще эта история с убийством египетского надсмотрщика. Если бы я тогда вернулся во дворец, фараон бы, конечно, простил мне – кого интересует какой-то надсмотрщик. Но он взял бы с меня слово сосредоточиться на строительстве городов и больше не докучать ему нелепым заступничеством. Именно этого я и опасался. Окажись я в такой ситуации, руки мои оказались бы связаны, и вряд ли мне бы удалось вырваться из этих пут. Поэтому я бежал, как от погони, оставив свою прежнюю жизнь на заклание, словно праотец Ицхак. Ведь он согласился принести себя в жертву всесожжения, следуя указанию Бога для его отца, Лунного Странника.

вернуться

39

Во время шабатной или праздничной молитвы евреи показывают мизинцем правой руки на поднятый вверх свиток Торы, подтверждая, что это та самая Тора, которая была вручена сынам Израиля не горе Синай.

21
{"b":"782917","o":1}