— Сбавь скорость. — Снова прошу я.

Мик хмыкает, но жмет на тормоз.

Спидометр показывает всего шестьдесят миль.

— Это скоростное шоссе, вообще-то, — замечает Мик. Он на секунду отрывает от дороги и смотрит на меня. И опять это закатное солнце превращает его в золотого принца из сказки.

Не успеваю улыбнуться ему в ответ, как неожиданно слышится ужасный визг, сильный удар в грудь делает невыносимо больно, я отключаюсь.

========== Глава 2 ==========

Прихожу в себя в белой больничной палате. Но понимаю это не сразу, а где-то с третьего пробуждения. Все тело ужасно ломит, я не могу шевелиться и разговаривать, а только смотреть на скучный потолок и стены, цвет которых режет глаза.

Мне часто меняют капельницы, иногда пытаются разговаривать и даже приводят мою мать. Голос ее дрожит и готов сорваться на плач. От этого мне становится тошно и противно.

Но из затянувшейся дремы меня вырывает лишь одно слово — Мик.

Болят даже веки, когда я моргаю. Женщина, менявшая мне капельницу, ловит мой взгляд и быстро выходит из палаты, чтобы уже минут через десять зайти вместе с доктором.

— Вы пришли в себя. — Замечает он очевидное.

— Не… — выдавливаю я.

— Не стоит разговаривать пока. Губы еще не зажили.

Он осматривает все. Мою перебинтованную голову, неподвижную ногу, которая ужасно болит и каждый из многочисленных синяков. Рассматривает измученные иголками вены и поджимает губы. За спиной трется санитарка, которая и сдала меня недавно.

— Помнишь, что произошло? — спрашивает он. — Кивни, если да.

До сих пор вижу перед собой как наяву улыбку Мика и помню, как потом все резко отключилось. Помню визг, и понимаю, что так визжат тормоза. Помню удар. Авария?

— Мик? — спрашиваю я.

Что с ним?

— Успокоительное. — Отрезает доктор, отходя от меня.

— Нет, Мик?

Я готов вскочить и вытрясти из этого мужика информацию, готов ударить эту неприятную девицу, которая уже вводит в капельницу очередной раствор. Я готов выдернуть из рук эти иголки, лишь бы не дать им снова меня усыпить, но руки почти не двигаются. Я лишь могу дотянуться до сгиба локтя, но не отодрать пластырь.

Доктор настойчиво придавливает мои руки к кровати.

— Пока ты с ним не можешь увидеться, отдыхай.

— Позже?

— Да. — Кивает доктор.

Поворачиваю голову и смотрю на белую стену. Глаза закрываются.

***

Проходит несколько дней, на поправку я иду стремительно. У меня трещина кости в ноге, сотрясение и куча синяков и порезов по всему телу. Губы и нос разбиты и мне больно разговаривать и даже дышать. Только через пару дней я начинаю различать запахи и улавливаю слабый альфий шлейф в своей палате. Не понимаю, кто его оставил. Доктор, занимающийся мной, обычный человек. А кроме него ко мне заходит лишь медсестра и мама. Последняя много причитает и плачет. Про Мика ничего не говорит, отмалчивается, и я начинаю нервничать.

Потом неожиданно понимаю, кем так пахло в моей палате. Где-то через пару дней после того, как я смог сидеть на кровати и сам есть, ко мне вместе с мамой приходит отец Мика.

Он альфа, я видел его пару раз. Его запах не такой, как у тех парней с потока. Питер Чейз намного старше их, и его запах совсем не заводит меня. Его запах подавляет и подчиняет. Отец Мика хороший человек, но из-за всего этого встречаться я с ним хочу как можно реже.

Моя мать работает у него экономкой уже пять лет. Какое-то время я даже жил в его доме, в промежутке между переездами со школьного общежития в университетское. В то лето мы и стали встречаться с Миком. Мик уже тогда спал только с парнями, а я не смог устоять против природы и его настойчивости.

Мать и мистер Чейз знали про наши отношения с самого начала, но я не понимал, устраивает их это или нет. По крайней мере, я надеялся, что мистер Чейз — альфа — хоть немного понимает меня.

Его запах снова выбивает из меня весь дух, пригвождает к стене и не дает пошевелиться. Мать где-то на краю сознания непонимающе хлопает глазами, наблюдая за моей реакцией, хочет взять за руку, но я ее отдергиваю.

Питер Чейз весь в черном и пахнет от него горечью.

Это все объясняет.

— Мик умер? — впервые произношу это вслух.

Я догадывался. Проходят дни, а мне ничего не говорят. Доктор осматривает мои ушибы или вкалывает лекарства, мать лишь что-то лепечет и плачет. Но мистер Чейз не может врать. Его запах становиться еще горше, совсем неприятным, он неотрывно смотрит на меня черными глазами, поправляет манжеты черной рубашки, спрятавшейся под белым халатом и кивает.

Вот и все.

Я прикрываю глаза и натягиваю на себя одеяло. Отдергиваю от себя чужие руки и отползаю от них подальше. Запах мой, который я снова чувствую, стремительно меняется. Альфа, стоящий рядом, шумно втягивает воздух, и я чувствую его реакцию.

Сейчас мой запах сильнее, он резче и неприятней, он может отравить. Мне больней.

========== Глава 3 ==========

Через месяц меня выписывают. Я уже могу ходить, опираясь на трость. Доктор говорит, что может остаться малозаметная хромота. Психолог до сих пор советует не закрываться и поговорить с ним, обещает, что скоро гормональный сбой пройдет, и ко мне вернется мой запах. Странно, он не альфа и не омега, откуда он может знать?

Единственный, кто может меня чувствовать, это отец Мика, но ему тоже наплевать на мой запах. От него пахнет так же — горько. Он приходил пару раз, вместе с полицейскими. Стоял в стороне и слушал, как я рассказывал про тот день. Первый разговор закончился моей истерикой и очередной порцией успокоительного от доброго доктора. Второй их визит тоже не приносит ничего полезного. Что я могу рассказать? Про ту улыбку Мика, про мои глупые страхи или про боль по всему телу, которую я чувствовал до сих пор?

— Я ничего не успел понять. — Честно признаюсь я. — Мне расскажут, что произошло?

Полицейский бросает взгляд на мистера Чейза и на мою мать, стоящую в стороне. Почему она так часто приходит? Второй наш разговор проходит куда спокойней — меня освободили от капельниц, но обкололи каким-то лекарствами, от которых у меня все плывет перед глазами и притупляется запах.

— В вас врезался фургон. Водитель потерял управление и выехал со встречной полосы. Вы двигались с большой скоростью.

— Шестьдесят миль… — Шепчу я.

— Мик Чейз употреблял алкоголь? — полицейский смотрит в свои бумажки. — В крови обнаружено ноль-пять промиль алкоголя. Возможно, выпил пива?

— Он ничего не пил при мне. Только колу купил на заправке.

— Сколько вы времени провели вместе до аварии?

— Два часа.

Больше меня не беспокоят. Забирает меня из больницы мистер Чейз на собственном автомобиле. Мама с ним. Помогает мне спуститься по лестнице, придерживает за руку. Альфа сам садиться за руль, а мне достается только смотреть с заднего сиденья на его седую голову.

— Куда мы едем? — спрашиваю, как только мы медленно выруливаем со стоянки следом за машиной скорой помощи.

— Поживешь у нас. Тебе приготовили комнату на первом этаже, будет удобно. — Отвечает альфа.

— В общежитии тебе пока будет тяжело. — Добавляет мать.

Я уже давно замечаю, что она чувствует себя в этом доме хозяйкой. Обычно она не такая. Сколько я помню себя, она всегда была жалкой, дрожала и блеяла как овца. Терпела моего придурка-отца, все пыталась извиниться перед ним за то, что родила меня таким. Его так бесил мой пол, что я был благодарен Богу, судьбе и року, что он покинул этот мир быстрее, чем у меня насупила первая течка.

Мик рассказывал, что его отец не водится с омегами. Он, Мик, и его младшая сестра рождены от двух бывших жен мистера Чейза. Альфы, в отличие, от омег, могут зачать ребенка с женщиной, и обычно так и поступают. В какой-то мере, в современном мире быть альфой даже выгодно.

Не знаю, имеет ли он какие-то виды на мою мать или нет, да мне и плевать, в общем-то.

Пока я существую в этом большом загородном доме, они все продолжают присматривать за мной. Ждут каких-то истерик и неадекватного поведения. Я их разочаровываю. Мне, конечно, больно, и по утрам я не хочу открывать глаза, потому что не знаю, как мне дальше жить. У меня чертовски болит нога, ужасный аппетит, меня постоянно воротит, и вся эта забота со стороны матери, участливый взгляд мистера Чейза, все эти тихие разговоры за моей спиной меня жутко бесят.